Навстречу Залесскому шёл майор Рамонов. Он тоже держал руку под козырёк и шёл строевым шагом.
Вот они остановились друг перед другом.
Кончайте, быстро сказал Безродный Егорову.
Егоров резко остановил оркестр, и где-то далеко в лесу прозвучал отзвук последнего аккорда.
Отчётливо и громко, на весь плац, Залесский рапортовал командиру части, и вот они вместе, но Залесский на шаг позади Рамонова, пошли по направлению к центральному столику.
Продолжайте Встречный, нервно шепнул Егорову Безродный. Как только они остановятся, и вы кончайте в любом месте.
Снова зазвучал Встречный марш, и снова эхо отозвалось где-то в лесу, когда оркестр замолк.
Майор Рамонов громко поздоровался со строем, и подразделения так же громко ответили ему, но особенной слаженности в ответе не чувствовалось, кто-то начал раньше, кто-то позже.
После команды «Вольно» майор Рамонов подошёл ближе к строю и произнёс речь. Речь была посвящена значению принесения присяги и особенному значению воинской присяги именно в эти дни, когда священным долгом каждого является защита своего отечества, защита мирного труда.
Было очень хорошо заметно, что майор Рамонов, разумеется, не оратор, красноречием он явно не обладал. Тем не менее его речь, посвящённая столь близкому для всех вопросу, была выслушана с большим вниманием и волнением.
Как начнёт говорить «Да здравствует» готовьтесь к Интернационалу, шептал Безродный Егорову. Поднимайте инструменты и будьте готовы начать!
Наконец майор Рамонов кончил свою речь, поздравил строй с принятием присяги, выразил уверенность в том, что каждый военнослужащий, присягнувший сегодня, выполнит все требования присяги до конца, не жалея ничего, даже жизни, и перешёл к заключению, где много раз повторялось «Да здравствует»
Егоров поднял инструменты, и последние слова Рамонова были подхвачены оркестром, начавшим играть Интернационал. Почти с самого начала игры он услышит какую-то новую звучность, пока он ещё не уточнил, что это, но уже через секунду он понял. Запел строй, многотысячная масса военных людей. Да, пение крепло, ширилось и росло. Как обычно, певшие несколько замедляли темп и для того, чтобы общее исполнение было более слаженным, он, в свою очередь, немного замедлил темп оркестра и вместе с этим усилил звучность. Все три куплета Интернационала были спеты с большим подъёмом.
И здесь Безродный не выдержал. Он подошёл к Егорову и крепко, очень крепко, пожал его руку, сказав:
Действительно молодец и вы, и ваши люди! Никто, наверное, и не ожидал такого подъёма. Зеленин, наверное, обалдел от неожиданности!
А на плацу тем временем уже началась присяга. Красноармейцы подходили к столикам перед своими подразделениями, внятно читали текст присяги и подписывались. Перед столиком, стоявшим в середине построения, присягали командиры и штабные подразделения. Принимали присягу майор Рамонов и батальонный комиссар Зеленин.
С чувством большого волнения подошёл Егоров к столу и отчётливо, ясно стал читать текст присяги, но когда подошёл к словам: «Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству. Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины Союза Советских Социалистических Республик и, как воин РККА, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами. Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся», он почувствовал, что тяжёлый, горький комок подкатился к груди его, глаза будто бы застлало туманом, он с трудом дочитал текст присяги и расписаться мог только после того, как вытер глаза носовым платком. После него присягал старший врач части, пожилой, полный военный врач второго ранга. И Егоров увидел, как этот крупный, солидный человек без стеснения плакал, читая суровые и скупые слова воинской присяги. Да откровенно-то говоря, у многих глаза были немного покрасневшими, и многие почему-то вдруг почувствовали необходимость в протирании глаз платками.
Скупые слова присяги оказывались именно теми словами, которые способны открыть человеческие чувства и затронуть самые сокровенные уголки человеческого сердца.
Но вот уже последние подразделения заканчивают присягу, и батальоны начинают выравниваться для возвращения по своим местам.
Тут уж Егорову было ясно без подсказок, что по команде «Шагом марш» надо начинать играть.
Командование стало прямо против оркестра, метрах в 15 от фронта. Майор Залесский вышел на середину и опять молодо звенящим голосом отдал команду:
Равняйсь! Смирно! К торжественному маршу, поротно! Первая рота прямо, остальные напра-а-а-во! Равнение направо! Шагом (тут он сделал огромную паузу) марш! И, повернувшись кругом, сам пошёл строевым шагом.
С первым его шагом Егоров опустил руку, и оркестр заиграл другой из приготовленных маршей. Очень неплохо звучал оркестр. Конечно, было заметно отсутствие большого барабана, с ним было бы значительно легче. Егоров обратил внимание, особенно пристальное, на то, как проходят командиры в строю перед командиром части, и старался всё это запомнить. Ведь и ему придётся проходить так же, так чтобы не ударить лицом в грязь. А батальоны уже заканчивали своё прохождение, вот-вот придёт очередь и оркестра. И этот момент подошёл!
Оркестр! На исходную, для прохождения с маршем! крикнул из группы командования капитан Безродный.
