Хронология жизни в профессии - Заболоцкий Анатолий Дмитриевич 2 стр.


Ну, словом, спасибо вам большое за внимание и за хорошие слова. Это какая-то штука нечаянная в жизни, после этого жить можно!

Спасибо, товарищи!

(Продолжительные аплодисменты.)

Г. И. Бритиков. Ну что ж, остается поблагодарить автора и всех присутствующих и на этом закончить обсуждение. (РГАЛИ.Ф.2468. Оп.8.Д.289)


Прочитав впервые через полвека эту стенограмму, меня душили слезы. Ведь Шукшин искал эту стенограмму и не нашел. Особенно потрясла речь Герасимова. Но вспоминая события тех лет, должен рассказать правду и сделать принципиальные уточнения. Никого, кроме Шукшина и монтажера, на это заседание не пригласили. Шукшина на это заседание привезли из больницы. Но было это не в мае 1972 года, а в ноябре 1971-го. Через день после худсовета, я был у Шукшина в больничной палате. Макарыч меня обнял, возбужденно повторяя: «Толян, с картиной все в порядке! Герасимов и все поддержали! Даже Погожева тебя хвалила. Считай, картину сдали!». Был весел и говорил без умолку, радовался как дитя. Я попросил его позвонить сейчас же монтажеру, чтобы она дала мне возможность собрать весь материал, не вошедший в фильм: о Федоре Ершове-Телелецком и о платогоне. Что я и сделал в первый рабочий день после этого, оставив материал в шкафу студии им. Горького. В подтверждение моих слов привожу Приказ о продлении съемочного периода «Печек-лавочек» с 10 ноября по 13 декабря 1971 г. на 19 рабочих дней. Именно в эти сроки Макарыч лежал в больнице.

ПРИКАЗ

По Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького

28 января 1972

Содержание: О продлении съемочного периода по фильму «Печки-лавочки».

В связи с внутрикартинным простоем по фильму «Печки-лавочки» с 10 ноября 1971 г. по 13 декабря 1971 г. в течение 19 рабочих дней

ПРИКАЗЫВАЮ:

 Установить срок окончания съемочного периода 23 февраля 1972 г.

Срок сдачи на одной пленке 16 мая 1972 г.

Срок сдачи исходных материалов 4 июля 1972 г.

 Режиссеру-постановщику тов. В. М. Шукшину и директору фильма тов. Звонкову Я. Г. обеспечить окончание съемочного периода 23 февраля 1972 г. с тем, чтобы не позднее указанного срока мне был представлен акт об окончании съемок и заключение художественного совета по отснятому материалу.

Директор киностудии Г. Бритиков (РГАЛИ. Ф.2944. Оп.4.Д.2250.Л.28)

Еще одним подтверждением несуразности датируемости документов может служить письмо В. М. Шукшина заместителю председателя Госкино СССР В. Е. Баскакову:


Владимир Евтиханович,

Я все спокойно обдумал и вот к чему пришел:

1. Федю-балалаечника уберу будут нейтральные титры.

2. Пьяного платогона на вокзале уберу.

3. Выпивающегося парня (которого трясет Иван за столом)  уберу.

4. Очень прошу оставить пролог (пляшущего человека на дороге). Я уберу у него стакан с головы и впечатление, что он пьян, пропадет. Но останется комический запев фильма, зритель сразу настроится на улыбку, и все дальнейшее будет восприниматься и легче, и понятнее для себя. То есть это заявка жанра, причем суть сцены народная, узнаваемая, легкая, никакого дополнительного подтекста не несет, а есть просто скоморошья выходка. Она очень нужна фильму!

Я, сами видите, не держусь за то, чем можно поступиться без ущерба для фильма, но это убирать нельзя. Я буду просить и настаивать на этом.

3 мая 1972 г.В. Шукшин (РГАЛИ.Ф.2944. Оп.4.Д.2250.Л.32)

Как видим, разница между худсоветом от 5 мая 1972 года и письмом Шукшина о поправках от 3 мая того же года составляет всего 2 дня. Как такое было возможно физически?

Во всех приведенных документах даты изменены намеренно! Сделано это для того, чтобы создать впечатление о легкой судьбе фильма и участливом к нему отношении со стороны руководства. А на самом деле, «Печки-лавочки» после этого худсовета сдавались полгода с невероятными купюрами, перемонтажем и переозвучанием. И была получена третья категория оценки. Ох, не все редакторские обсуждения попали в Российский Государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), их было множество, все они разносили картину по кускам неоднократно: Балихин, Соколовская, Гербер, Лиознова до сих пор в памяти.

