Иван Семёнович попытался что-то сказать, но его горло воспроизвело только булькающий звук. Спасите, подумал он, помогите.
В данный момент мы полностью контролируем Питомник, сказал Нильс Бор. Все, кого вы здесь встретили по вашей терминологии экспонаты. Мы научились обходить детекторы, которые идентифицируют клонов. Эти приборы, как и всё ваше мышление, давно устарели. Мы внедрили своих людей на многие предприятия других планет. Наши люди уже есть в правительстве! Но пока мы не афишируем нашу программу. Мы не сторонники насильственных действий. Мы хотим лишь одного чтобы нас не трогали в своём мире. Думаю, что это справедливо.
Душкин гулко сглотнул липкую слюну.
Рассказать вам, что переживали первые неудачные копии, когда вы только создали этот свой Питомник? спросил Эйнштейн. Сколько физических мук переносили они в период взращивания из-за своих уродств? Что переживал их, пусть несовершенный, но разум, когда они осознавали, что скоро пойдут на вторичную переработку? Но вам это тогда не было интересно. Вы развлекались, глядя как безмозглые экспонаты с обликом эстрадных див поют вам под фонограмму на ваших сборищах. А после сдавали их обратно, как отработанный материал, нисколько не мучаясь угрызениями совести.
Иван Семёнович страдальчески прижал руки к груди и пробормотал:
Но я же не мог знать Даже предположить не мог
Конечно, вы не знали. Никто не знал. А теперь знаете.
Я Я обязательно переговорю с руководством Нет!.. С самим директором! Я запишусь к нему на приём, Душкин понимал, что несёт ахинею, но уже не мог остановиться. Это нельзя так оставлять!
Учёные смотрели на него насмешливо.
Иван Семёнович, а вы не задавали себе вопрос, почему мы так тут с вами разоткровенничались? поинтересовался Нильс Бор, зловеще улыбнувшись.
В мозгу ведущего специалиста тяжко провернулась нехорошая догадка.
Я никому не скажу, поспешил заверить он, в момент покрываясь липким потом. Ни одной живой душе! И неживой тоже! Я клянусь! Хоть чем! Хоть кем!
Боюсь, мы не можем так рисковать, Альберт Эйнштейн сокрушённо покачал головой. Пока ещё мы должны хранить в полнейшей тайне истинное положение дел.
Но от паники у Ивана Семёновича свело пальцы на ногах и заложило уши. Меня же Будут искать! Все же знают, куда я полетел!!!
А почему, собственно, вас должны искать? поинтересовался Нильс Бор. Иван Семёнович с заказанными экспонатами прибудет на предприятие точно в срок.
То есть у Душкина в груди расплескался обжигающий жар. Вы меня отпустите?!
Мы сказали, что с экспонатами прибудет Иван Семёнович, но не сказали, что это будете именно вы, уточнил Эйнштейн.
А?.. Ээээ Иван Семёнович снова потерял дар речи.
В капсуле дезинфекции, на самом деле, с вас сняли все биологические параметры и взяли образец ДНК. Я думаю, к этому моменту времени ваш экспонат внешне уже полностью готов. Ещё немного, и он научится вашим базовым манерам, одолеет особенности разговора, освоит привычки
Иван Семёновичу прилила кровь к голове. Он подумал, что сейчас потеряет сознание.
Наши сотрудники под видом Нильса Бора и Альберта Эйнштейна сопроводят его обратно на Предприятие, чтобы он не наделал в первое время глупостей, а у руководства не осталось никаких сомнений в успешности вашей командировки.
А я? тихо прошептал совершенно деморализованный Душкин. Вы меня убьёте?
Ну к чему эти ужасы? Бор по-отчески потрепал Ивана Семёновича по плечу. Вас поместят в камеру, точно такую же, какую занимали раньше экспонаты в Питомнике. Вас будут кормить и поить по расписанию. Возможно, дадут почитать что-нибудь из классики.
Душкин слушал, опустив голову и закрыв глаза. Его разум отказывался верить в реальность происходящего.
Да, чуть не забыл, добавил Нильс. Иногда вас будут вызывать в качестве приглашённой звезды на наши праздники. У нас ведь тоже они бывают. Так что для начала вам придётся вызубрить какой-нибудь стишок и научиться танцевать ну к примеру. «Эх, яблочко!». Думаю, успех будет грандиозным. Всё же на ваших концертах выступают жалкие суррогаты артистов, а у нас будет самый, что ни на есть, натуральный Иван Семёнович Душкин, ведущий специалист Предприятия! Боюсь ошибиться, но скорее всего это будет пиком вашей творческой карьеры!
И тут, ведущий специалист Предприятия, уже окончательно осознав, что с ним произошло, обхватил голову руками, глухо застонал и повалился из кресал вниз, в ноги великим учёным.
