Опишите мне преступника, если запомнили его.
Толком я его и не рассмотрела. Был в черном пальто, в руке бумажный пакет и этот запах
Да, пахнет тут не очень, улыбнулся Чудновский, считая, что женщина ударилась в уничижительную самоиронию, которая присуща беднякам в беседе с уважаемыми господами.
Я про запах преступника. От него пахло вареным чесноком
Алексей Николаевич изменился в лице. Как это часто бывало в моменты его раздумий, он начал пялиться куда-то вдаль, пробивая взглядом все на своем пути. Он принялся важно накручивать кончик своих усов, позабыв об окружающих. Пару минут мы провели в неловкой тишине. И тут, словно сильный разряд тока, мне в голову пришла мысль. На гениальное заключение она не тянула, но могла значительно продвинуть ход следствия о таинственном маньяке.
Алексей Николаевич, я подошел к полицмейстеру и тихо шепнул ему на ухо: Это коммунисты
Чудновский начал медленно кивать головой, до конца не покинув чертоги своего разума, но вдруг, словно мокрый петух, встрепенулся.
При чем тут они, Какушкин? в его голосе я услышал нотки гнева.
Из столицы часто приходят сводки о подпольных организациях коммунистов. Есть некоторые признаки, схожие с нашим делом: пальто, запах чеснока
И это все? А бумажные пакеты? В сводках они были?
Эну я замялся. Нет, но, может быть, это отличительная черта именно нашего региона? Может, они используют пакеты для
Глупости, Какушкин! раздражительно рявкнул полицмейстер и встал с кровати. Городовой! Какие-нибудь улики нашел?
Городовой Просаков, все это время смирно стоявший у входа в помещение, уверенным строевым шагом подошел к Чудновскому и протянул ему кусок бумажного пакета.
Этот фрагмент болтался на спинке кровати, товарищ полицмейстер! громко ответил городовой и, развернувшись, вновь зашагал к своему месту.
Чудновский внимательно осмотрел бумажный лоскут и поднес к носу. Он сильно вдохнул его запах, словно это была душистая роза из царского сада. Я долго не мог понять, для чего полицмейстер это делает, но в этот момент он неожиданно протянул его мне и попросил сделать то же самое. Я замялся, робко посмотрел на женщину, наблюдавшую за всем этим с нескрываемым интересом, и повиновался просьбе Алексея Николаевича. В нос ударил резкий запах общественного туалета и меня стошнило.
И я о том же, Какушкин, интригующе произнес полицмейстер. Тут дело принимает совсем другой оборот.
Сквозь рвотные порывы я не мог понять, к чему ведет Алексей Николаевич.
Запах, Какушкин, запах! продолжал Алексей Николаевич. Те пакеты тоже источали туалетное амбре. А если мы возьмем во внимание, что каждая из жертв маньяка умерла случайно, без признаков борьбы или насилия, то можно сделать вывод, что преступнику нужны были не они, а то, что в них
Вы это к чему ведете, господин полицмейстер? вытирая рот, недоуменно спросил я.
Ему нужен был их флатус, Какушкин!
Флатус, значит Чудновский хоть и обладал детским интеллектом, но, чтобы рассуждать в таких категориях, было необходимо отбросить все рациональное и отказаться от привилегии человека, которой нас наградила природа. Привилегией мыслить. Версия с коммунистами казалась мне реалистичней. В ней хотя бы имелось зерно адекватности, какая-то твердая почва из аргументов, а не надуманные факты. В какой реальности можно предположить, что человеку, хоть и преступнику, понадобится воровать кишечные газы своих жертв? Впервые с начала совместной работы с Чудновским у меня появилось желание дать ему пощечину.
Возмутительно, Алексей Николаевич, ответил я. Вы издеваетесь над жертвами ужасных преступлений! Вы это понимаете?
Чудновский невозмутимо смотрел на меня, накручивая кончик своего уса. Мне хотелось думать, что он меня слушал, а не летал в своих размышлениях.
Ну Вы-то что молчите, Зинаида?! обратился я к женщине. Разве вас это не оскорбляет?!
