А похожую на сауну парную с комнатой отдыха и бильярдом построил шофер автоколонны 2556 Гриценко на деньги от продажи ворованного бензина и в итоге тоже вошел в ряды элиты. Он имел таких друзей, которые давали ему возможность не видеть и не встречать проблем в принципе.
Но шашки побеждали любое другое любимое занятие Русанова. Он не отказывался ни от девочек, без перебора попивал «Цоликаури», париться ходил к друзьям высокого полёта, но когда передвигал на доске шашки, выигрывая или стойко перенося поражения, душа его пела лучшие в мире мелодии лучших в мире композиторов.
Когда ему везло, то от выигрыша Алексей Иванович получал почти натуральный оргазм, а потому бросить игру не смог бы он даже по приговору Верховного суда немедленно перекинуться на домино или шахматы. Наличие высшего психического и физиологического наслаждения, великую нервную разрядку Русанов имел только от шашек, о чём никогда никому ни разу, даже после литра «Цоликаури», не проболтался.
Ещё, конечно, любил Алексей Иванович, деньги.
Но, поскольку людей, у которых они вызывают ненависть, не создала пока природа, то и выделять для себя эту попутную любовь он даже и не пробовал. Жил Алексей и при крошечном достатке долго, а сейчас мог бы половину города купить и что поменялось? Шашки куда выше денег. Даже девки с фабрики лучше любых денег дают заряда для разнообразия кайфа от шашек.
А денег хоть и много теперь у Русанова и что? Никакой радости. Крупного ведь не купишь ничего. Или очень дорогого. Достать можно, но будет это подозрительно. Поэтому в старом доме у Алексея Ивановича, куда приходят с мелкими сувенирами ребята фабричные и соседи за солью, скромно всё. Портьеры поплиновые. Тюль стандартная. У всех такая. Мебель недорогая и простая. Из Алма-Аты привёз. Стены белёные, пол деревянный, крашенный суриком. Хрусталя и сервиза «Мадонна» не имеется. Машина «Москвич». Денег вроде занял у родни потому, что очередь за три года подошла. Вся одежда с родной фабрики. Бесплатная, правда. Начальству положено. А попробуй купить дублёнку за три тысячи! Кто-нибудь сразу «стукнет» в министерство. На какие шиши бухгалтер с зарплатой сто шестьдесят рублей размашисто живёт? И заклюют.
Ещё раз напомним, что обожал Русанов власть свою над «подпольщиками» больше, чем деньги, вино и девочек. Власть на втором месте примостилась после шашек. Тащился Алексей от того, что управляющие цехами к нему всегда с поклоном и боязнью, плохо скрытой. Тепло было на душе, когда он приказывал, а перед ним навытяжку стояли исполнители, готовые сквозь ушко игольное просочиться, чтобы шефу угодить. Тоже ведь хорошо душе!
Но многого Алексей Иванович и не любил. На первом месте закрепилась прочно жена Валентина. Дура и толстая уродина со сволочным характером, которая никогда нигде не работала. Дома сидела с самой свадьбы. Нормально она с ним не разговаривала. Только орала даже без повода. Это была склочная тётка, завистница, сплетница, жадина и потрясающая врунишка. Как он на Валентине женился, Алексей и сейчас не понимал. Вроде заколдовал его тогда кто-то. Через неделю шальной страсти она сказала ему, что нечего по чужим койкам валяться, а надо завтра подавать заявление в ЗАГС. Он как во сне пошел и через месяц как в ещё более кошмарном сне сыграл с ней свадьбу. А жил-то Русанов сейчас с этой дурой-бабой только потому, что его большой двухэтажный дом за городом, напичканный всем импортным, был записан на её сестру. Автомобиль «Волга ГаЗ-21 М» повышенной комфортности на тестя, а все ворованные деньги, сотни тысяч, изумруды и цепочки с бриллиантами хорошо спрятаны были в огороде Валиного брата Виктора.
Ещё он не любил вообще людей. Всех, кроме партнёров по шашкам. Остальные были хвастуны, завистники, трусы и тупыри безмозглые. Не любил Русанов книги, кино, театр, живопись и даже святое мужское рыбалку. А поэзию просто ненавидел. И в доме не было ни одной книги со стихами. Только «Три мушкетёра» и «Война и мир». Жена купила.