***
Роза Павловна кокетливо прикоснулась к своему завитому локону возле уха и выжидающе посмотрела на Ивана Семёновича.
Тот тихо откашлялся, словно собираясь произнести длинную речь.
Роза давно уже простила Душкина за то, что он не смог присутствовать на её юбилее. В конце концов, она поняла, что командировка на Питомник была вынужденной, и отказаться он неё Иван Семёнович не имел никакой возможности.
Сейчас они стояли в укромном месте на галерее Фейерверка Фонтанов.
Роза ещё раз вскользь оглядела кавалера. После этой командировки он даже как-то изменился, пропала так раздражавшая её вальяжность в движениях, взгляд стал более осмысленным и мужественным. Иногда Роза Павловна ловила себя на мысли, что Душкин стал просто другим человеком. Но эта проступившая твёрдость была ей по нраву.
Дорогая Розочка.. Эээ Павловна, начал Душкин, предано глядя женщине в глаза. Я думаю, что настало время для серьёзного разговора. Я много лет Эээ Хотел Что называется В общем, давайте будем жить вместе! выпалил Иван Семёнович и задышал так, будто только что пробежал сто метров без остановки.
На самом деле ответ у Розы Павловны был давно заготовлен. Если раньше она ещё сомневалась, то волшебное преображение Душкина после поездки утвердило её в правильности своего выбора.
Вы согласны? переспросил Иван Семёнович, частично бледнея.
Роза Павловна глубоко вздохнула, отчего её массивная грудь мягко колыхнулась вверх-вниз, и решительно кивнула головой.
Спутанные частицы, или Как я убил Президента
Не помню, сколько мне было тогда: лет двадцать пять, наверное. А, может, и двадцать четыре. Зато точно помню другое тусил я тогда с Джуди, яркой, смазливой девицей, которая некоторую свою интеллектуальную недалёкость с лихвой компенсировала своим весёлым нравом, если вы понимаете, о чём я. Мне, впрочем, в те времена только того и требовалось. Мы ужасно здорово проводили время: катались по озеру на катамаранах, сшибали кегли в боулинге, а по вечерам допоздна засиживались в компании таких же отвязных обалдуев у старины Джо в его баре «Счастливчик».
Гринвилл, куда я приехал в то лето на каникулы в дом своего дяди, выглядел не то большим посёлком, не то маленьким городом. Это сейчас он превратился в современный промышленный центр, а тогда на пустырях за крайними коттеджами гулял ветер, катая по ним сухое перекати-поле, да бродили унылые собаки в клоках свалявшейся шерсти; они выпрашивали у редких прохожих кусок съестного. Но ближе к центру жизнь бурлила; на День города мэр даже устраивал карнавал с фейерверками, такая уж сохранилась в Гринвилле традиция.
Дом моего дяди пустовал без малого всё лето, они с тётушкой Матильдой уезжали на ежегодный круиз, поэтому я каждый раз подгадывал свои отпуска на время их вояжа (сложностей не возникало, ведь школа, где я работал, в летние месяцы пустовала). Для дяди в этом тоже имелась своя выгода как-никак, а я присматривал за всем, и он мог не опасаться, что кто-нибудь в его отсутствие залезет поживиться честно нажитым или поломает его любимые яблони.
В тот самый вечер ничего не предвещало чего-то необычного, напротив, мысли у меня текли самые умиротворённые; мы с Джуди, разгорячённые поездкой на велосипедах по ближайшим холмам, усталые, но очень довольные, привычно расположились за столиком у старины Джо и наслаждались свежим, собственноручно им сваренным, местным пивом. Джуди только что смешно приложилась к большой наполненной кружке, измазав свои пухлые губы пеной. Я же сделал два чувствительных глотка, блаженно ощущая, как внутри разливается терпкая прохлада. Посмаковав момент, я отставил кружку, посмотрел на спутницу и улыбнулся. У Джуди от прогулки раскраснелись щёки, а высокая полная грудь, кокетливо поддержанная узлом подола рубашки, притягивала не только мои взгляды.
В наши намерения входило перекантоваться в баре часов до девяти, а потом посетить ночной сеанс в открытом кинотеатре.
Я расслабленно оглядывал зал, отыскивая за соседними столиками знакомые лица. Шапочно я многих тут знал, Гринвилл был одним из тех городков, где, несмотря на немалое по меркам провинции население, все друг с другом здоровались. Не то, чтобы все оставались хорошими знакомыми, но при желании, можно было отыскать подругу друга или друга подруги, с которыми обязательно раньше где-то пересекались. Но в этот час никого из наших молодых приятелей не наблюдалось, бар выглядел полупустым, хотя ближе к ночи, сюда приходило больше посетителей, особенно, когда заканчивалась смена на местном деревообрабатывающем комбинате.
