Тишина «А»
Дедуктивное размышление о наших современниках в жанре романа-эссе
Амвросий Светлогорский
Дизайнер обложки Полина Живаго
© Амвросий Светлогорский, 2023
© Полина Живаго, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0059-5613-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ТИШИНА «А»
И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии Он плюнул на землю, сделал брение из плюновения и помазал брением глаза слепому, и сказал ему: пойди, умойся в купальне пошел и умылся, и пришел зрячим
И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы.
(Евангелие от Иоанна, гл. 9, ст. 17, 39)
Пролог
Ариадна и Савва
Ровно в четыре часа пятнадцать минут тихим майским утром в ста восьмидесяти километрах от Москвы на краю глухой заброшенной деревеньки слегка подремывая в своей машине от долгого ожидания, но так и не сломленный сном окончательно, Савва вдруг встрепенулся, разглядев проявившийся вдалеке в предрассветной дымке, но пока еще еле различимый среди других расплывчатых теней, силуэт своей жены. Наконец-таки! Дождался! Это она Ариадна, его Ниточка! Выйдя из двери маленького, внешне невзрачного и неприметного домика, Ариадна прошла сквозь вереницу ожидавших приема старицы людей и направилась к машине мужа. Ему казалось, что она не шла, а летела, точнее, порхала, как бабочка, что устремляется в безжалостную непроглядную ночь на призывно мерцающий вдалеке спасительный свет любви.
Савва и Ариадна жили в мире света, где творчество лежало в основе всего, а краеугольным камнем творчества наитием, истоком и движущей силой была любовь.
Савва, родившийся и выросший в театре, с пеленок плененный магией сцены, в прямом и переносном смысле взрослевший на ее подмостках и за ее кулисами, ни разу за пятьдесят лет не взалкавший покойной жизни вне творчества; Савва, добившийся признания не только в актерской среде, но и у многочисленных театральных критиков, достигший вершин мастерства, переигравший и поставивший всего Шекспира; Савва, разбиравшийся в психологии жеста тоньше Фрейда и Юнга, мог заметить фальшь по взмаху руки, по наклону головы, по вздоху, по взгляду. Но сейчас, смотря на Ариадну, Савва не замечал в ее свободных движениях не то что фальши даже тени наигрыша.
«Значит, приехали они сюда не зря, совсем не зря: жена несказанно преобразилась!» Причем это преображение не столь его шокировало, сколь пугало; но испуг был радостным, обнадеживающим. Савва возмущенно хмыкнул и поморщился, вспомнив постоянную чехарду с приглашенными «героями» в ее ток шоу, вспомнив многочасовые записи, перезаписи и досъемки якобы прямых эфиров. Медиа машина не щадила Ариадну, выматывала, стирала ее индивидуальность. И вот сейчас прямо здесь в глухой деревушке так взять и взлететь над рутинной и праздной суетой, взлететь и порхать безвинно, радостно и почти беспечно, на грани наивности, но только не наивно, это что-то да значило! С кем же она там повстречалась! Кто вернул ей ее саму! И была-то там всего минут десять, а то и семь, плюс несколько часов ожидания приема, но вышла обновленной или, точнее сказать, выпорхнула помолодевшей. Хотя, она и так была молода! Нет, нет, нет! Дело было не в возрасте Ясно одно: преображение Ариадны было налицо, и оно было истинным, не ложным!