Всегда выручающий старшина Сибиряков тихо, приглушённо скомандовал, оркестр без игры повернул направо, отошёл примерно метров на пятьдесят дальше, развернулся, подровнялся, Егоров встал впереди, объявил марш (решено было раньше, что для себя они сыграют марш, не исполнявшийся для подразделений, так сказать, «новинку»), подал команду «Шагом марш», и оркестр пошёл! Конечно, на ходу играть труднее, неудобнее, всё-таки нужна для этого длительная тренировка, тем не менее оркестр прошёл вполне удовлетворительно, давая очень хорошую «ножку», не заваливая равнения в шеренгах. Во всяком случае, Егоров отметил вполне довольные улыбки на лицах всех принадлежащих к командованию части. Но в это время оркестр, уже прошедший мимо командования, догнал один из штабных командиров и, поравнявшись с Егоровым, сказал:
Остановите оркестр. К вам хочет подойти командир части. Поверните левым плечом вперёд и дайте смирно, доложите командиру, что следуете в своё расположение.
Егоров проделал всё, как было сказано, и увидел, что командование с Рамоновым впереди уже подходит к оркестру. Он быстро дал команду «Смирно» и доложил майору Рамонову так, как подсказал ему штабник.
Рамонов подошёл к оркестру, внимательно посмотрел на музыкантов и сказал:
Ну что же, товарищи музыканты! Мы можем сказать только одно, вы славно потрудились и сделали нам всем сегодня настоящий подарок. Ведь верно же! На голом, на пустом месте, ведь ничего же не было, и вдруг пожалуйста! Сегодня, откровенно говоря, впервые мы увидели настоящую воинскую часть. А вы обратили внимание на солдат? обернулся он к своим спутникам. Ведь по-другому держатся! Что же я должен сделать? Как я должен отреагировать на ваши действия? Пожалуй, единственное в моих возможностях это вот что
Он стал перед строем оркестра в положение «смирно», приложил руку к козырьку своей фуражки и строгим, официальным голосом, громко произнёс:
Капельмейстеру оркестра части старшему лейтенанту Егорову и всему личному составу оркестра вверенной мне части за проявленные ими труды и заботы по обеспечению оркестра материальной частью и отличное выполнение задания, связанного с проведением присяги, от лица командования объявляю благодарность!
И тут, совершенно неожиданно для Егорова, очевидно, по команде, неслышно поданной тем же всегда стоящим на страже Сибиряковым, оркестр рявкнул:
Служим Советскому Союзу!
А майор Рамонов продолжал:
Капитан Безродный! Благодарность внесите каждому в личное дело, а затем, обернувшись к Егорову, сказал: А как было бы хорошо сейчас поиграть в столовой! Я знаю, конечно, вещей у вас ещё нет, но хоть эти же марши повторить и то было бы здорово! Праздничное настроение было бы!
Слушаюсь, товарищ майор, сказал Егоров и хотел было уже дать команду оркестру, но Рамонов остановил его:
Не торопитесь же. Послушайте, что я скажу вам. В столовой-то тесно! Да и чересчур громко всё будет получаться. Сделаем так: вы подойдите к столовой, станьте недалеко от входа и поиграйте марш, когда подразделения будут подходить к обеду. Это будет более чем отлично! А на оркестр заявите расход и уж потом покушайте. Идёт?
Слушаюсь, товарищ майор.
Рамонов пожал руку Егорову и вместе со своими командирами направился в лагерь.
Когда оркестр подошёл к столовой, роты ещё не показывались, и Егоров разрешил своим музыкантам сложить инструменты и покурить. Сибиряков пошёл заказывать «расход» на обед, и во время этого не очень длительного перекура Егоров увидел, что за углом столовой, в кустах орешника, густо заселявшего и лагерь, и лес, окружающий его, стоят и Рамонов, и Залесский, и Зеленин, и даже Безродный.
Прошло не более пяти минут, как показались роты, идущие обедать, и оркестр вовремя встретил их ярко звучащим маршем. Лица красноармейцев поворачивались в сторону оркестра, и не было ни одного лица, не освещённого приветливой улыбкой. Верно! Ощущался праздник! И виновником этих праздничных ощущений был оркестр! Не было никаких нареканий, не было слышно обидного слова «дармоеды»!
Баритонист Назимов подошёл к Егорову и сказал:
Товарищ старший лейтенант! Может быть, мы и проводим роты-то? Будут строиться здесь после обеда, пойдут, а мы им подыграем?
А не устал народ-то? Как, Сибиряков, ваше мнение? Сыграем?
Но не только Сибиряков, а все музыканты, очевидно, польщённые вниманием командира части, а особенно благодарностью, да к тому же с приказанием внести её в личные дела, поддержали предложение, и через некоторое время лагерь снова услышал звуки «своего» оркестра.
