На следующее утро мы поехали в залив Робин Гуда, в нескольких милях далее по побережью, и около часа гуляли по красивой деревне, после чего вернулись в Уитби.
Они уже ждали нас в мастерской и выложили украшение на шелковую подушечку, чтобы Лил могла его как следует рассмотреть. Это был амулет для ее браслета, с выгравированным рисунком и отполированный до блеска. Они вручили ей лупу, чтобы она рассмотрела все детали. Она склонилась над ним и внезапно рассмеялась. Я тоже наклонился мне было любопытно, что они поняли из моих наставлений.
Они изготовили амулет почти точно таким, каким я его представлял и описал. Центральное место на крохотном обереге занимала голова огромной собаки: пасть открыта, клыки обнажены, уши стоят торчком. Позади, в дальней перспективе, чтобы подчеркнуть размер животного, виднелась его спина и намек на обрубок хвоста. Там же виднелся силуэт парусного корабля со сломанными мачтами, рваными парусами и пробоиной в корпусе. На оборотной стороне было выгравировано: «Уитби, январь 2001 года». Это было чудо искусства миниатюры.
Лил сняла браслет и передала его мастеру. Тот быстро закрепил на нем амулет. Она надела его обратно на запястье, помахала рукой, любуясь новым амулетом, затем обняла меня, поцеловала и еще раз поблагодарила.
А не хотите посмотреть другую версию этого же изображения? сказал второй мастер. В конце концов, нас здесь двое.
Они оба улыбались нам.
Без дополнительной платы.
С этими словами он выложил на шелковую подушечку еще один полированный амулет. В лупу мы увидели зеркальное отражение той же картинки. На переднем плане доминировал затылок пса с чутко стоячими ушами, а далее открывался вид на утес Уитби и руины аббатства, над которым парил крошечный серпик луны. На обратной стороне также имелась гравированная надпись «Уитби, январь 2001 года».
Ты должен купить его, Бен, сказала Лил. Можешь носить его на кольце для ключей.
Нет, это же неидентичный близнец, как и ты. Он твой.
Бен, но я хочу, чтобы он был у тебя!
Так он оказался на моем кольце для ключей, где и остается с тех пор.
Позже мы с ней объехали национальный парк Йоркшир-Дейлс, прокатились по Озерному краю и в конце концов вернулись в Лондон. Через два дня Лил улетела обратно в Нью-Йорк. Я планировал в течение месяца полететь туда следом за ней.
Глава четвертая
Тогда: 2001 г.
Начало
В то время, когда я познакомился с Лил, я считал себя англичанином, а в те дни быть англичанином означало быть британцем, а быть британцем значит быть европейцем. Позже все это изменилось.
В качестве внештатного сотрудника я регулярно зарабатывал некоторую сумму, а также имел немало возможностей путешествовать, часто с возмещением расходов. На тот момент, когда я сблизился с Лил, у меня ни с кем не было постоянных отношений.
Я родился в 1966 году, в кирпичном таунхаусе на севере Лондона. У меня был младший брат, Сол.
Я ходил в местную начальную школу, затем в общеобразовательную школу Внутреннего Лондона. После медленного старта, поскольку лет до двенадцати я не воспринимал школу всерьез, я обнаружил в себе любовь к науке. Я обожал математику я испытывал искреннюю радость, столкнувшись со сложной задачей, и глубокое удовлетворение от возможности ее решить. Когда мне было восемнадцать, я поступил в Сассекский университет, недалеко от Брайтона, и три года спустя получил диплом с отличием в области нейробиологии и когнитивных наук. Все это едва не было пущено псу под хвост, когда я отправился в длительную туристическую поездку по Центральной и Восточной Азии, которая завершилась великолепно расслабленным летом с жарой, случайным сексом, ленью и запрещенными веществами на пляжном курорте в Квинсленде, Австралия. Вернувшись в Лондон, я дал себе зарок никогда больше не употреблять наркотики. Я был загорелым, умудренным жизнью, но без гроша в кармане, и мне позарез требовалось найти работу.