Шесть лет спустя, пробираясь роковой ночью в больничную палату к жене, Савва держал в памяти щемящий образ порхающей, как бабочка, Ариадны. И именно этот легкий ностальгический образ давал ему силы и укреплял его веру в то, что он сможет разрушить непреодолимую фатальную преграду, внезапно возникшую между ними. Но это будет потом, спустя шесть лет после теперешнего неземного рассвета в природе и в их трепетных душах. А сейчас
Сейчас Савва наслаждался призрачным полетом преобразившейся Ариадны. В голове закружились яркие образы классических героинь, которые ложились бы на нее вот такую, какой она была сейчас необычная, завораживающая. Двенадцать лет назад совсем юная она вот так же порхала, играя Джульетту, но у нее не было мастерства и опыта не только сценического, но, что бывает важнее для сложной роли с глубоким ярким характером, жизненного. Она переиграла достаточно ролей и всегда была интересна, но открытие было только однажды роль Катерины из «Хозяйки» Достоевского. Савва ставил спектакль и помогал Ариадне в работе над ролью: они вместе искали походку, жест, взгляд, которые должны быть присущи только Катерине. Нашли! Нашли даже придыхание при разговоре с Муриным, в зависимости у которого она была, как ошибочно кажется при первом прочтении повести, и как и должно было казаться зрителю до кульминации спектакля; а как контраст этому нашли для образа Катерины приглушенный холодный голос и горящий испепеляющий взгляд при общении со студентом Ордыновым, влюбленным в нее. Все находки были неординарны, но не были стержневыми, то есть такими чтобы роль держалась на них. И вот как-то в метро они увидели молодую женщину со слепым мужчиной. Мужчина был независим, строг и красив. Он выглядел в два раза старше своей неразлучной спутницы-поводыря. Да, да поводыря! Потому что она была его очами, его поводырем, и была именно неразлучной с ним, хотя и у нее и у него, все: и осанка, и взгляд, и походка все выказывало независимость друг от друга. И, тем не менее, они были как одно целое, и невозможно было представить их порознь. Вот эта встреча и стала толчком для раскрытия образа Катерины. Да и для Саввы встреча стала поворотной для образа Мурина. Ему, игравшему Мурина, пришлось выкладываться по полной, когда на следующей репетиции, после встречи в метро, Ариадна вдруг слилась с ролью. Это слияние было настолько сильным неожиданным и точным, обнажившим новые грани и высоты ее актерского таланта, что стало открытием не только для нее, но и для многочисленных коллег и приглашенных на прогон спектакля зрителей, хорошо знавших ее. Она тогда первый раз завладела залом и первый раз поднялась над ремеслом она творила. Это было поистине шедеврально! А ключом к раскрытию образа Катерины послужила та встреча в метро. Ариадна ухватила тональность роли: женщина не оставит мужчину, ослепшего от любви к ней А ведь именно репетиции над «Хозяйкой» сблизили их, и они обвенчались. У них тоже была большая разница в возрасте, как у Мурина и Катерины Сейчас ей, вот такой, какою он ее видит, по силам перевоплотиться и в Мальву, и в Грушеньку Светлову, и в Сольвейг! Не просто сыграть, а потрясти зал! Сольвейг, слепая Сольвейг, видящая то, что не видят зрячие!
Находясь в мистически-сказочном невесомом состоянии, Ариадна бесшумно и легко запорхнула в машину, и Савва, очарованный ее врожденной грацией, первый раз в жизни не решился задать прямой вопрос. Нет, конечно, он не боялся вопросов, тем более, что он уж точно знал на них ответы, но какое-то ранее неведомое ему чувство обволокло и заполонило всего его без остатка. Приятно зажгло и защекотало внутри, как будто он стоял на пороге открытия вселенского масштаба. Вдобавок, ему показалось, что он тоже порхает изящно, как Ариадна, не ощущая своего веса, словно в кульминационный момент спектакля при переполненном зале он сделал паузу и царственно держал ее долго, так долго, что зрители потеряли чувство времени, а он магически парил над залом, обнажив свою душу и призывая смотрящих обнажить свои. Так часто бывало на его спектаклях, когда зрители, сопереживая его героям, не подавляли эмоции внутри себя, а выплескивали, давая им выход слезами и всхлипами, а порой, и безудержным смехом. Но, все-таки, больше всего Савва ценил кричащую тишину застывшего зала, когда он держал паузу. Такая пауза и повисла сейчас в предрассветной тишине и звенела трепетно в сердце, подгоняя мысли и оживляя чувства. Он ждал рассказа, но Ариадна молчала, так как считала, что уж ее Савва и без лишних слов все должен понять и, что тоже подразумевалось само собой, должен взвешенно оценить ее решение. А он действительно все понял и, более того, принял ее решение сразу и бесповоротно всем сердцем своим и душой, перечеркнув свое желание: немедленно узнать подробности.