И тут моё внимание привлёк тот самый старик, который только что зашёл в бар, прикрыв за собой створку двери. Я машинально скосил взгляд на стойку, там, под потолком, висел пузатый телевизор как раз началась заставка вечернего шоу Греты Блумберг. Всё произошло синхронно, едва ли не секунда в секунду. Я поэтому и приметил раньше этого старика. В заставке шоу танцевали красивые разодетые девицы, и я, время от времени, краем глаза пялился на них. Так и совпали два этих события пляшущие девки и сгорбленный старик в старом потёртом плаще до пят. Потому что всегда, если мы сидели в баре, он входил ровно тогда, когда начиналась эта чёртова заставка. Можно было подумать, что он заскакивает сюда после работы просто пропустить стаканчик-другой, но, с другой стороны, какая работа могла быть у такого немощного старика? Да и его точность, даже в этом случае, оставалось бы приблизительной плюс-минус пять минут. А так по нему впору было проверять часы.
Признаться честно, меня несколько заинтриговал такой любопытный факт. К тому же мне смутно показалось, что я видел этого старика раньше, по-моему, он приходился одним из очень дальних родственников моему дяде.
И как-то так получилось, что именно в тот вечер, я, проходя мимо его столика с новой порцией для нас Джуди, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, свернул с курса и подошёл к одиноко сидящему пожилому посетителю. Теперь он уже остался в старой косоворотке с закатанными рукавами; плащ он всегда аккуратно вешал на спинку стула за собой. Перед папашей стоял одинокий стакан с тёмным элем.
Простите, сэр, вежливо обратился я, ставя два бокала с пивом на край его столика, чтобы не держать их в руке. Не сочтите за дерзость, но не являетесь ли вы родственником некоему и я назвал имя моего дяди, дело в том, что я его племенник, и у меня такое впечатление, что я вас где-то уже видел.
Старик неожиданно резко зыркнул на меня из-под нависших бровей, но почти сразу взгляд его смягчился, видимо, мой кроткий вид не давал оснований для какого-то беспокойства.
Нет, сынок, после некоторой паузы ответил он. Голос у него был не очень приятным, скрипучим, боюсь, я это имя слышу впервые.
Я внимательнее взглянул в его лицо. Кожа у него выглядела по-старчески желтоватой, на щёках отчётливо просвечивали чёрные точки, словно от въевшегося пороха. От уголков глаз отходили глубокие морщинки, в которых блестели капли, похожие на маленькие слезинки.
По-хорошему, следовало извиниться и отойти, обознался, мало ли, с кем не бывает, но чёрт, не иначе, дёрнул меня задать ещё один вопрос.
Простите ещё раз, но мне никак не даёт покоя этот ваш фокус. Как вы умудряетесь входить в бар ровно в тот момент, когда начинается шоу Греты Блумберг?
Старик снова глянул на меня и его рот расплылся в подобие улыбки. Потом он засмеялся, тоже скрипуче и отрывисто, словно кашляя.
На этом свете, сынок, случаются вещи и позанятнее, сообщил он, делая глоток из бокала. Я бы тебе мог рассказать такое, что ты и представить себе не можешь!
Неужели? вежливо ответил я, впрочем, прекрасно представляя, что могу услышать в лучшем случае усовершенствованную байку про былые времена в стиле моей тётушки Матильды.
Вижу, ты мне вовсе не веришь? прищурился старик, верно истолковав мой проскользнувший в интонации скептицизм. Меж тем, ты бы очень сильно удивился, узнав подробнее, что я имею в виду.
Я оказался в некотором затруднении. С одной стороны, меня уже давно ждала Джуди, недовольно косясь на меня со своего места, а с другой, что-то меня всё же зацепило в словах старика, и было как-то неловко вот так запросто попрощаться и уйти.
Вот что я скажу тебе, сынок, сказал старик, словно чувствуя мою неуверенность. Признаюсь, я немного поиздержался последнее время. Видишь ли, я предпочитаю вечером выпивать три полных стакана эля. А что ты можешь видеть сейчас на моём столике? Правильно, один стакан эля, выпитый мною наполовину. Вся загвоздка в том, что я никак не могу себе позволить сегодня ещё два стакана. По очень простой и банальной причине. Я поиздержался. Но правила есть правила. Каким-то образом мне нужно выпить эти два недостающих стакана, я думаю, ты вполне меня в этом поддерживаешь?..
Да, но
Нет, нет, это не то, что ты подумал. Я не собираюсь ничего у тебя выклянчивать. Я хочу предложить тебе честную сделку, сынок. Ты покупаешь мне недостающие два стакана эля, а я тебе рассказываю историю из своей жизни, которую ты никогда больше ни от кого не услышишь. И ничего подобного ты даже представить не в состоянии.