Журналистикой я начал заниматься более или менее случайно. Я нашел скромную должность помощника-стажера в лаборатории биохимических исследований. Полученное образование мне почти не пригодилось, но однажды моему боссу понадобился кто-то, кто составил бы описание одной из программ для оценки результатов тестов.
Я обнаружил, что могу неплохо выразить то, что нуждалось в выражении, что могу писать так, чтобы было понятно неспециалистам, и более того, мне это нравилось! Вскоре после этого я рискнул начать карьеру фрилансера и поначалу в основном занимался написанием пресс-релизов для фармацевтической компании, с которой у меня был контакт.
Мое интервью с Кириллом Татаровым, взятое в 1996 году, было одним из первых реальных заказов, которые я получил от журнала, и после этого моя карьера журналиста резко пошла на подъем.
В конце 1990-х годов я несколько раз летал в Нью-Йорк, один раз в рамках отпуска, но чаще в командировку. Именно во время одной из этих поездок я и встретил Лил на мероприятии в ее издательстве, и после этого для меня все изменилось.
Планы путешествий, разрушенные разъездами
После нашей поездки в Уитби мы с Лил начали вести счастливый, но дорогостоящий образ жизни, постоянно болтали по телефону или летали друг к другу через Атлантику.
В конце лета мы знали, что это скоро изменится, потому что нам предстояла пара длительных перелетов на западное побережье, возможно, по отдельности или же вместе, если мы сможем совместить наши графики. Я прожил с Лил в ее квартире почти две недели, задыхался в провонявших бензином каменных ущельях нью-йоркских улиц, замерзал, превращаясь в ледышку, в магазинах с кондиционерами, в ресторанах, театрах и так далее. Поскольку было начало сентября, Лил нужно было провести некоторое время в их лондонском офисе, где ей предстояло заняться продажей авторских прав на несколько осенних новинок ее издателя. Предполагалось, что я полечу обратно в Лондон вместе с ней.
Но до этого требовалось решить проблему с ее мужем Мартином. Он был в Калифорнии, жил в их доме в Венис-Бич и сказал Лил, что хочет, чтобы она приехала туда встретиться с его адвокатом и подписать кое-какие бумаги. Он также хотел обсудить список имущества в доме, которое она считала своим.
Разве это нельзя обсудить и согласовать по телефону? удивился я. Или по электронной почте? Это всего лишь список. Тебе не нужно видеть вещи, которые принадлежат тебе.
Да, но Мартин не такой. Он всегда работает только лицом к лицу, в том числе и со мной. Эту привычку он перенял у штабных генералов. В любом случае у меня есть одежда в Калифорнии, и я хотела пересмотреть ее и выбрать то, что хочу сохранить. Есть кассеты, видео и книги. Много чего.
Они все тебе нужны? В самом деле?
Возможно. Она подумала и добавила: Наверное, нет. Вероятно, в конечном итоге я почти все отнесу в комиссионку.
Он мог бы сделать это вместо тебя, сказал я.
Мог бы, но не сделает. Он хочет, чтобы я решила сама. Я посоветовала ему нанять пару-тройку уборщиков и отправить все, что не его, сюда. Но это тоже не сработает. Он хочет, чтобы я прилетела.
И ты полетишь.
Да.
А ради чего тебе нужно встречаться с его адвокатом? Ты говорила мне, что Министерство обороны выделило юриста. Они ведь в Вашингтоне?
Думаю, это как-то связано с законодательством Калифорнии. Для развода за пределами штата должен быть местный поверенный.
Лил с самого начала заверила меня, что Мартин исключен из ее жизни, нисколько не мешает нам, и это во многих отношениях было правдой. Мне никогда не приходилось его видеть, избегать или даже принимать его в расчет. Но, несмотря на это, он каким-то образом находил способы манипулировать Лил. Как это ему удавалось, я не понимал и не мог обсуждать с ней. Всякий раз, когда она разговаривала с ним по телефону или пару раз после встречи с ним, и часто после того, как мы вновь встречались после короткой разлуки, у нее случались резкие перепады настроения, она бывала упрямой, уклончивой, что порой жутко раздражало.