Светало. Они поехали домой. Багровый диск солнца, вставая над ними, знаменовал новый этап их жизни. Ариадна вся светилась изнутри тихим светом любви и улыбалась, вспоминая, как матушка посмотрела на нее при встрече, навылет пронзив взглядом сердце ее, как наказывала еженедельно причащаться, молиться за мужа, и как огонек веры затеплился в ней и разгорелся, и заполонил ее всю за несколько минут общения со старицей. И ведь нашла же слова не обидные, но такие пронзительные, простые, ясные, что Ариадна только кивала головой, даже не удивляясь, откуда этой согбенной старице про нее, Ариадну, было все известно. И даже про тайную мечту ее, сокровенную, что и мужу-то она никогда не говорила знала старица.
Ариадна посмотрела на мужа, терпеливо ждавшего ее рассказа, и подумала, что рассказывать-то в принципе и нечего, ведь это же банально и несуразно словами описывать музыку, все равно, что гармонию чувств подвергнуть математическому анализу. Это удел глупцов и заблудших! Ну да, разве не глупо связывать чувство гармонии Моцарта с особенностями строения его ушей: экзотической формой ушных раковин и отсутствием мочек! А ведь многие исследователи всерьез рассуждают про это! Глупо! Да, да! Глупо! Глупо. Полет мысли, полет образа, творческий полет! Мы все можем летать! У нас у всех есть крылья! Эти крылья невидимые это крылья нашей веры! Буря, разыгравшаяся в душе Ариадны при виде старицы и мгновенно стихшая от одного ее пронзительного взгляда, смела многие вопросы и обнажила суть вещей. Большое и значимое стало вдруг маленьким и ничтожным, а забытое и заваленное грузом времени возродилось и засияло. Ее крылья веры окрепли, и она, как в юности, устремилась ввысь. А Савва, вдруг, взглянув на нее мельком и перехватив полуотрешенный задумчивый взгляд, успокоил ее, что никаких объяснений не надо, что и так все понимает.
Что взлетела? Эй, Ниточка! Ну, и как там наверху? Ошарашивает? Наш маленький мир, оказывается, вовсе и не такой маленький, а огромный, необъятный и почти непостижимый.
Почему почти?
Потому что, если любишь, то все постигнешь и все сможешь.
Она так и сказала, что любовь и вера поднимают над суетой.
Ариадна потянулась к Савве, взяла его руку и поцеловала тыльную сторону ладошки И Савва ничего не сказал, хотя секундой ранее был уже готов произнести свою коронную фразу: суета внутри нас! Они переглянулись и улыбнулись, догадавшись, что прочли мысли друг друга.
Савва, ты говорил, что к тебе несколько раз обращался какой-то продюсер, чтобы получить твое согласие на съемки фильма про матушку Феодосию, ты говорил, что он интеллигентно спрашивал разрешение. Думаю, надо разрешить!
Ладно, Ниточка, разрешим, но сначала посмотрим сценарий Поспи, а то я-то вздремнул малек, пока ты стояла в очереди, дожидаясь аудиенции.
Это была не простая аудиенция. Это была встреча с истиной.
Савва опять улыбнулся, но не на эти слова жены, а улыбнулся щекотящему звуку ее голоса; улыбнулся, и у него почему-то отлегло от сердца. «Хы! Значит на сердце что-то было!» подумал он. Савва свернул с трассы в лесок, притормозил около могучего дуба, выключил двигатель и прислушался. Птицы, приветствуя солнце, как рождение нового дня и новой эпохи, щебетали на все лады, и он вдруг почувствовал себя одним из них из их небесной стаи.
Савва, тихо прощебетала Ариадна, я взлетаю!
Они взлетели выше птиц и даже не заметили, как под ними на фоне багрового диска восходящего солнца пролетел аэробус.