Потерпевшая робко посмотрела на меня, а потом на Чудновского. Ее взгляд выражал уважение, которым она прониклась к полицмейстеру после того, как тот выдвинул свою версию. Алексей Николаевич, не разворачивая торс, одобрительно посмотрел на женщину. Неужели она в это поверила? Это все было похоже на третьесортный спектакль, которые дают шуты в цирке. Я все ждал, когда Чудновский засмеется или скажет, что просто пошутил. Но он был серьезен.
Я почувствовал легкий жар и понял, что начинаю краснеть. Не контролируя себя, я сжал кулаки и хотел было кинуть в Алексея Николаевича журнал, корешок которого промялся под давлением моих пальцев, но совершенно неожиданно на улице раздался дикий мужской крик. Накал страстей между мной и Чудновским, хотя я сомневаюсь, что тот вообще осознавал, что между нами повисло напряжение, резко спал. Мы выбежали на улицу. Возле повозки патрульного экипажа, который привез нас на место преступления, лежал полицейский кучер. Он лежал со спущенными штанами и громко плакал. Чудновский тут же побежал поднимать его с земли, но, словно пес, почуявший запах дичи, остановился на месте в двух шагах от пострадавшего. Меня возмутило его безразличие к кучеру, и я подобежал к повозке, чтобы помочь бедолаге встать. Взяв его под руки, резкий запах флатуса с легкой примесью вареного чеснока, окутавший кучера, ударил мне в нос. И я понял, почему остановился Чудновский. Поставив кучера на ноги, я подошел к полицмейстеру. Он с острым прищуром смотрел на крышу соседнего здания, которую едва касался свет фонарного столба. Глаза Чудновского не бегали. Он, словно хищник, впивался взором в свою жертву. Поначалу я видел на крыше лишь едва различимый силуэт флюгеля и решил, что Алексей Николаевич спутал его с фигурой преступника. Но вдруг на освещенный участок крыши вышел человек в черном пальто. В руках он держал раздувшийся бумажный пакет.
Коммунист? растерянно спросил я у Чудновского.
Алексей Николаевич равнодушно молчал. Создавалось впечатление, будто они с преступником соревновались в игре Гляделки. Вдруг Чудновский быстро заморгал, и в ту же секунду преступник растворился во мраке.
Кто это был, господин полицмейстер? тихо спросил я.
Мой заклятый враг, зловеще ответил мне Чудновский, Тихон Телорез.
Глава 2
На заре мы отправились в полицейский участок. По пути Чудновский не проронил ни слова. Мирно покачиваясь в повозке, он задумчиво накручивал кончики своих усов. Изредка поглядывая на него, я вновь задумался о том, почему Чудновский до сих пор работает в полицейских органах. В последние несколько дней эти мысли стали посещать меня чаще обычного. По моему мнению, Чудновский был не на своем месте. Полностью некомпетентный, не учившийся в полицейской школе, но как-то доросший до звания полицмейстера. Мною было предпринято больше десяти попыток получить его личное дело, но все тщетно. В архиве я слышал одну отговорку: Служебные документы Алексея Николаевича хранятся у губернатора. Подозреваю, что Чудновскому докладывали о моем любопытстве, но он до сих пор ничего не предпринял, чтобы меня приструнить.
Ход моих размышлений прервался, когда повозка подъехала к полицейскому участку. Громко выдохнув, Алексей Николаевич направился к зданию. Внутри участка творился хаос. Нервные сотрудники суетливо бегали по огромному залу и напоминали мне муравьев, чей дом разрушила нога хулигана. Пару раз в меня врезались случайные полицейские с горами бумаг в руках. Толстый городовой Потапченко спешно выводил из участка пожилую даму, молящую угомонить пьяного зятя, но в ответ получала лишь безразличное вот голову разобьет, тогда и приходите. Возле кабинета Чудновского сидели два секретаря, с хрустом жующие разорванные листы бумаги. Рядом со мной прошел комендант Стремошкин. Он уносил здоровый ящик с пустыми бутылками в подвал, тяжело пыхтя. Я заметил, как двое пьяниц в наручниках, которые сидели у его стола, облегченно выдохнули.
