В этой классификации Платона отражается значительное влияние взглядов Эмпедокла и Филистиона. Напомним, что согласно эмпедокловой теории пищеварения, пища размельчается во рту, а затем под воздействием внутреннего тепла переваривается в желудке, разлагается на составляющие ее элементы, совокупность которых переносится в печень, где и превращается в кровь. Получается, что в крови содержатся все вещества, необходимые для жизнедеятельности организма. Они перемещаются по телу человека с током крови и усваиваются тканями по принципу «подобное к подобному». Если, например, в костях преобладает первоэлемент «огонь» (ведь они сухие и твердые), значит, он и поступает из крови в наибольшей степени именно в кости и т. д. Платон следует за Эмпедоклом и в части представления о плоти как вторичном образовании, происходящем от крови. Однако окончательное формулирование теории болезни можно считать собственным открытием Платона[40]. Благодаря Платону теория четырех первоэлементов на многие века заняла господствующее положение в науке, впоследствии поддержанная перипатетиками. Не менее важным для развития рациональной медицины является отсечение Платоном всяких элементов мистики и обожествления первоэлементов, сопряженное с предположением о том, что они постоянно проходят процесс формообразования. В его системе четыре первоэлемента становятся просто физическими явлениями, четко соотносимыми с эмпирической практикой и занимающими свое место в глобальной картине мира, сотворенного Богом-Демиургом по определенным законам. Здесь натурфилософия Платона смыкается со взглядами Гиппократа, интуитивно, исходя из практики, пришедшего к ощущению глубокой функциональной целесообразности устройства человеческого организма. Враг у них общий софисты и мистики, перетолковывающие Эмпедокла, по мнению которых природа является слепой и иррациональной силой. Платон прекрасно понимает универсальный характер рассматриваемых вопросов, именно поэтому в «Тимее» он считает необходимым четко обозначить место первоэлементов в общей натурфилософской системе. Здесь значение первоэлементов понижается с первоначал (вплоть от их обожествления, как у Эмпедокла[41]) до своего рода строительного материала: Демиург, как архитектор, строит мир по определенному замыслу, используя необходимые составляющие.
Обратим внимание на два важных компонента физики Платона: во-первых, первоэлементы могут превращаться один в другой, меняя свои сущностные характеристики; во-вторых, описание этих характеристик осуществляется языком математики. Основой представления Платона о жизнедеятельности живого организма становится телеологический принцип целесообразность функции, а следовательно, и анатомического устройства. Онтологической основой устройства тела человека является Божественный акт творения упорядоченной материи, функционирующей по определенным, заложенным в нее законам. Важнейшей частью описания этого устройства и становится теория первоэлементов. Однако требовалось системное, непротиворечивое описание движения первоэлементов в организме человека, ведь очевидно, что он растет и развивается, стареет и умирает, в его теле происходят определенные обменные процессы, а это и есть наличие динамики, изменений. Впоследствии на этой оценке и описании устройства организма в категориях закономерности движения материи будет построена система Аристотеля (конечно, за исключением доктрины творения мира).
Платон решает задачу описания этой динамики с помощью математических аналогий это отражает явное влияние пифагорейцев. Математические аналогии требуются Платону также для описания самого акта творения вселенной Демиургом[42]. С самого начала подчеркивается подчиненный, вторичный характер первоэлементов в космологии Платона: Демиург приводит их к определенному порядку, описываемому с помощью геометрических форм и чисел. Вселенная в космологии Платона описывается с помощью трехмерной системы координат. Соответственно, частицы каждого строительного элемента должны быть сформированы Высшим разумом в определенной математической форме, существовать в упорядоченном физическом мире, изменяться и взаимодействовать друг с другом целесообразно в соответствии с полагаемыми Богом в основу творения законами функционирования природных тел. Здесь Платон оспаривает базовый принцип атомизма, столь импонировавший многим софистам, механистически случайный характер движения атомов. Крайне важным для истории медицины является тезис о возможной трансформации первоэлементов, что, в свою очередь, предопределяет возможность взгляда на человеческое тело как на динамическую систему. В завершающей части диалога «Тимей» Платон переходит от характеристики макрокосма к микрокосму, т. е. устройству и функционированию человеческого тела, которое описывает с помощью тех же телеологических, аксиологических и физических принципов. Здесь Платон решительно расходится с Эмпедоклом в главном: он помещает центр разумной деятельности, высшего управления функциями тела в головной мозг. С точки зрения Эмпедокла, такой центр находится в области сердца, что сочетается с огромным значением крови и кровоснабжения в его системе.
