Анна, удобно устроившись на ложе, прикрыла веки и слушала их голоса, которыми они обращались в молитве к святой Маргарите, которая смогла выбраться из чрева самого дракона, который её поглотил, и вдруг резкая боль пронзила ее тело. Крик вырвался из ее уст, а из глаз потекли слёзы.
Господи, как больно! прошептала она, но добавить ничего не успела, поскольку новая боль заставила ее закричать.
Наконец в опочивальне появился Лорентин. Он сходу приблизился к королеве, но она крикнула: «Помой руки и только после этого прикасайся ко мне!»
Лекарь подошел к одному из тазов и вымыл руки с мылом. Затем вновь подошел к роженице.
Графиня, обратилась она к Берте Понтье, удалите половину из присутствующих, а то мне нечем здесь дышать из-за их благовоний.
Вскоре в комнате вместе с замужними фрейлинами осталось не более двадцати человек, среди которых были не только женщины, но и мужчины.
Схватки у королевы усилились, а время между ними сократилось. Казалось, выдерживать боль от них уже не было мочи, но Анна собрала все свои силы и не позволила жалеть себя.
Лорентин попросил ее съесть кусочек сыра, на котором начертил магическое сочетание цифр и букв.
Зачем это? спросила она охрипшим от криков голосом.
Чтобы защитить ребенка, который рвется на свет божий, ответил он, не спуская глаз с расставленных ног королевы.
Истошный крик, исторгнутый вскоре из ее груди, подтвердил восторженным присутствующим, что их побеспокоили не напрасно. Быстрым движением врач отдернул простыни и с подчеркнуто серьезным видом склонился над оголенным животом.
Дамы, стоявшие на некотором отдалении от ложа, старались сдержать натиск мужчин, которые не желали упустить ни малейшей детали из этого захватывающего зрелища.
Наконец появилась черноволосая головка, и Лорентин крикнул:
Тужьтесь сильнее, ваше высочество. Я уже вижу ребенка.
Анна изо все силы постаралась вытолкнуть его из своего чрева. В конце концов, королева произвела на свет упитанное дитя, громкий крик которого раздался в комнате.
В опочивальне поднялся недовольный ропот от того, что Лорентин долго возился с ребенком, отрезая его от материнской пуповины. Когда пупок был завязан, лекарь поднял вверх орущего ребенка так, чтобы все увидели его пол.
Кто? только и смогла выдохнуть королева из не совсем восстановившихся легких.
Наследник родился наследный принц, выдохнула восхищенно толпа вместо лекаря.
«Да здравствует наша королева!» слились в единодушной здравице восторженные голоса.
Анна на мгновение закрыла глаза, а потом громко потребовала:
Дайте мне сына!
Немного позже, ваше высочество, сказал Лорентин, направляясь с ребенком к большому тазу с чистой водой.
Тогда покажи его мне!
Лекарь вернулся и, приблизившись к ложу королевы, повернул к ней ребенка так, чтобы ей были видны его гениталии.
Мальчик, с облегчением выдохнула из себя Анна и закрыла в изнеможении глаза: силы стали покидать ее.
Когда королева была обмыта и переодета, к ней поднесли уже запеленатого ребенка. Он спал, сложив бантиком маленькие розовые губки. Его красное сморщенное лицо показалось ей самым красивым на свете, и она робко прикоснулась пальцем к его щечке.
Здравствуй, Филипп! тихо сказала она. Вот мы и вместе.
Что вы сказали, ваше высочество? спросила Эрмесинда, сидевшая рядом.
Я поздоровалась со своим сыном Филиппом.
Филиппом? переспросила герцогиня, подумав, что ослышалась. Что это за имя? В королевской династии Капетингов нет такого имени.
Теперь будет, твердо сказала Анна.
Но ведь принято первенца называть именем отца короля. Вы должны назвать наследника Робертом III.
Им будет второй сын. Наследник же будет Филиппом. И мое решение неизменно.
И король согласился с ним? почему -то шепотом спросила Эрмесинда.
