Генерал Мессе среди военных и мирного населения на Корфу весной 1941 года
В греческую кампанию 1940 года Джованни Мессе чуть ли не единственный итальянский генерал, показавший себя достойно в сложной боевой обстановке. Он сначала командовал кавалерийским корпусом и достиг определённого успеха против греческих сил, возглавляемыми Александросом Папагосом. А когда в войну включился вермахт, Мессе возглавил бронетанковый корпус. По завершении кампании он получил звание корпусного генерала и новые награды.
Генерал Мессе среди военных и мирного населения на Корфу весной 1941 года
В Греции Мессе быстро нашел общий язык с немцами. Как человек дисциплинированный, он умело организовал взаимодействие с немецкими офицерами по задачам, срокам и рубежам, согласовывал с союзниками разграничения выполняемых совместно функций. Решал вопросы снабжения, обмена разведданными. Представители немецкого командования высоко оценили грамотные действия итальянского генерала, что стало известно и Генеральному штабу Итальянской армии и самому дуче. Именно поэтому, когда встал вопрос о назначении командующим формируемого контингента войск для отправки на Восточный фронт, взамен внезапно заболевшего Дзингалеса, Муссолини вспомнил о Мессе и посчитал, что этот умудренный опытом генерал сможет грамотно повести политику со своими амбициозными союзниками.
Джованни Мессе с июля 1941 по октябрь 1942 гг. командовал Итальянским экспедиционным корпусом в России К. С. И. Р. в составе трех дивизий («Торино», «Челере», «Пасубио»). Несколько операций итальянцев под руководством Мессе были вполне удачными (бои за Днепропетровск, Сталино), а некоторые не очень (бой за Горловку), но в целом итальянцы сражались вполне пристойно. В ноябре 1941 года Мессе было присвоено звание генерала армии, и в канун Нового 1942 года фюрер наградил его Рыцарским Железным крестом в ознаменование заслуг. Ему уже 58 лет, но его военная карьера ещё идет вверх. В июле 1942 года экспедиционный корпус был переформирован в 8-ю итальянскую армию и усилен 4 пехотными дивизиями: 2-й дивизией «Сфорцеска», 3-й дивизией «Равенна», 5-й дивизией «Коссерия» и 156-й дивизией «Виченца». Кроме того, в Россию были передислоцированы также 3 альпийских (горнострелковых) дивизии, 2-я дивизия «Тридентина», 3-я дивизия «Юлия» и 4-я дивизия «Кунеэнзе». Таким образом, численность итальянских войск возросла до 200 000 солдат.
Мессе пришлось смириться с тем, что командующим теперь стал генерал Гарибольди, при упоминании о котором, по словам Чиано, у Мессе глаза наливались кровью. Не последнюю роль в смещении Мессе сыграл Каваллеро, считавший, что Мессе начинает расти слишком быстро (в военном дневнике Каваллеро эта версия не находит своего подтверждения). Новый командующий итальянскими силами на советско-германском фронте Гарибольди был одним из самых старых генералов итальянской армии. Он не отличался большими военными талантами, а Чиано называл его просто «глупым и старым». Флегматичный старик, носивший под массивным носом подкрашенные усики, очень почитал французский генеральный штаб, считал, что немецкий генеральный штаб тоже неплох, но чересчур увлекается, а в отношении русских он вообще сомневался, что они могут быть военными. «Мы о нем мало что можем сказать, писал один из офицеров штаба Гарибольди, так как его деятельность, так же как у конституционного монарха, ограничивалась риторическими приказами, речами, награждениями и представительскими обедами. Он очень заботился о том, чтобы его подчиненные носили все награды. Кампания в Северной Африке приучила его к почитанию представителей политической власти: перед отправкой в Россию он нанес визит молодому министру иностранных дел Чиано»[8]. Назначением Гарибольди был очень доволен Гитлер: по его сведениям, Гарибольди не отличался сильным характером и не был столь строптив, как Мессе. Это вполне устраивало немецкое командование.
4 июня 1942 года министр иностранных дел Италии Чиано в своем дневнике напишет: «Я видел Мессе, вернувшегося из России. Он в ярости от того, что Каваллеро назначил вместо него старого и глупого Гарибальди командующим армией, несмотря на большие заслуги Мессе. Подобно всем, кто имел дело с немцами, он их ненавидит и говорит, что единственный способ обращения с ними дать им пинок в живот. Он думает, что русская армия все еще сильна и снаряжена, и что всякая мысль о полном крушении Советов абсолютная утопия. // Мессе не делает никаких выводов, но не скрывает очень серьезных сомнений»[9].
Мессе выступал за то, чтобы новые войска, переведенные на Восточный фронт, были оснащены и вооружены должным образом, а главное, подготовлены к условиям России. Этого не было сделано и в помине, а после того, как Джованни Мессе стал активно настаивать, и пошел на конфликт, Муссолини попросту заменил Мессе на Итало Гарибольди. Это спасло Джованни Мессе от позора. Отозвали его в ноябре, а вскоре началась операция советских войск «Малый Сатурн», которая привела к краху 8-ю итальянскую армию.