Что здесь происходит? грозно спросил Чудновский молодого парнишку, которого выловил из бесноватой суматохи.
Алексей Николаевич, начал тараторить тот, к нам губернатор едет!
Лицо полицмейстера изменилось. Вместо легкого недоумения появилась гримаса ужаса, и, сорвавшись с места, он побежал в свой кабинет. Немного опешив, я направился за ним. Баклажаны, которые Чудновский засушивал в углу своего кабинета тут же полетели в окно под раздосадованные стоны полицмейстера. Он подбежал к своему столу и скинул с него грязную кофейную чашку, прилипшую к листу бумаги. Я принялся собирать с пола осколки, пока Алексей Николаевич искал свой значок полицмейстера. Мой взгляд упал на бумагу, на которой стояла чашка. Жирными буквами на листе было выведено слово ПРИКАЗЫВАЮ. Бегло пробежав взглядом, я понял, что это обвинительный приговор по делу ростовщика, убившего свою жену еще в конце мая. Припомнилось мне, что мы этот приговор ищем уже второй месяц, а он, как оказалось, был подставкой для чашки кофе.
Когда я выкинул осколки, Чудновский продолжал судорожно искать свой значок.
Но вдруг из большого зала раздался оглушительный рев:
Встать!
Приехал губернатор. Чудновский замер на долю секунды, пронизывая стену стеклянным взглядом, потом резко полез в ящик стола, не отводя взор от двери кабинета.
Я не знаю, как ему это удалось, но стоило в кабинет войти губернатору, как нечто похожее на значок уже висело на груди полицмейстера.
Ваше высокопревосходительство! прокричал Алексей Николаевич, встав по стойке смирно.
Губернатор города Люберск, Максут Беляковскый, предстал передо мной впервые. Это был невысокий грузный человек, который по размеру был как четыре Чудновских. Пуговицы героически сдерживали края его мундира, а воротник предательски душил расплывшуюся по плечам шею. В раскачку подойдя к столу полицмейстера, губернатор уселся в его кресло. Беляковскый высокомерно окинул взглядом кабинет, прищурив свои глаза-бусинки, и, поправив свое пенсне, обратился к Чудновскому:
Как у Вас идут дела, Алексей Николаевич?
Хорошо, Ваше высокопревосходительство! громко ответил полицмейстер.
Хорошо, значит, неторопливо повторил за ним губернатор. Теперь для нас хорошо, когда по городу орудует маньяк?
Я, ну Чудновский растерялся.
Придурок! внезапно закричал губернатор, громко ударив кулаками по столу. Придурок! Бестолочь! Кретин!
Вздрогнув, Алексей Николаевич отошел от стола.
Какое хорошо?! не успокаивался Беляковскый. Четыре громких преступления, одно произошло вообще у Вас под носом!
Я его не учуял, попытался скаламбурить Алексей Николаевич.
Мое сердце сжалось. Шутка была неуместна, как антимилитарский перформанс обнаженной студентки-суфражистки, которая неведомым образом пробралась на наш выпускной бал в полицейской школе и принялась обмазывать себя свиной кровью. Впервые мне стало страшно за Чудновского, а тот, словно осознав, что произнес глупость, сконфузился настолько, что казалось, будто его раскрасневшееся лицо в любой момент лопнет, как воздушный шар.
Губернатор сдавленно хихикнул и в ту же секунду невозмутимо смолк. Я заметил, как Алексей Николаевич удивился такому ходу событий. Немного взбодрившись, он добавил:
Как говорится, пропала чуйка
Беляковскый вновь хихикнул.
Была как у собаки, Алексей Николаевич явно вошел в кураж и не намерен был останавливаться, А стала, как у портовой ш
Замолчи. Раздраженно произнес губернатор и поднялся с кресла. Придурок.
Чудновский спрятал голову в плечи и послушно стих.