События на самом деле развивались так. В ноябре 1971 года, выйдя из больницы, Шукшин побежал искать стенограмму так обрадовавшего худсовета на студию им. Горького. Ему сказали, что стенограмма в Госкино. Макарыч ринулся туда и там не нашел. Тогда он обратился к Герасимову. Сергей Аполлинариевич ему ответил: «Все что я думал, я уже сказал. Ты теперь большой, сам действуй». В общем, стенограммы нигде не нашлось, а редсоветы начали собираться почти еженедельно. На студию приехал Зампредседателя Госкино СССР В. Е. Баскаков. Он лично посмотрел ту же первую сборку, обсуждаемую на духоподъемном худсовете, и дал такое количество замечаний, что мы с Шукшиным впали в уныние.

На студии им. Горького в эти месяцы со мной перестали здороваться и Маргарита Пилихина, и учитель мой Михаил Николаевич Кириллов и другие В монтажной или в Союзе кинематографистов мне постоянно советовали: «Отстань ты от Шукшина, полно режиссеров ярче него он артист и диалогов мастер. Никогда ему «Балладу о солдате» не снять». Почему так активно по-разному, на разных уровнях, меня подводили разбежаться с Шукшиным? И ведь такую мудрую оценку фильма «Печки-лавочки» Герасимова на худсовете я прочитал только сейчас в научном сборнике, выпущенном в 2020 году!

Выход в свет научного сборника «Василий Шукшин. Документы, свидетельства, статьи» во многом побудили меня написать воспоминания. Я ни раз буду возвращаться к публикуемым в сборнике документам и фактам, которые заведомо исказили истинный смысл творчества В. М. Шукшина.

Дневники я начал вести под влиянием Анатолия Дмитриевича Головни. Почти на каждой лекции во ВГИКе он повторял: «Не говорите мне, какой он оператор. Покажите мне его профессиональные записи, впечатления от увиденного, которые можно снять как образ». Не смотря на загруженность текущих съемок, я старался занести в дневник яркие эпизоды дня. Они то и составили основу моей профессиональной судьбы. Случившиеся неизбежные повторы с разных сторон освещают суть событий.

А. Д. Заболоцкий

Вокруг ВГИКа

На втором курсе ВГИКа с несколькими сокурсниками мы пришли к своему мастеру Леониду Васильевичу Косматову на «Мосфильм». Он снимал «Незабываемый 1919 год» в постановке Михаила Чиаурели. Большая декорация, десятки ДИГов и полсотни десятикиловатных ламповых прожекторов производили завораживающее впечатление. Заметив стайку посторонних, Чиаурели спросил:

 Что за люди?

 К профессору Косматову студенты.

 Эй, профессор, к осени я академиком стану, хочешь?

Косматов усмехнулся, промолчав.

Смотрели съемку, послушали Леонида Васильевича, выходили из проходной «Мосфильма» на Воробьевы горы. Была темень, по небу летел спутник. Глядя на него, я поклялся быть оператором высшего класса как Анатолий Головня или Андрей Москвин. Никогда не иметь семьи, чтобы она не мешала вести кочевую свободную жизнь в поисках своего стиля в профессии.

Эти мысли родились на третьем курсе ВГИКа, а за пятнадцать лет до этого, в 1942 году, в разгар великой войны в глухой деревне на берегу Енисея, я пошел в первый класс. Много утекло в Енисее за это время, если скорость его течение 10 километров в час. Помню первую учительницу Пану Александровну Панарину она всегда была одета в шубу из овчины, крашенную сажей. Когда она иногда касалась лица, то оставляла на нем следы, которым позавидывали художники авангарда. Нас, стайку ребят начальной школы, это очень веселило. Всегда хотелось есть, ныло замерзшее тело, поэтому всегда сидели в классе в зимней одежде. Помню лицо Володи Дубинина, который всегда читал так: «Я люблю свою вошадку, пвичешу ей шевску гладку. Гвебешком пвиглажу хвостик и вевхом поеду в гости». Он утонул в первую после учебы весну на перекате через реку Сыда, пробираясь к родственникам в соседнее село недалеко от Краснотуранска. Еще помню желтое лицо одноклассника, убитого во время грозы молнией, лежавшего посреди улицы, окопанного землей в надежде, что он оживет. Поражала неподвижность ранее живого человека.

Перебравшись в Абакан, я был поражен самым большим зданием города нашей 4-этажной школой. Из окна своего класса на последнем этаже я рассматривал улицу, проходящих людей, ждал первой травы. Как только сходил снег, я забрасывал учебу и бежал играть в футбол. Спорт закончился в 6 классе, когда меня искалечили. В ходе тренировки с мастерами из Норильска мне выбили бедро.