Нет, его высочество не знает, как я назвала сына, но я получила от него согласие выбрать первенцу имя по своему усмотрению.
Герцогиня на это ничего не ответила, и в опочивальне воцарилась тишина. Анна с умилением рассматривала долгожданного ребенка, чувствуя, как в ее сердце пробуждается любовь к нему. А малыш спал, не зная о том, что ему судьбой уготована участь короля франков.
Когда я смогу кормить его? поинтересовалась Анна у Эрмесинды.
Королева не должна кормить ребенка. Для этого подобрана молодая кормилица, которая постоянно будет находиться вместе с наследником в детской.
А моя матушка первых три месяца кормила своих детей собственной грудью и только после этого отдавала кормилице. Так поступлю и я.
Герцогиня в удивлении всплеснула руками, поражаясь своенравию королевы, но не рискнула ей возразить.
И вдруг Анна вспомнила о своем супруге.
К королю отправили гонца с известием, что у него родился наследник трона?
Как только малыш появился на свет. До Орлеана более восьмидесяти миль, поэтому его высочество узнает об этом спустя два дня. Еще два дня нужно ждать гонца обратно.
Но король примчался домой сам, все еще не веря своему счастью. Анне тотчас передали, когда он прибыл на территорию парижского дворца во главе свиты своих сторонников.
Генрих неожиданно легко спрыгнул с седла, и Кларий Готье, помощник королевского сенешаля, приветствуя его, преклонил колено, а затем поспешно вскочил на ноги в ожидании приказа короля. Но тот хлопнул его по плечу с той фамильярностью, с коей относился к людям, которым доверял, и весело поздоровался с ним. После этого обернулся к придворным, тоже по его примеру спешившимся, и воскликнул:
Идемте, сеньоры! Сейчас вы сами увидите моего славного сына, которого я так долго ждал!
И, больше ничего не сказав, стремительной походкой пошёл в зал, из которого направился к двери, за которой была лестница, ведущая на третий этаж, где находились покои королевы.
Анна, увидев входящего в опочивальню Генриха, поднялась ему навстречу. Он обхватил её за талию, оторвал от пола и прижал к груди, стиснув в медвежьих объятиях. Они обменялись несколькими словами, сказанными слишком тихо, чтобы мужчины, стоявшие позади короля, не могли их расслышать.
Мой венценосный супруг, сейчас вы увидите своего сына, проговорила Анна и, взяв короля за руку, подвела его к колыбели в углу, где лежал младенец.
По-прежнему держа Анну за руку, он остановился рядом с колыбелькой и сверху вниз взглянул на зачатого им ребенка. В глазах Генриха вспыхнуло нетерпение, когда он склонился над колыбелькой, и королевская цепь, которую он носил на шее, скользнула вперед, закачавшись перед личиком младенца. Тот, лежа распеленатый и дрыгая ножками, протянул к ней свои цепкие ручонки. Но, не достав до нее, поднял на отца голубые глазенки, в которых отразилось недовольство, и пристально посмотрел на него. В этот момент стало очевидно, что на личике малыша написано то же упрямое выражение, коим отличались все Капетинги.
Шурин короля, Бодуэн граф Фландрский, прошептал об этом на ухо смуглому мужчине, стоявшему рядом. Это был троюродный брат Гуго II граф Понтье. Роберт Бургундский, глядя на ребенка поверх его плеча пробормотал нечто, очень похожее на проклятие, но, заметив, как Бернар II дАрманьяк с удивлением уставился на него, попытался скрыть замешательство под смехом, ничего не объяснив ему. Но встретившись со столь непонимающим взором графа, почувствовал вскипевший внутри гнев и, чтобы не выдать свои истинные чувства, резко развернулся и покинул комнату.
Король какое-то время не мог оторвать глаз от своего сына, а потом пришел в восторг.
Смотрите, да он похож на меня! вдруг вскричал он.
Обернувшись, Генрих снова обратился к своему шурину, который стоял с ним радом:
Бодуэн, скажи мне, разве не зачал я благородного сына?