Мы пару раз поссорились, и оба раза это было косвенно связано с постоянным присутствием Мартина в ее жизни. Я уговаривал ее как можно скорее завершить развод. Иногда она соглашалась, а иногда говорила, что с этим не стоит торопиться.
Нам лучше подождать, бывало, говорила она.
Или:
Хорошо, я позвоню ему.
Или:
Ты на меня давишь. Не делай этого!
Мы договорились: она улетит в Калифорнию и поскорее покончит с этой неопределенностью.
Мои возражения начали ослабевать, как только я услышал от Ника Хаттертона, лондонского редактора, о прорыве в исследованиях стволовых клеток в лаборатории Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Он сказал, что мне желательно слетать в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с командой исследователей и написать статью о том, что они там делают. Все расходы будут оплачены. Я попросил номер в хорошем отеле, а также в дополнение к оплаченным билетам компенсацию расходов на питание и напитки. Я должен был вылететь из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, затем из Лос-Анджелеса в Лондон. Ник согласился.
Чего я не сказал Нику, так это того, что я уже планировал выполнить еще один заказ для журнала, который он, вероятно, счел бы конкурентом своего. Контракт или нет, но я все еще считал себя фрилансером, и всякий раз, когда возникала возможность, я принимал другие заказы и публиковал их под другим именем. Я делал это уже несколько лет. Я так и не выяснил, знал ли об этом Ник или кто-то еще из журнала. Даже если это и было известно, никто ничего мне не говорил и никто не пытался мне помешать. Я знал других авторов, которые таким образом порой удваивали свою работу и свои доходы.
Другая халтурка предполагала поездку в Шарлотт, Северная Каролина, и две ночевки. Там теперь жил правительственный ученый на пенсии, некогда работавший в области освоения природных ресурсов. Звали его Барретт К. Дорнан, и он написал мемуары, которые через несколько месяцев должны были выйти в свет. Требовался материал о нем. Статья будет напечатана одновременно с книгой и, возможно, будет положена в основу телевизионного фильма о его исследованиях. Я слышал об этой халтурке от своих знакомых и очень хотел ее получить. Гонорар был весьма привлекательным.
Для Ника Хаттертона это не имело бы никакого принципиального значения. Он получит статью, которую хочет, а я потребую от него только фактические расходы, которые понесу во время поездки в Лос-Анджелес. Дополнительные расходы на поездку в Шарлотт легко перекроет гонорар за эту историю.
А вот Лил была разочарована и раздосадована, причем, на мой взгляд, совершенно иррационально. Изначально мы планировали, что она останется в Нью-Йорке, пока я слетаю в Шарлотт, а когда вернусь, мы вместе полетим в Лондон. Внезапная поездка в Калифорнию была неожиданной для нас обоих или, по крайней мере, для меня.
Нам обоим нужно в Лос-Анджелес, сказал я. Мы полетим туда по отдельности, встретимся там, а потом вместе полетим в Лондон.
Это казалось простейшим решением, но Лил высказала свое мнение, и ее голос внезапно прозвучал уклончиво:
Может, тебе слетать в Шарлотт, а потом вернуться сюда? Я полечу к Мартину одна.
Ты не хочешь, чтобы я был рядом, когда ты будешь с ним? сказал я. В любом случае я уже купил билет из Шарлотта в Лос-Анджелес.
Можешь его поменять.
Это еще зачем? Ты же знаешь, мне нужно в Лос-Анджелес. В чем проблема, Лил? Почему вдруг мы не можем этого сделать?
Никакой проблемы нет.
А по-моему, есть. Дело в Мартине, верно? Ты просто не хочешь, чтобы я был рядом.
Я не буду с ним.
Это уже что-то.
Мартин не что-то. Он сидит на дорогой недвижимости, в которой я имею законную долю, и, по крайней мере, мне нужно быть с ним приветливой. Я приеду на побережье, вынесу из дома свои вещи, подпишу документы, которые ожидают моей подписи, и следующим рейсом вернусь в Нью-Йорк.
Но к тому времени я буду в Лос-Анджелесе.
Тогда слетай туда и возвращайся. Мы встретимся снова здесь.