Крайне интересны геометрические аналогии, с помощью которых Платон объясняет движение частиц первоэлементов. Органы, состоящие из более мелких частиц, не проницаемы для более крупных. Анатомические образования, состоящие из частиц большего размера, проницаемы для меньших[43]. Даже функциональные процессы в организме Платон объясняет на языке геометрических фигур. Он представляет первоэлементы в виде различных геометрических фигур: огонь как тетраэдр, воду в форме икосаэдра, воздух как октаэдр, землю в форме куба. Например, элемент «огонь», существующий в форме наиболее мелких, всепроникающих частиц, как бы «разрезает» своим «тетраэдром» сцепления первоэлементов, на которые распадаются в желудке измельченные продукты питания. Эту проникающую способность огня и воздуха, созданную Богом для реализации основополагающих физиологических процессов, Платон иллюстрирует с помощью «верши»[44] своеобразной модели организма человека, особой конструкции, состоящей из двух внутренних камер, наложенных друг на друга. В комментарии к соответствующей работе Галена мы подробнее разберем эту метафору целостности человеческого тела.
Сходным образом, на языке математики, Платон предпринимает попытку объяснить процессы роста и увядания организма человека. Зачатие младенца происходит при слиянии мужского и женского семени родителей. Треугольники элементов, составляющих тело ребенка или молодого человека, еще свободны от посторонних включений, своего рода «налипшей грязи» и плотно прилегают друг к другу. Повреждающие факторы в виде потока элементов извне (в том числе поступающие из пищи) структурно слабее, чем те, что составляют внутреннюю основу тканей организма молодого человека. Процесс старения осмысливается Платоном как «изнашивание корней треугольников элементов», ведущее к утрате структурного единства тканей. Таким образом, их становится легко разделить, они утрачивают способность противостоять внешнему воздействию, организм повреждается и стареет.
Мы видим много общего между пониманием основ общей патологии авторами «Корпуса Гиппократа» и рассуждениями Платона. Во-первых, это касается оценки болезни как количественной категории, когда в здоровом и больном организме присутствуют одни и те же составляющие, но возникает избыток или недостаток некоторых из них. Во-вторых, это понимание состояния «благосмешанности» элементов («красис»), сопутствующего здоровью, и нарушения их смешения («дискразия»), соответствующего болезням. Наиболее ярко сходство образа мыслей Гиппократа и Платона обнаруживается при анализе третьего класса болезней, вызванного нарушением баланса жидкостей: Платон описывает происхождение и свойства флегмы и обоих видов желчи в той степени, в какой это необходимо для понимания их патологического влияния на функционирование человеческого организма.
Крайне важным компонентом системы взглядов Платона является положение о единстве духовного и телесного (в современном понимании это называется психосоматической целостностью человеческого организма). Заболевания души, по мнению Платона, не имеют сверхъестественного происхождения и объясняются наследственными дефектами конституции или плохим воспитанием. Психосоматическая целостность в его системе имеет физическое объяснение: части души, располагающиеся в соответствующих частях тела, связаны с ними, поэтому процессы старения и болезни плоти затрагивают и духовную жизнь человека. В силу этого так опасно воспаление ткани мозга, являющееся причиной смертельных болезней именно потому, что в этом случае ослабевают связи между субстанцией высшей, бессмертной части трехсоставной души человека и ее вместилищем головным мозгом. Соответственно, поскольку смерть наступает в момент отделения бессмертной части души от тела, любое локальное поражение головного мозга, в который Демиург поместил бессмертную душу, означает неблагоприятный прогноз болезни в целом. Сакральность в данном случае определяется значимостью явления ведь телесная смерть означает акт окончательного разобщения бессмертной части души и тела. Вместе с плотью умирают низшие части души (страстная и чувственная), с ними исчезают привычки человека. Интересно, что у Галена мы видим эти идеи Платона в развитии: низшие части души представляются ему субстантивно сходными с устройством тех органов, в которых они локализуются[45].