Сам Мессе был переброшен в Тунис для командования 1-й итальянско-немецкой бронетанковой армией (в составе одного немецкого и трёх итальянских корпусов) осколок знаменитого «Африканского корпуса». Удачные действия Мессе на линии Марет и на линии Энфидавиль позволили некоторое время сдерживать союзников и даже заставили их как следует напрячься. Де-факто, благодаря разумному управлению, Джованни Мессе смог продержаться полгода, чего не ждал, казалось, никто. Не удивительно, что 12 мая Муссолини сделал его маршалом Италии. Последним по счету, тринадцатым. С согласия Муссолини, Мессе капитулировал и сдался в плен с остатками войск, однако был отпущен союзниками.
Муссолини в своих мемуарах оценивает действия Мессе критически: «Перечитывая эти документы, трудно поверить, что такой человек мог согласиться на освобождение англичанами; невозможно поверить, что руководитель КСИР сегодня окажется в одном лагере с русскими и балканскими большевиками, отрекаясь от наиболее значительных страниц своей жизни жизни солдата, итальянца, фашиста, кем он всегда и открыто признавал себя.
Трудно поверить, что, перейдя на другую сторону, он примет позорную капитуляцию безо всяких условий и должен будет подчиниться правилу, запрещающему ношение наград, полученных на Восточном фронте. У генерала Мессе нет ни малейших оправданий такого поведения, если это только не вопрос личной озлобленности, и создается впечатление, что он не обладал настоящим чувством патриотизма и человеческой верности. Своим поведением он оскорбил не только оставшихся в живых, но, прежде всего, и павших в борьбе против большевизма; тех павших, которых безо всякого стыда он предал и бросил в русских степях, в бесчисленных могилах, не отмеченных даже крестами»[10].
Муссолини, подобно Гитлеру в случае с Паулюсом, ожидал, что присвоение звания маршала сдающемуся в плен командующему будет рассмотрено как приглашение к самоубийству. У самого же Мессе уже была сформирована собственная гражданская позиция и оценка своей роли в событиях Второй мировой войны, где главным и серьёзным испытанием, которое пришлось пережить подчиненным ему войскам и самому лично, это был поход в далекую Россию, война на советско-германском фронте.
Глава 2
Они шли на восток мучительно трудно
В немецком генштабе:
Герр генерал! Италия вступила в войну.
Не проблема! Пошлите против нее две дивизии и пусть они разобьют их ВС за неделю.
Герр генерал! Она наш союзник.
А вот это уже хуже. Пошлите ей на помощь танковый корпус и пусть постараются продержаться 3 дня
Старый немецкий анекдот
Военно-экономическая слабость фашистской Италии, ненадежность ее тыла, превосходство английских и французских сил на Средиземном море побуждали Муссолини не спешить со вступлением во Вторую мировую войну, которая была развязана гитлеровской Германией 1 сентября 1939 года. Но в ожидании развития событий фашистская Италия продолжала активно готовиться к войне. Лишь 10 июня 1940 года, когда гитлеровские войска уже оккупировали Норвегию, Данию, Нидерланды, Бельгию и вступили на территорию Франции, Италия объявила войну Франции и Великобритании. Итальянские дивизии в качестве оккупационных или вспомогательных сил были разбросаны по Греции, Балканам, Франции, Северной Африке.
Еще до того, как Гитлер начал свое наступление в Норвегии, растущая уверенность Муссолини в победе Германии укрепила его в убеждении, что только война разрешит все проблемы Италии. Англичане были его естественным врагом, им не хватало боевого духа, сам факт вступления Италии в битву против них должен был предопределить их поражение. Дуче начал опасаться, как бы немцы не захватили себе всю добычу до того, как он сделает решительный шаг.
С 10 на 11 марта 1940 года министр иностранных дел Германии прибыл в Рим для переговоров. Намеренно преувеличенные требования Риббентропа укрепили уверенность дуче в быстром окончании войны. Бахвалясь, Муссолини опять уверил немецкого министра, что итальянские военно-морские силы превосходят английский флот и заставят его покинуть Средиземное море, как только Италия вступит в войну, что итальянские военно-воздушные силы более эффективны, чем когда-либо, и он ручается за это, так как они находятся под его личным контролем.
Несколько дней спустя Гитлер устроил еще одну их личную встречу, во время которой заметил, что Муссолини, припертый к стене фактами и цифрами, которые представили немцы, вел себя как школьник, не выполнивший домашнего задания. Дуче, как всегда, был очарован и восхищен самоуверенностью Гитлера, но не упустил возможности снять с себя вину за неучастие Италии в войне. Гитлер не обратился к итальянской стороне с прямой просьбой присоединиться к наступлению, но повторил завуалированную угрозу, что им следует как можно скорее решить, хотят они или нет господствовать на Средиземноморье.