Почему я ни разу не встретился с Мартином? Что происходит, Лил? спросил я.
Тебе не нужно встречаться с ним, и я не хочу, чтобы ты с ним встречался. При одной только мысли об этом мне становится жутко. Для меня он сейчас это сумма алиментов.
Ты никогда не рассказывала ему обо мне, не так ли?
Конечно нет.
Но, перед тем как она это сказала, возникла короткая пауза.
Возможно, она думала, что, если Мартин узнает, что у нее завелся любовник, это задержит развод или скажется на размере алиментов. Он наверняка знал: такая привлекательная женщина, как Лил, недолго останется одинокой после того, как он уйдет из ее жизни или это она уйдет от него? Я никогда толком не знал, что произошло между ними, и Лил обходила эту тему. Она сказала, как говорила мне не раз, что в Мартине нет ничего такого, что имело бы для нее значение, помимо того что ей нужно оформить развод и начать новую жизнь. Меня устраивало то, что мне не нужно иметь к этому большее отношение, чем я уже имел, хотя это и делало меня пассивным исполнителем их решений, лишенным возможности оказывать на них какое-то реальное влияние. Это было частью удобной модели наших отношений: я был счастлив с Лил, любил ее искренне и страстно, но лишь в контексте того, что мне была известна только половина ее жизни. Пока я это принимал, все шло хорошо.
Мартин оставался той частью ее жизни, куда меня не допускали. Его внезапное настойчивое требование, чтобы она вылетела в Лос-Анджелес по бессмысленному поручению, усугубленное собственным упрямством Лил, что она, мол, должна довести дело до конца, и, наконец, то, что я не должен принимать в этом участия, все это вызывало на поверхность напряжение, которое обычно мы держали под спудом. Мартин по-прежнему имел над ней власть, хотя она это отрицала или преуменьшала. От этой мысли мне стало не по себе я начал задаваться вопросом, насколько хорошо я ее знаю или понимаю ее прошлое.
Мы все еще пытались решить, что нам делать, хотя лично для меня было очевидно, что нам делать, но тут позвонил Мартин. Она вышла к телефону в соседней комнате и закрыла за собой дверь.
Звонок был коротким она вернулась минут через пять.
Мне нужно в Лос-Анджелес, сказала она. Он от меня не отстанет.
Я думал, все уже решено.
Когда ты собираешься быть в Шарлотте?
Я лечу туда в воскресенье, на две ночи. Весь понедельник у меня займет интервью с этим парнем, а затем я вылетаю из Шарлотта в девять утра во вторник.
Прямо в Лос-Анджелес?
Я не смог купить билет на прямой рейс из Шарлотта. Придется полететь стыковочным, через Детройт, и сделать там пересадку. Но к вечеру я уже должен быть в Лос-Анджелесе
Понятно, а теперь послушай меня. Мартин хочет, чтобы я была там не позднее вечера в понедельник. Ничего страшного, потому что ты прилетишь следующим вечером. Он сказал мне не лететь во вторник.
Он сказал почему? Вторник хороший день для внутренних рейсов. Всегда можно занять наилучшее место.
У Мартина никогда не возникало проблем с удобными местами. Он говорит, что ему, возможно, придется вернуться в округ Колумбия, и хочет к тому времени разобраться с домом.
Но если он летит в Вашингтон, почему бы тебе не встретиться с ним там?
Он хочет, чтобы я приехала к нему домой в Венис-Бич.
Так все-таки в чем там дело? Почему ты не должна лететь во вторник?
Он не сказал.
Мы вернулись к нашему досадному сочетанию спора/согласия, в основном приняв один и тот же план поездки после этих выходных, но так и не придя к общему мнению относительно того, почему и как. Меня продолжало беспокоить то, что Мартин, якобы полностью ушедший из ее жизни, за исключением дел с юристами и взаиморасчетов, по-прежнему мог влиять на ее решения. Она пыталась меня успокоить, но явно меня не поняла. Она сказала, что нет ничего, чего я не знал бы о Мартине и о ней того, что она все еще спала с ним? но это лишь ярче высветило недопонимание, существовавшее между нами.