В это время к Егорову подошёл откуда-то появившийся Ивицкий, начальник продовольственного отдела части. Ивицкий и до войны работал где-то не то директором ресторана, не то «завом» какого-то ОРСа или «Торга», и, как большинство физически некрупных людей, стремился создавать солидный вид. Он был не в пилотке, как все командиры части, а так же, как и старший командный состав, в фуражке, но с ярко-малиновым околышем, как положено интенданту. Он солидно поздоровался с Егоровым, хотя они жили в одном доме и комнаты их были рядом, и утром они не только виделись, но и разговаривали и умывались вместе, и медленным, интендантским басом сказал:
Скажи своему старшине, чтобы вёл своих людей во второй зал. Я там для праздника дал приказание подбросить кое-чего музыкантам. И сам зайди!.. (Был он при этом немыслимо величественен)
Действительно, когда, закончив игру, музыканты вошли во второй зал, поменьше, там они увидели накрытый для них стол, где помимо обычного обеда у каждого прибора стояла небольшая тарелочка с половиной селёдки, по два солёных огурца, а хлебные порции были явно увеличенными. Всё это в то время было, конечно, редкостью и приятным сюрпризом.
Ивицкий стоял неподалёку от стола музыкантов и, несомненно, ждал отзывов о своей распорядительности.
Музыканты оценили это и аплодисментами выразили своё удовольствие и благодарность.
Но недолго Ивицкому пришлось побыть в положении «увенчанного лаврами»! Когда музыканты выходили из столовой, показался майор Рамонов и, не дав времени Сибирякову для команды «Смирно», просто спросил:
Пообедали? Вам там дали кое-чего добавочного? Я приказал Ивицкому подкинуть вам селёдочки, огурчиков, хлебца! Было это?
Так точно, товарищ майор! Спасибо! Всё было!
А старшина Сибиряков, уже потом, когда подошли к помещению оркестра, заявил громко:
Ну уж эти мне интенданты! И что за народ такой? Прикинулся, будто бы это он сам, от своих щедрот! Мы ещё аплодировали ему, как дураки. А что он? Командир приказал дать, он и дал. А не прикажи майор Рамонов, сам бы ни в какую не дал бы ни крошки! Ах и люди!
Так в личном деле Егорова появилась первая благодарность.
К вечеру об этом знали уже все, и многие поздравляли его и с благодарностью в приказе, и с удачным выходом «на арену»!
Но если первая игра на присяге прошла благополучно и была даже отмечена благодарностью командира части, то следующее выступление Егорова с оркестром, тоже на плацу и тоже в военном ритуале, было не то чтобы скандальным, но во всяком случае не особенно приятным для Егорова. Дня через три после присяги капитан Безродный вызвал Егорова и передал ему приказание майора Рамонова раз в неделю, по субботам, играть развод караулов на плацу. А караул был весьма многочисленный, у части было много охраняемых объектов, да и железнодорожная станция была фактически в ведении части. Получив приказание, Егоров был озадачен. «Развод караулов» это что же такое? В опере «Кармен» есть развод караулов, но, очевидно, музыка Бизе не применяется в этом церемониале. Беседы с Сибиряковым и другими музыкантами не внесли ясности Егорову. Сибиряков откровенно заявил, что он никогда разводов караулов не играл, оркестр Виллера, в котором он служил когда-то, за свои хорошие качества от разводов освобождался. Другие музыканты говорили, что они «забыли, честное слово, но как будто в музыке развода караулов проходит тема Интернационала». Егоров метался от одного знатока к другому, но никто, даже всегда идущий навстречу Добровин, в данном случае не мог помочь Егорову.
Хоть какой-нибудь намёк на развод караулов найти, печалился Егоров Чарыгину. Хоть один голос!
Да погодите-ка! Должна же быть вклейка сигналов в Строевом уставе, заявил Чарыгин. Давайте посмотрим!
Взяли Строевой устав, но бывает же такое положение, все странички с вклейками, а значит, и с сигналами, были тщательно, просто мастерски, вырваны! Вероятно, для свёртывания цигарок. И это везде! Во всех батальонах! Ночи длинные, наряд не должен спать, курить хочется, бумаги нет, вот и пошли сигналы на закурку! Просто
И Чарыгин дал совет.
Не ломайте голову, Егоров. Просто по команде «Оркестр, играй развод» играйте Интернационал, а по команде «Шагом марш» валяйте любой марш. И порядок. Чего там!
Не будет недоразумений? озабоченно спросил Егоров.
Что вы! Какие же недоразумения? Играйте спокойно!
Не учёл Егоров того, что Чарыгин был ведь тоже «приписной», «сугубо штатский» человек и, конечно, знатоком уставов не числился! Доверился Егоров ему в силу значения Чарыгина в штабе, всё-таки начальник строевой части!
Вышли на развод с надлежащим оркестру блеском. Всё было хорошо. И по команде дежурного по части «Оркестр, играй развод» над лагерем звонко поплыли торжественные звуки Интернационала. Сыграли один куплет и по команде «Шагом марш» начали очень спокойно играть марш. Караул ещё не ушёл с территории плаца и оркестр ещё продолжал играть марш, как на плац, с разных сторон, буквально вбежали и майор Рамонов, и майор Залесский, и капитан Безродный, и комиссар Зеленин. Они остановились около оркестра в недоумении и, когда Егоров окончил марш, подошли к нему.