Зачал, и подтверждение тому смотрит на меня голубыми глазами королевы из своей колыбели.
Вы сейчас поклянетесь любить моего сына, все до одного, заявил король, обводя присутствующих вызывающим, но при этом дружелюбным взглядом. Он еще мал, но подрастет, обещаю вам, и будет вашим монархом.
Он такой во всем и всегда, негромко сообщила Анна, наблюдая, как сын пытается ручками дотянуться до медальона с гербом Капетингов на золотой цепи. Хватает все, до чего может дотянуться, словно оно принадлежит ему по праву.
Генрих жестом подозвал к себе шурина и заставил его протянуть малышу палец. Тот выполнил приказ короля и в шутку заметил:
Хваткий мальчишка. Своего не упустит. Вижу, нам придется остерегаться его, когда он вырастет.
Ты окажешь своему подопечному уважение, которого он достоин, Бодуэн, со смехом заявил король. Смотри, как малыш ухватил тебя за палец! Из него вырастет могучий рыцарь.
Конечно, я буду любить его, как собственного сына, сказал граф Фландрский, посмотрев на короля. И в этом даю тебе клятву. Младенец очень похож на тебя, Генрих.
Ладошка Анны скользнула в ладонь супруга. Они застыли, с любовью глядя на своего сына Филиппа, а ребенок беззаботно агукал
Я назвала его Филиппом, наконец отважилась громко сказать королева.
Взоры всех присутствовавших устремились на нее, а потом переместились на короля в ожидании его реакции.
Филипп? Этого имени в нашем роду еще не было. А почему бы и нет? Откуда оно? спокойно отреагировал он.
Это греческое имя и обозначает «любящий лошадей». А еще переводится как «увлекающийся верховой ездой».
Что ж, это по-нашему любить лошадей и верховую езду. Пусть будет так! Да здравствует Филипп I из рода Капетингов!
Да здравствует Филипп I, будущий король франков! дружно прозвучало в покоях, напугав малыша, и тот громко расплакался. Долгих лет жизни наследнику!
Младенца нужно кормить, поэтому прошу всех покинуть мою опочивальню, тоном, не терпящим возражений, произнесла Анна и повернулась к ребенку.
Я останусь, сказал супруг, и посмотрю, какой аппетит у моего сына.
Анна кивнула головой и, когда они остались втроем, приложила малыша к груди, который жадно ухватился губками за сосок и стал уверенно сосать.
Генрих довольно засмеялся, с любовью глядя на своего сына.
Когда няня забрала Филиппа и положила в колыбель, Анна и Генрих перешли в гостиную, которая находилась рядом с её покоями.
Ты опять установила новые порядки? спросил супругу король, борясь с улыбкой, которая так и норовила прогнать привычную угрюмость с его лица.
Ты имеешь ввиду этот дурацкий обычай срываться от общества после родов в течение шести недель?
Именно его.
Знаешь, когда мне сказали об этом, я своим ушам не поверила. Вообще не понимаю, кто такое мог придумать! Женщина вынашивает ребенка, рожает, а у нее после родов его забирают, крестят, а новоиспечённая мать должна оставаться в своей спальне ещё полтора месяца, пока её не благословит и не «очистит» священник. И только после этого я могла вернуться к исполнению королевских обязанностей.
Но ведь такое «очищение», как говорит церковь, необходимо после такого грязного процесса.
Грязного?! возмутилась Анна такому неверному определению того, что считала великим таинством природы. Да, женщине приходится пройти через боль и кровь, но в результате в божий мир приходит новый человек. Что же в этом грязного? Впрочем, чему я удивляюсь. Латинская церковь своими догмами поставила многое с ног на голову. Грязь она считает святостью, а вшей «жемчужинами святости». Но вот рождение ребенка грязным процессом. Ну не абсурд ли?
Где это видано, чтобы мать пряталась в отдельной комнате в то время, когда крестят ею рожденного ребенка? Конечно, я буду присутствовать, когда будут крестить Филиппа.