Помогая соседу в подполе его дома проявлять пленку и печатать фотографию, я вдруг заинтересовался. Вскоре пошел в фотокружок абаканского Дома пионеров. Руководитель кружка Валентин Дмитриевич Куликов, живший на поселении, был очень образованным и внимательным человеком. Учитель от Бога, он увлек меня фотографией. Именно Валентин Дмитриевич выхлопотал мне, по окончании 8 класса, поездку в Москву на Всесоюзный слет юных техников.

Поездка в столицу меня ошеломила. Я не думал, что есть такие высокие дома, выше нашей абаканской школы. Тогда я впервые попробовал томатный сок, три четыре стакана выпьешь и можно весь день не есть. Правда, когда стояли в очереди в мавзолей, я чуть не лопнул. Благо какая-то учительница, заметив мою маяту, выхлопотала у милиционера «спасение», отправив в туалет ГУМа. Запомнил: от храма на Маломосковской улице до студии им. Горького был пустырь и мусорная свалка. Одиноко возвышалась скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница». Вблизи она поражала своей громадностью. ВДНХ же!

На операторский факультет ВГИКа, куда я приехал поступать, конкурс был 24 человека на одно место. Я не прошел, но встретил своего земляка Василия Кирбижекова. Он за три года до этого поступил по направлению от Хакасии. Рьяно стал меня втягивать в обойму студенчества.

После моего провала во ВГИК, Вася потащил меня к депутату Верховного Совета от Хакасии Ивану Александровичу Пырьеву. Вася уже бывал на квартире у него, так как проходил практику на его фильме. Мы отправились к высотке на Котельнической набережной, по дороге попали под ливень. Консьержка нас пропустила, и мы позвонили в дверь. Пырьев встретил нас в халате и провел в комнаты. «В ливень угодили?»  игриво спросил он. Вася, не обращая внимания на вопрос, обратился сразу по делу. Не может ли Иван Александрович помочь мне с поступлением во ВГИК. Пырьев неожиданно стал говорить о том, насколько непредсказуем труд в кино. Взмахнув рукой, он показал на свой рабочий стол: «Я, вот, несколько лет по заданию Сталина готовил новый фильм об Иване Грозном. А теперь это никому не нужно ничего. А годы ушли Может, тебе не стоит идти в кино?» Потом все-таки посоветывал получше подготовиться на следующий год.

Вернувшись в Абакан, я начал готовиться для поступления на второй год. Директор Дома пионеров Анна Михайловна Жданова взяла меня инструктором фотокружка. Параллельно я наверстывал упущенное в школе. Написал 42 сочинения, повторив их на шпаргалках-гармошках. Следующий год был для меня успешным, иначе грозила армия.

На нашем курсе были ребята с трех-четырехлетним стажем поступления. А Володя Фостенко, поступил только на пятый год. Я видел его работы, они были безупречны.

Мастером нашего курса был Леонид Косматов. Встретившись с нами, он объяснил, что занят, так как снимает с режиссером Рошалем три серии фильма «Хождение по мукам», а вслед начинает с ним же «Вольницу». Он сообщил, что курировать нас будет сам декан факультета Анатолий Дмитриевич Головня и старший предподаватель Константин Степанович Венц.

На нашем курсе набора 1954 года учились немцы: Франк Томс, бывший комсорг завода «Цейс» и Хорст Харт, который женился на улыбчивой студентке актерского факультета Нарышкиной и увез ее в Германию. Франк в нашей комнате  209 жил три года. Банок Тибор венгр, женился на махонькой девице из соседнего с общежитием барака. Учились поляки: Ежи Гостик. С ним была связана памятная история. Именно он заявил в милицию на ударившего его Шукшина за фразу «Ваш Суворов палач!». Судимость над Шукшиным висела несколько месяцев. Выговор в личное дело ему занесли. Другой поляк: Бруно Баранецкий добродушный семьянин, радетельный хозяин, попросил меня купить ему разных жостовских подносов. Я купил два забирая их, он спросил стоимость, а услышав, удивился:

 Почему ты на все деньги их не купил?

 Я даже не подумал, а потом мне стыдно брать много.

 Эх, Толье, не комерсуальный ты человек,  вынес он мне приговор.