Я здесь для того, чтобы поставить вам временные рамки! губернатор поправил свой мундир, грозно одернув его за края. Приказываю найти маньяка и покончить с этим делом, до конца этой недели! Беляковскый направил свой пухлый палец на полицмейстера. И лично ты будешь искать преступника
Смерив Чудновского презрительным взглядом, губернатор добавил:
И почисти свой значок, а то он похож на сухой помидор!
Чудновский прижал подбородок к груди. Действительно, сходство значка полицмейстера с засушенным помидором было колоссальным.
Оторвавшись от разглядывания значка, Алексей Николаевич произнес:
Будет сде
Он затих, когда увидел, что губернатора в кабинете уже нет. Через несколько мгновений из большого зала донесся крик:
Ушел!
Привычный гомон вновь воцарил в полицейском участке. Алексей Николаевич мрачно посмотрел на меня.
Что я сделал не так? Почему он разозлился? Сидел, хихикал над моими шутками, как ребенок.
Господин полицмейстер, сняв свой мундир, я повесил его на вешалку. Все знают, что эти смешки Беляковского не одобрение шуток. Он к власти шел очень долго, и лизоблюдство было его важным инструментом по достижению целей, как, впрочем, у каждого чиновника. Про смешки Беляковского уже анекдоты ходят. Это всего лишь рефлексы из прошлого. Мне казалось, Вы в курсе.
Чудновский был искренне удивлен услышанному откровению. Он подошел к своему креслу и с громким вздохом в него плюхнулся.
Да уж, обреченно произнес Чудновский. Теперь я лично буду этим заниматься. Выезжать на места, искать улики С другой стороны, нужно было когда-то начать. Ладно. Будешь мне помогать.
Так точно! я радостно встрепенулся. Это было серьезным повышением до должности помощника полицмейстера города, пусть оно и было неформальным. С чего начнем, Алексей Николаевич?
А начнем мы, Чудновский медленно поглаживал свои усы, С перекуса. Здесь за углом есть хорошая харчевня. Там делают невероятно вкусное турецкое блюдо с баклажанами.
Глава 3
После завтрака в харчевне мы с Чудновским приняли решение осмотреть квартиры жертв похитителя флатуса. Теперь так, по инициативе Алексея Николаевича, в следственных документах именовался маньяк. Все утро я пытался переубедить его не делать этого, потому что до конца не было установлено, что преступник охотится именно за кишечными газами. Но Алексей Николаевич был непреклонен. Полицмейстер уверял, что маньяку необходим флатус, но для чего именно, он не знал. Помимо этого, он сразу назвал имя преступника Тихон Телорез, что еще сильнее меня возмутило. Не имея убедительных доказательств, лишь единожды увидев его на крыше в полумраке, Чудновский почти завершил дело. На мой вопрос, почему же мы не ищем Телореза, он ответил, что не знает, где находится преступник, и придется выслеживать его по немногочисленным зацепкам. Как бы я ни возмущался удивительно, что полицмейстер позволял мне высказывать свое мнение, но идти против старшего по званию не позволял служебный этикет. Мной было принято решение потакать недальновидным действиям Чудновского, при этом, по мере поступления к нам в руки улик, параллельно вести правильное по всем академическим нормам расследование, но уже в одиночку.
Повозка остановилась возле дома Зинаиды Проглотовой. Моей задачей было вновь допросить женщину и провести полный обыск квартиры. Благо, Чудновский додумался выписать соответствующий ордер. Алексей Николаевич принял решение отправиться к дому второй жертвы некоего Калотучикова. Дом находился в паре кварталов от дома Проглотовой, на Белобрусиловской улице.
Покинув повозку, я обратился к полицмейстеру:
Если будут зацепки, то сразу примчу к вам.
Да, хорошо, безразлично ответил Чудновский.
Знаете, Алексей Николаевич, я нашел в себе силы вновь попытаться убедить полицмейстера пересмотреть отношение к делу, У меня большие сомнения, что Телорез причастен к этим преступлениям.
Хватит, Какушкин! тут же оборвал меня Чудновский. Он медленно почесал свою грудь и с детской радостью обнаружил забившейся в ногте кусочек баклажана. Не раздумывая, он закинул его в рот и добавил: Выполняй приказ и не нуди. Поехали!