В ответ Муссолини подтвердил свою решимость воевать, как только убедится, что война будет недолгой. К несчастью, он опять предпочел изъясняться на немецком языке без переводчика, и поэтому не смог доходчиво разъяснить противной стороне некоторых моментов, которые он, как «старейший среди всех диктаторов», считал себя вправе выдвинуть на первый план. Муссолини хотелось бы отговорить своего союзника от фронтального наступления на Францию, предполагая, что немцы уже достигли основных целей, и, следовательно, для обеих стран сейчас было бы лучите выработать компромиссное решение, открывающее возможности для примирения. Впоследствии он сомневался, прозвучало ли это предложение достаточно убедительно. Муссолини опасался также, что зашел слишком далеко, окончательно связав себя обязательством вступить в войну. Но он в равной степени боялся и оказаться в стороне триумфальная победа немцев без всякого участия со стороны Италии его никак не устраивала.
Спустя несколько недель немцы неожиданно напали на Россию. Время от времени Муссолини подумывал о том, что однажды он мог бы открыть общий со Сталиным фронт против демократических государств, и некоторые фашисты одобряли эти планы на будущее. Но в июне 1941 года он, ни минуты не колеблясь, предложил двинуть свои войска против России, несмотря даже на то, что немцы неохотно приняли это предложение и предпочли бы лучите, чтобы он сосредоточил все свое внимание на Северной Африке. У Муссолини было невысокое мнение о русской армии, которую фашистская пропаганда поносила за чрезмерную политизацию. Он считал, что итальянцам достанется больше добычи, если они появятся на русском фронте до того, как закончится война. Это была точно та же ошибка, которую Муссолини сделал год назад. Желая показать, что он командует в этой войне наравне с Гитлером и будучи убежден, что русские по расовым признакам стоят настолько ниже итальянцев и немцев, что не смогут оказать большого сопротивления, он считал, что новая война продлится не более нескольких недель или месяцев. А так как у него не было ни времени для повторного обдумывания этих вопросов, ни потребности выслушать мнение министров и генералов, он вновь положился на свою политическую интуицию.
Прибыв в войска, отправлявшиеся в Россию, Мессе был крайне удивлен «шапкозакидательскими настроениями» офицеров. Он писал: «Ко мне в штаб прибыли из Рима шесть журналистов Я спросил их, что думают в Риме об этой войне и какие указания они получили для описания событий. Все они единодушно заявили, что в Италии весьма распространено мнение, что война близится к победному концу. В связи в этим им рекомендовали не драматизировать событий, чтобы не производить тяжелого впечатления своими корреспонденциями. Таковы были указания министерства культуры»[11].
Увы, подобные настроения разделяли не только журналисты, но и почти все старшие и младшие офицеры итальянской армии. Выражая общий настрой, Муссолини спросил германского военного атташе генерала фон Ринтелена: «Не опоздают ли мои войска в Россию?». А посол Альфрери во время проводов экспедиционного корпуса обратился к стоящему с ним рядом немецкому генералу: «Эти солдаты успеют прибыть вовремя, чтобы принять участие в каком-либо крупном сражении?». Тот удивился и ответил вопросом на вопрос: «Это ваша единственная забота, господин посол?»[12]
Муссолини самонадеянно полагал, что итальянцы проявят большой энтузиазм, услышав о появлении у них нового врага, с которым можно померяться силами. Как бы странно это ни звучало, Муссолини опять стал говорить о том, что у него и войска, и вооружение лучше, чем у немцев, приспособлены для такой войны. И даже когда спустя несколько дней обнаружилось, что русские гораздо сильнее, чем он предполагал, дуче не изменил своего мнения, но потребовал, как привилегии, права еще больше усилить итальянский контингент. Итальянцы на русском фронте во что бы то ни стало должны были численностью превосходить румын и испанцев, чтобы Муссолини имел право на равное партнерство с Германией при новом дележе Европы.
В августе Муссолини опять посетил Гитлера, дабы окончательно обсудить предстоящее мирное соглашение. Из того что происходило на Восточном фронте, Муссолини должен был понять, что о молниеносной войне говорить не приходится. Однако попросил Гитлера позволить ему послать еще десять дивизий.
В октябре 1941 года, после того как фюрер еще раз убедил Муссолини, что война почти выиграна, он предложил удвоить итальянские силы на русском фронте. Штаб армии счел это предложение абсурдным. Для переброски такого количества войск просто не было транспортных средств. «Моторизованные дивизии», о которых он говорил, были далеко не моторизованными. Но для дуче этот факт не имел существенного значения. Раз уж, как о том настойчиво твердила пропаганда, война, в сущности, закончена, то «две сотни тысяч солдат в России будут стоить больше шестидесяти тысяч, когда мы сядем за стол мирных переговоров». Важно было также, чтобы группа итальянских журналистов вовремя достигла линии фронта и успела сделать репортаж о взятии Москвы.