У нас учились два албанца: Анагности Виктор и Дика Драч. В 90-х будучи в Госкино, встретился мне вгиковский выпускник из Еревана Алик Явурян. Он только вернулся из загранкомандировки. «Снимали,  говорит,  секретаря Объединенных Наций Дага Хаммаршельда. Было много операторов, но как только я включил свой тарахтящий «Конвас», секретарь Объединенных Наций пригнулся, думая, что стрельба началась покушение. После этой истории посол России похлопотал, и я получил для Армении новенькую камеру «Арифлекс». На этой съемке встретил Дика Драча, а он мне шепотом: «С Вами общаться категорически нельзя». Вечером в гостинице его встретил, он оглядывается. «Я личный оператор президента Энвера Ходжи, а Виктор Анагности репрессирован».

Вот еще немного о судьбе нашего курса. Еще нашими сокурстниками были: Ким Зон Фун из Северной Кореи и китаец Ян Ван Сик. Перс Сироп Мелик Саядьян жил на нашем этаже в общежитии и часто готовил на кухне. Кореец был героем войны, несколько раз контуженный. Он в МГУ три года изучал русский, чтобы поступить во ВГИК, получал большую стипендию за свои подвиги. Однажды в субботний вечер он притащил приемник «Фестиваль». Тяжелый и дорогой, его качественный звук оценили любители рок-н-рола Лили Горанова и Юрий Ткаченко шустрый выпускник мастерской Гальперина.

Турды Надыров, узбек, ютился с китайцем в комнате  214. Стал личным оператором Первого секретаря ЦК Узбекистана Рашидова. Жил припеваючи. Я встретил его в Ташкенте, когда помогал Валере Федосову снимать крупные планы для фильма «Двадцать дней без войны», где он гениально запечатлел Алексея Петренко. Тогда Турды вспомнил и о своем соседе китайце. Ян Ван Сиг остался в Казахстане, не вернулся в Китай, где шла Культурная революция. Многих его земляков, отозванных из СССР, отправили в шахты, где они и сгинули.

А еще на курсе была группа прибалтов. Латыши: Ян Целмс, огромного роста, из состоятельных. Всегда при галстуке, одеколоном, которым он пользовался, несло за версту. Он разыгрывал пантомимы с ужимками, припевками, сопровождавшимися жестикуляцией пальцев. Лицо широкое номерклатурного толка.

Разные лекторы преподавали нам азы киноязыка. Курс режиссуры нам излагал преподаватель Широков, а практический монтаж пленки Филонов, эдакий Кулибин в своем ремесле. Однажды Широков, усмиряя спорщиков, его одолевающих, начал:

 Пушкин это всегда режиссура. Слушайте: «Стоит Истомина»  общий план. «Она»  крупный план

В это время Ян на все аудиторию вставляет:

 «Забил снаряд я в пушку туго»  параллельный монтаж!

Аудитория взрывается единым раскатом рукоплесканий, а преподаватель покидает аудиторию. После этой истории, мы занимались только с Филоновым монтажом эпизодов из прокатных фильмов (факультативно, то есть, кто пожелает).

Штучной личностью на курсе был Улдис Браун, бывший ветеринар. Он поступил по направлению от Латвии. Трудолюбиво относился к пополнению знаний и съемок; у него был мотоцикл с коляской. Все лето он на нем путешествовал, много снимал на фото, в итоге он стал заметным документалистом советского пространства. Поскольку он был беден, как и я, мы нашли халтуру. Снимали детский сад мукомольного комбината в Сокольниках. Многие студенты ВГИКа промышляли тогда съемкой в школах и детсадах, заработок назывался «червончик с головы». Обучаясь во ВГИКе, я ждал окончания, надеясь, что из будущей зарплаты уж треть-то я буду тратить на сладкое. С Улдисом сняли мы лица в садике, расплатились с нами там исправно. На следующий год Улдис уехал на каникулы в Ригу, а меня директриса, которой мы отдавали фотокарточки, пригласила домой. Я позвонил и пришел по адресу: Олений Вал, дом 14, второй этаж. Хозяйка дома познакомила меня с мужем. Он оказался работником банка, высокий гражданин, не толстый, в отличие от меня белобрысого, седой. Они накормили меня рыбой, черной икрой, все расспрашивали о моих корнях и предложили мне в конце весны, когда я закончу семестр, помочь им вывести для сохранности вещи в ломбард. Я с радостью согласился. Несколько раз бывал у них на воскресных обедах. Однажды они завели со мной разговор о том, что хотели бы меня усыновить. Я опешил, испугался, с дрожью удалился и после того разговора никогда у них не появлялся. Боже, как же я могу отказаться от мамы Что задумали эти старцы, недурно скопившие вещей такую прорву?

Назад Дальше