Что ж, Анна действительно присутствовала при таинстве крещения наследного принца вопреки установленному обычаю. И королевские капелланы Госслен и Анскульф, проводившие его в церкви святого Николая, не посмели ей сказать ни одного слова против ее решения.
Глава 28
Рауль де Крепи получил сообщение, что королева благополучно разрешилась от бремени, произведя на свет наследника престола. Он до боли сжал зубы и на мгновение замер, борясь с негодованием, которое красной пеленой отгородило его от мира. Он не желал, чтобы его Анна рожала Генриху детей, и дорого заплатил бы за то, чтобы он стала его женой. Но судьбе было угодно разлучить их и не позволять видеться.
Казалось, король забыл о нем. Собрав в Орлеане всех своих могущественных вассалов, почему-то забыл или не посчитал нужным пригласить одного из самых могущественных из них. Раулю донесли, что Генрих готовит военную кампанию против Вильгельма, чтобы приструнить своевольного вассала и указать, где его место. И при этом присутствует тесть нормандского герцога.
Граф Валуа никогда не доверял Бодуэну, хотя тот и был шурином короля. В прошлом он уже настраивал Вильгельма против него, и сейчас не исключено, что ведет двойную игру. Но разве не приходила такая мысль в голову самому Генриху? По всей видимости, нет, или он слеп также, как и в отношении своего брата, которого пригрел на своей груди, словно змею, ожидавшую удобного момента, чтобы смертельно ужалить.
Рауль не раз думал о том, почему выжидает Роберт Бургундский. У него было много возможностей избавиться от своего старшего брата, когда он еще не женился на Анне и она не родила ему сына, и очистить для себя путь к королевскому трону. А теперь все усложнилось, и между троном и Робертом стоят уже два человека.
В памяти Рауля всплыла битва на равнине Валь-э-Дюн, когда королевские войска сошлись в жестоком бою с мятежниками-нормандцами. Роберт и Генрих бились на равных со своими рыцарями недалеко друг от друга. Чуть поодаль сражался он сам, но ему хорошо были видны оба брата.
В один из моментов боя к ним сумел пробиться Хемо Крюлийский и, подняв меч, поскакал на короля. Роберт находился в выгодной позиции, и ему не стоило никакого труда не только остановить, но и убить нормандца. Однако он не сделал этого, хотя понимал, что тот направил свое оружие против короля, который не видел его, занятый битвой с нормандским рыцарем.
Виконт Крюлийский неумолимо приближался к нему с мечом наперевес, и в какое-то мгновение Генрих резко обернулся, что спасло его. От резкого движения он не удержался в седле и тяжело свалился на землю, оказавшись беззащитным перед разъяренным противником. А Роберт спокойно наблюдал за всем со стороны, не сделав ни единого движения к спасению старшего брата.
В ту минуту Рауль прикинул в уме расстояние и понял, что не успеет спасти короля. Вместо него это сделал королевский оруженосец, вынырнувший непонятно откуда и вонзивший копье в бок коня виконта. Тот рухнул на землю, потянув за собой седока, и придавил ему своей тушей ноги. Оказавшись абсолютно беспомощным, Хемо все же попытался выбраться, но не успел, так как копье все того же оруженосца, красное от конской крови, безжалостно вонзилось ему в шею.
Увидев, чем закончилась попытка знатного нормандца убить короля, Роберт, не в силах срыть досаду, сжал губы и стал остервенело рубить направо и налево уже дрогнувших к тому времени мятежников.
Рауль после того, как закончилось сражение победой королевской армии, хотел поговорить с Генрихом по поводу того, чему стал свидетелем, но в последний момент передумал. Ему и своих проблем хватало, поэтому решил выбросить этот эпизод из своей памяти.
Все прошедшие с того времени годы он действительно не вспоминал об этом, и вдруг все предстало перед глазами, словно произошло только вчера. И ему стало страшно. Не за Генриха за Анну и ее ребенка. Хорошо все обдумав, он решил действовать, даже если это вызовет гнев короля.