В европейской историографии существует традиция критики этих взглядов Платона как рудиментарных и непоследовательных по сравнению с «Корпусом Гиппократа»[46]. С этой критикой невозможно согласиться: мы видим значительное совпадение во взглядах Платона и авторов «Корпуса Гиппократа». Более того, эти совпадения не удивляют нас даже с учетом репутации Филистиона как явного антигиппократика. Зададимся вопросом: а в чем, собственно, должно было проявляться несогласие Филистиона с Гиппократом? Традиционно считается, что в IVIII вв. до Р. Х. в медицине доминировали две противоборствующие школы догматики и эмпирики. Кратко суммировав характеристики этих школ, мы получаем примерно следующее: эмпирики отрицали значение теории и вытекающие из этого принципы изучения анатомии и физиологии, превознося значимость ежедневной, врачебной практики; в свою очередь, догматики отстаивали необходимость системного подхода к диагностике и лечению заболеваний. Однако значит ли это, что, например, Филистион отвергал систему Эмпедокла и взгляды Алкмеона, считая их умозрительной теорией? Из ранее изложенных нами соображений очевиден отрицательный ответ на этот вопрос. Кроме того, вспомним, что систему Гиппократа, по общему мнению, отличало приоритетное внимание к результатам практической деятельности врача и отвержение отвлеченных софистических теорий. Так в чем же разница?
Правильный ответ, по нашему мнению, содержится в оценке отношения к медицине как теоретико-практической системе, развивающейся по пути накопления знаний и их обобщения. Это, в свою очередь, определяло необходимость обращаться к анатомическим вскрытиям (некоторые их описания мы встречаем уже в «Корпусе Гиппократа»). Дальнейшее развитие мысли догматиков-рационалистов мы видим на блестящих примерах Герофила и Галена.
«Эклектика», «эклектичная система» по сути, это означает несовпадение системы взглядов мыслителя, предлагающего новую глобальную теорию, с таксономическими рангами, разработанными по отношению к его предшественникам и не слишком удачливым современникам. Так, медицинские представления Платона кажутся «эклектичными» потому, что сочетают элементы представлений Эмпедокла, Диогена Аполлонийского, Алкмеона и т. д. Безусловно, можно говорить о неполноте медицинской теории Платона она не объемлет всех проблем, связанных с решением задач, стоящих перед врачом. Однако очевидно, что Платоном были предложены фундаментальные положения, определившие основы теории античной рациональной медицины. Особенно плодотворной оказалась идея трехчастного устройства человеческой души и помещение ее высшей, бессмертной части в головной мозг. Именно эта идея определила дальнейшие анатомо-физиологические исследования и позволила обозначить основные методологические категории в медицине.
Величие Аристотеля состоит в том, что он увидел логику сходства анатомического строения живых существ и с помощью созданной им впервые в истории зоологической систематики доказал ее полезность для медицины на огромном эмпирическом материале. Не случайно многие ведущие историки медицины охотно употребляют по отношению к работам Аристотеля, Герофила и Галена понятие «эксперимент»[47]. Действительно, их работы носили целенаправленный характер, в них были тесно увязаны теория и практика. В дальнейшем изложении мы попытаемся кратко показать преемственность работ Аристотеля, его предшественников и последователей в общей линии развития рациональной медицины античности. В своем труде «О чувственном восприятии» Аристотель отмечает: «Ибо дело физика распознавать первые причины как здоровья, так и болезни. Ведь ни здоровье, ни болезнь не могут возникать у того, что лишено жизни. Поэтому-то не чужды рассуждениям о природе и большинство врачей, которые мудро следуют своему искусству, ведь одни видят своей целью <только> то, что касается врачебного дела, а другие, <занимаясь врачебным искусством>, исходят из того, что касается природы»[48].
Вслед за Эмпедоклом и Платоном Аристотель признавал четыре первоэлемента[49]. Так же как и Платон, Аристотель не воспринимал землю, воздух, огонь и воду как стихии хаоса или божественные существа. Четыре первоэлемента в физике Аристотеля всего лишь строительный материал, некие базовые субстанции, образующие материальный мир, способные видоизменяться и перетекающие друг в друга. Однако неприятие геометрической логики, примененной Платоном для описания сущности взаимодействия первоэлементов, поставило перед Аристотелем задачу дать альтернативное, но не менее универсальное объяснение этому процессу. Следствием этого стало углубление критики представлений Эмпедокла о первоэлементах как вечных и неизменных сущностях. В своих позднейших работах Аристотель определенно утверждает вечность существования Вселенной. Исходя из невозможности существования бесконечного, ему представляется логичным предположение об обратном возникновении и превращении элементов. Эти процессы обеспечиваются в системе Аристотеля постоянным движением, составляющим «естественный ход вещей», осуществляющийся под воздействием Божественного Перводвигателя. Проблема состоит в том, что такой процесс естественным образом может привести к полному отделению простых и неизменных тел друг от друга и достижению материей существования вечного покоя. Обладая опытом постоянного наблюдения за явлениями живой природы, Аристотель прекрасно понимал невозможность подобного умозаключения и (что может показаться парадоксальным), устраняя из своей системы идею Платона о Творении Мира, приходил к еще более настойчивой апологии телеологического принципа.