Признаться, первым моим порывом было откланяться и попрощаться. Быть может, даже дав ему денег на эти два злосчастных эля. В самом деле, что я мог услышать такого уж удивительного? Тем более, мне шёл всего двадцать шестой (или даже двадцать пятый) год, и совсем недалеко сидела моя девушка, с которой у меня намечались на ближайший вечер более занимательные планы, нежели прослушивание рассказов какого-то там маразматического старикашки.
Всё это быстро пронеслось в моей голове, но, к большому собственному удивлению, такие разумные мысли никак не повлияли на мои ближайшие действия. Потому что сделал я следующее.
Пододвинул наши с Джуди бокалы с пивом поближе к центру стола, потом сходил к стойке и принёс дополнительно два стакана, наполненные превосходным элем, по пути прихватив с собой саму Джуди, которая, хоть и с явной неохотой, но, всё же, пересела за столик папаши, правда, капризно и недовольно надув при этом свои пухлые губы.
Так мы оказались за столиком втроём.
Старик, одобрительно разглядывающий наполненные стаканы, я, неуверенно ёрзающий от внезапно принятого мной решения и Джуди, прихлёбывающая пиво и всем своим видом демонстрирующая очевидную для неё скуку.
Будущий рассказчик взял бокал, прихлебнул немного пенной жидкости и одобрительно крякнул.
Приключилась эта история, начал он, поглядывая на нас исподлобья (я, разумеется, не могу сейчас воспроизвести этот рассказ дословно, со всеми оригинальными интонациями и, наверняка, буду сбиваться на собственный стиль изложения, но что уж тут поделаешь, годков-то минуло порядочно!) если моя память мне уже не изменяет, в 1937 году. Вы-то об этих временах вряд ли что толкового узнать сможете, да и неинтересно вам вовсе. А был в тот год я уж точно не таким, как сейчас. Только что с больших манёвров вернулся. Да ещё и с отличием. Это так тогда Мехенбакский конфликт назывался официально «Большие манёвры». А на самом-то деле усмиряли мы желтопузых, хотели они тогда поднять бучу, да не выгорело у них. Но шороху навели, раз против них пустили регулярные военные части. С оружием, всё как положено. Нельзя сказать, что я слишком уж тогда героически действовал. Но фортуна подгадала так, что удалось мне убрать с линии вражеского огня нашего сержанта, вроде даже как бы прикрыть его собой. За это я тогда боевую медаль получил, плюс поощрение. Поэтому, когда из нашего полка стали вербовать ребят для гвардейского батальона, что непосредственно к Президентскому дворцу относится, я в число кандидатов тогда и попал. Но, признаться честно, не очень-то я на такую службу рвался. Хотя фактурой подходил, будь здоров. И рост, и осанка, да и мускулы накачал, от груди сто двадцать жал запросто. А не рвался, потому что муштрой там доставали, а мне всё же хотелось какой-то романтики юношеской, что ли, хотя стукнуло мне к тому времени уже почитай двадцать семь годков, и семьёй я обзавёлся, два сорванца подрастали старик замолчал, отпил эля, оставляя на губах пенную полоску, коротко вздохнул и продолжил: Хотя в гвардию многие рвались: и довольствие не чета армейскому, престиж, да и другие всякие преференции. До сих пор не знаю, как уж так получилось, но после собеседования с плюгавым полковником, определили меня почему-то в непонятное подразделение. Нет, не в Президентскую гвардию, и уж, тем более, не в личную охрану. Приписали меня к некоему «Отделу ДД». Не поверите, но я до сих пор не знаю, как эта аббревиатура расшифровывается. Настолько всё там было законспирировано. Так и проходило по всем документам. Отдел ДД, материалы собой секретности. Толком поначалу ничего не объяснили, но тут уж что поделаешь служба есть служба. Походил я в стажёрах, не много ни мало, а почти полтора года. Всякими делами приходилось заниматься. И по канализациям лазать и с парашютом десантироваться, и, само собой, оперативную работу вести, как в документах значилось: проводить комплекс мероприятий по поддержанию безопасности. Но это всё не столь важно, мало ли там силовых структур обеспечением безопасности занимается. Только я уже позже узнал, после того как меня действующим агентом сделали, что обеспечивали мы в основном безопасность первого лица государства и его дражайшей семьи. Вначале того самого легендарного Бородача, потом Живчика-младшего, вот у его жены родственников-то набралось, не счесть! а дальше к власти и тот самый Президент пришёл, уже всенародно избранный, не подкопаешься, как вы, может быть, из истории и знаете. С его приходом-то как раз основной мой рассказ и начинается.