Не любил он и бухгалтерию, которой отдал одиннадцать лет жизни. Но не пошел переучиваться на токаря или столяра только потому, что в бухгалтерии было тихо, свой стол и возможность придумать что-то, которое вытащило бы его из очень средних слоёв населения наверх. Поближе к «большим» людям. И шанс разбогатеть на очень квалифицированном обкрадывании никем не виданной государственной казны имелся натуральный, очевидный и доступный.
Его, в общем, Русанов быстро и успешно воплотил в жизнь. Стал шефом «цеховиков», их отцом родным и повелителем. Хотя не любил их тоже, жадных и готовых сожрать его при удобном случае. Очень не любил он подчинённых и потому был с ними суров как в армии старший сержант, командир роты, с рядовыми первогодками.
А на первый взгляд, на пятый да на десятый выглядел Алексей Иванович почти пришибленным дяденькой, тихим и покорным не престижной своей судьбе среднестатистического бухгалтера, которому закрыт путь к героизму и высокой чести. В сером своём пиджаке, при серой рубашке и черно-сером галстуке вызывал он у многих работниц фабрики материнскую или почти сестринскую жалость. Сострадание. Некоторые даже приносили иногда ему домашние пирожки с ливером или капустой, лимонад, и как больному апельсины с рынка. Русанов краснел от злости, но женщины считали, что от стеснения, поскольку продукты брал осторожно и ел при них смиренно, заткнув за галстук широкий бухгалтерский нарукавник.
Жена Валентина утром к восьми бегала в универмаг отмечаться в очереди на цветной телевизор. «Накопила наконец». Так она сама объясняла соседям. Потому, что они всё равно бы потом интересовались откуда роскошь. Она не работает. Он на смешной зарплате кукует.
А ты какого чёрта дома торчишь, сучок ты трухлявый? поинтересовалась супруга громко и свирепо. Или уже дали тебе инвалидность? Башка-то у тебя тупая. Вон, недавно в город завезли немецкие люстры пятирожковые с плафонами из богемского стекла. Все нормальные мужики взяли, только твоя бестолковка не сработала. У, мухомор хренов! Я давно такую хотела.
Так она же висит в доме загородном. Я успел. Выхватил одну, Русанов подошел ближе к окну, чтобы выскочить, если подруга жизни метнёт сковороду или даже чашку эмалированную.
А мне, падла, знать не положено? орала жена, разбрызгивая слюни. Как же! Ты один у нас первый сорт. Государство грабишь! Высшая каста! А мне даже про люстру не сказал, скотина!
Так ты вчера там была, Алексей открыл окно. Лень было в пятой комнате шары к потолку поднять? Висит, сверкает твоя люстра богемским стеклом, дура тронутая!
В него уже летела не очень крупная, но чугунная сковородка, поэтому он перекатился через подоконник и свалился на травку.
Как же теперь чемодан забрать? прикидывал он, растирая задницу, принявшую на себя контакт с землёй. Всё уложено в расчёте на три месяца путешествий. И пятьдесят тысяч в футляре от бритвы «Харьков».
Понимал Алексей Иванович, что майор Шура душу из него вынет. У него же фальшивка фотографическая на руках.
А фотографы, мать их, меня, конечно, сдали. А если и нет он всё равно из меня признание вынет. Не зря его волчиной зовут. Зверь, мля! Вот же повезло мне! И, главное, пугать его бесполезно. Не боится ничего и никого. Точно псих. Только психи страха не имеют. А мне надо срочно сваливать туда, где даже он не догадается искать. В Литву. К армейскому корешу Ромасу Лусису. И билет, мля, в чемодане. Надо как-то Вальку из дома вытащить, чтобы чемодан тихо забрать, во!
Он побежал к соседке Коноплянниковой.
Катя, дорогая! Ты нашу с Валькой жизнь знаешь. Как собаки чужие грызём друг друга.
В основном она тебя жрёт без соли и постного масла, ответила Катерина. Чего от меня надо?
