Три года! Антон скривился. Боже мой! Три года! Я не могу там находиться ни одного дня, а вы говорите три года!
Аркадий ухмыльнулся:
Мне кажется, Антоша, ты преувеличиваешь! Ты сейчас ругаешь своих родителей, а если что-то произойдет, ты будешь скучать и скажешь, что был неправ. Мне кажется, что в тебе говорит злость, но это пройдет
Антон сверкнул глазами:
Нет! Аркадий Степанович! Дорогой Аркадий Степанович! Я не преувеличиваю! И я не злюсь. Я с удовольствием ушел бы из этого дома прямо сейчас! И я ушел бы, если было бы куда идти. Я ушел бы, если бы они меня отпустили, а мать не отпустит никогда она постоянно рыдает, постоянно смотрит на меня своими собачьими глазами, она хочет чего-то, а чего непонятно потому что уже давно все потеряно потому что они не слышат меня и не понимают. И никогда не поймут. Потому что мы совершенно разные люди. И я даже спрашивал может, они меня усыновили? Взяли из детского дома больного ребенка, чтобы было кого воспитывать
Аркадий, задумавшись, медленно потягивал виски.
Вчера, не унимался Антон, Вчера опять приезжали росармейцы, потому что я не выдержал. Пришел контейнер, начал что-то говорить, какие-то глупости, какую-то ересь! Он несет какую-то ересь. И я не выдержал и начать кричать, и приехали росармейцы. Это позор, к которому я привык, потому что они постоянно приезжают, но это позор! речь мальчика стала сбивчивой. Они приежают но это все для протокола, они записывают что-то но я не могу не кричать. Они меня бесят! Всё в этом доме меня бесит!