1. Затяжной восход
Будто собирая силы для прыжка ввысь, но никак не решаясь на этот прыжок, багряный диск солнца завис на линии горизонта. Со всех сторон на солнце надвигались мрачные тучи, и было неясно, то ли совсем скоро тучи полностью закроют еще не успевшее подняться над горизонтом светило, и время обратится вспять, а мир окутает ночная тьма тьма египетская, где царствуют лишь мрачные тени, то ли солнечные лучи, как скальпелем, вскроют тучи эти летающие мехи с водой, и вода оросит задыхающуюся от зноя землю. Чего жаждет мир: кары или прощения?
Степенные и давно повзрослевшие, часто ли мы наблюдаем за восходом или закатом солнца? В суете бегущих дней тают года из отпущенного нам земного срока, и счастлив тот, кто, как в детстве, может насладиться красотой заката, или терпеливо ждать первый утренний луч солнца. Счастлив тот, в чьей душе не нашлось места суетливой обыденности, чья душа подвластна лишь творческому наитию, и каждый вздох, каждый миг проживается с предчувствием открытия шедевра. Говорят, что при полете с востока на запад, если самолет взлетает вместе с восходящим солнцем, то, глядя в иллюминатор вдаль на линию горизонта, можно наблюдать на протяжении всего полета до десяти часов или даже более готовящееся к прыжку ввысь светило.
2. Агния и ангел
На высоте одиннадцати тысяч метров над землей, в полупустом салоне авиалайнера молодая беременная женщина наблюдала через иллюминатор за безуспешными попытками солнца подняться. Она смотрела то на часы, то на солнце, то на спящих пассажиров-попутчиков, и в какой-то момент ей показалось, что все замерло, даже время. Откуда-то появившийся мужчина, одетый совсем не по сезону и не по моде, с тростью и в канотье, оказался около ее ряда и незаметно подсел к ней на свободное место. Она почти сразу почувствовала его легкий скользящий взгляд, повернулась к нему, оторвавшись от иллюминатора, и замерла от неожиданности, не смея даже вздохнуть. Конечно, ее поразил внешний вид незнакомца: бледное лицо, роскошные золотистые волосы, волнами стекающие по белому летнему плащу, прошитому золотой ниткой, и тонкие чувствительные пальцы, держащие трость, как волшебную палочку. Но не это было главное, а то, что она уловила запахи из детства: сладкий аромат домашней выпечки с привкусом ванили и жженого сахара. Незнакомец мягко смотрел на нее и ждал, пока она, наконец, решится вдохнуть полной грудью, решится переступить временную черту, уводящую от мнимой реальности прошлого все дальше и дальше, и она вдохнула и растворилась в елейных воспоминаниях детства. Ее решительный вдох незнакомец принял как должное и спокойным тихим голосом, точно они и впрямь были знакомы с детских лет, обратился к ней, но обратился несколько необычно и чудновато, так разговаривает с пациентом психотерапевт во время гипнотического сеанса, подготавливая больного к неизбежной операции.
Смотрите в иллюминатор, смотрите. Видите: солнце никак не может оторваться от линии горизонта! Попало в своеобразный пояс Кларка относительно нас! Так и люди мотаются по своей геостационарной орбите всю свою жизнь и не знают, что там в вышине.
Не волнуйтесь! Мы приземлимся, и солнышко встанет над нами.
Я-то не волнуюсь, а вот вы, вы не волнуетесь за него? незнакомец показал взглядом на ее большой живот. Уже почти девять месяцев?
Да. Прилетим и сразу в роддом.
Мне жаль вас огорчать, но до роддома вы не доедете.
Как так? Почему?
Пробки. Готовьтесь к экстремальным родам.
Это как?
Это значит, или здесь в самолете, или
Ну нет! Только не в самолете! Самолет уже скоро приземлится.
Всему свое время
Незнакомец на секунду задумался, улыбнулся и, словно подводя черту под решением сложного вопроса, одобрительно сказал:
Хорошо! Не хотите рожать в самолете воля ваша, а вот неудобство резкого приземления отменять уже поздно. Через пять-десять секунд самолет попадет в воздушную яму, вы немного полетаете в невесомости по этому салону, не бойтесь, полетаете совсем немного секунд сорок, а потом самолет приземлится. А роды будут в воду! Теперь на секунду закройте глаза, будто спите