Вытащи её к себе на пять минут. Мне чемодан забрать надо. Уезжаю я. Отдохну от неё в Гаграх месяца три. Потом вернусь.
А вот пусть она мне поможет штору повесить, и Катя сорвала с окна плотную ткань, названия которой Русанов не знал. Сорвала и пошла к Валентине. А ты бегом давай, через окно залезь, хватай чемодан и чеши под всеми парусами. Я ей не проболтаюсь, не дёргайся.
Через десять минут Алексей Иванович узкими улочками старого города бежал с желтым чемоданом к вокзалу. Поезд на Москву через час. А оттуда самолётом в Клайпеду. Хрен Малович его там искать будет. И час с трудом, но прошел. В купейном вагоне тепловоз быстро потащил Русанова от всех грехов подальше. В купе он познакомился с ребятами из управления теплосетей. Слесари ехали на стажировку в Москву поднимать разряд. Все, если их не загнобят, получат высший, шестой разряд и зарплата у них будет больше, чем у Русанова двести сорок рублей.
За знакомство и успех на стажировке надо бы приголубить чуток. Сказал весело Валера, светловолосый, с чистыми как у ребёнка голубыми глазами.
Каждый достал из рюкзака по бутылке «Столичной». У Русанова были для общего пользования только бутерброды с красной икрой.
Вот, стеснительно сказал он. Брат в кооперативной системе работает. Им там иногда деликатесы дают.
К вечеру все перенасытились «напитком богов», передрались из-за того, что у двоих из них инструмент новый, а вторым двум его не выдали. Потом они привязались к Алексею Ивановичу.
Ты кто такой! держал его за грудки голубоглазый. Чего в нашем купе торчишь? Тебя звали?
Выкинем его в окно, предложил маленький, толстый и лысый Иван Степанович. Гля кось, желтый чемодан у него. Как у бабы! Только серьги в уши воткнуть на мужика станет вообще не похож.
Окно никто открыть не смог. В трудах парни потеряли силы, боевой настрой и скопытились. Уснули они мёртвым сном и ещё сутки до Москвы Русанов ехал спокойно, если не считать трёхголосого с присвистом храпа соседей.
Билет из Москвы в Клайпеду купил он прямо в Шереметьево и через полтора часа на такси подкатил к красивому восьмиэтажному дому, где жил армейский дружбан Ромас.
Русанов рассказал ему вообще всё про себя. Литва она вон аж где. Кто услышит из кустанайских? А сам Лусис не болтун. Он, как и все прибалты, говорил мало и медленно. Поседел, постарел. Брюшко заимел. Работал начальником цеха на судоремонтном заводе. Получал аж триста рублей. Ну, Литва! Заграница! Почти Европа.
А милиция тебя здесь не будет искать? Ромас со смаком выпил стакан «Цоликаури». Алексей смог довезти. Для купейного общества и красной икры было жаль. Но не дать ничего опасно. А то я тут на хорошем счету. Депутат горсовета. И вдруг преступника прикрываю. Выгонят из депутатов. А это хоть и не большая, но власть.
И в Австралии искать не будут. Живи спокойно. В Кустанае толком и не помнят, что есть Литва, а Клайпеда для них вообще неизвестная планета. Успокоил Алексей Иванович армейского товарища.
Ну, раз так, то и ты у меня живи пока не надоест, пожал ему руку Ромас. Я один. Жена ушла три года назад. Пил я крепко. Сейчас иногда девушек для усмирения плоти привожу. Ты ж часик-два по городу всегда сможешь погулять?
Ночью? ужаснулся Русанов.
Ночью я сплю, засмеялся Лусис. Мне, как и тебе полтинник. Ночью надо сил набираться, а не тратить. Они днём приходят, девочки.
И стал Русанов сразу же на время литовцем. Гулял по городу неторопливо. Как все местные. На верфи подолгу сидел, в кино ходил, по музеям. Так первый день и прошел. Тихо. Блаженно. Позвонил он вечером в день приезда прямо от Ромаса жене. Доложил. Что в Гаграх он, в профилактории. Сказал, что вернётся через пару-тройку месяцев. Решил, мол, дух перевести. Работа задолбала. И попутно интересовался, не искал ли его кто?
Да кому ты, козёл старый, нужен! закричала жена. Директор фабрики звонил. Я сказала, что ты, сволочь паршивая, бросил меня и утёк к какой-то шалаве. Может, рядом, в Рудный. Или в Джетыгару. Директор сказал: «Чтоб его мать!» и больше никто не звонил.
В общем, успокоился Алексей Иванович и вечером у Ромаса выяснил, что в местном клубе профсоюзов прямо с утра собираются мужики играть в шахматы и шашки. Ну, на бильярде ещё. И жизнь снова засверкала. Русанов пошел в клуб к десяти и самозабвенно играл в шашки. Ромас ему поочерёдно двух девочек пообещал дать на время, пообедал он после шашек в красивом, с необычными интерьером и кухней, кафе «Два петушка», а всё остальное время до семи вечера потратил на всякие раздумья. Приехал в Национальный парк «Куршская коса», выбрал уголок глухой и заросший, пристроился на старинной скамейке и думал свои тяжкие думы. Кто будет вместо него и вообще получится ли у дрожащих перед ним придурков его свергнуть, когда он вернётся? И будут ли его подчиненные откладывать ему его долю от продаж? Короче и в эмиграции голова Русанова думала о деле.
Малович утром позвонил Вове Тихонову, назначил ему прибыть на фабрику к девяти с блокнотом. Записывать разговор с бухгалтером. Он аккуратно уложил в портфель фотографию смонтированную. Целовать было некого. Жена ушла в больницу рано. Снова операция. Шура пожал сыну руку, приказал вести себя достойно мужчины и за десять минут на мотоцикле долетел до «Большевички».
А что, Русанов часто опаздывает? спросил он у секретарши в приёмной.
Так его потеряли, удивленно ответила она. Жена говорит не ночевал дома. А перед этим набил до отказа чемодан. Но когда успел его забрать и сбежать не помнит. Бросил меня, падаль, сказала. Ну и хрен с ним, сказала.
Малович пошел к директору и вернулся злой.
Похоже, что свалил наш герой незаконного труда и организатор убийств.
Врубился, что фотография это начало его конца жизни на воле.
Да найдём, Тихонов даже не расстроился. Если на Луну не улетел в СССР никуда он не спрячется.
Они вернулись в кабинет. Малович сбегал, доложил полковнику, что Русанов смылся, но Лысенко даже не удивился.
Лови. Ищи. Алексей хоть и хитрый лис, но он не умнее тебя. Вот ты ум и включай. Зачем он тебе вообще, если на работе им не блистать?
Шура позвонил секретарше на фабрику.
У жены его какой номер телефона дома? Может они поругались и он поехал в наш дом отдыха «Сосновый бор», чтобы там свалиться в запой и обиду заглушить?
Два, сорок четыре, тридцать два. Больше ничего?
Нет. Спасибо, Шура, бросил трубку на телефон и сразу же выдал версию.
Он должен был звонить домой. На работу и в цеха маловероятно. А жене он должен втюхать, что уехал отдохнуть. И назовёт место в совершенно противоположной стороне. В Гаграх, скажем. А свалит в Воркуту. Ну, если с перепуга не поглупел.
Ну, а жене-то чего звонить? Хотя Распустить слух, что он в Гаграх самая лучшая кандидатура это его жена? удивился Тихонов. Точно!
Малович записал номер в блокнот и стал смотреть в потолок. Считал варианты поиска.
Саш, у меня сегодня праздник. Маринка возвращается. Я поеду, заберу её вещи и дочкины? А вечером приходи. Все вместе отпразднуем.
Ух, ты! обрадовался Малович. Простила тебя, идиота? Я бы, конечно, ещё полгодика тебя помурыжил. Но ей виднее. Давай. Только ты, запомни, виноватый. Так себя и веди. Понял?
Но Вова уже вылетал со двора милицейского на асфальт и напутствия не слышал. Он привёз своих любимых Маришу и Наташу, накормил специально купленным вчера набором из трёх блюд, купленным в лучшем ресторане «Целинный». Разогрел. И солянка с ромштексом и апельсиновым соком понравились всем. Наташа убежала во двор к подружкам. Более полугода не виделись. А Володя с Мариной обнялись и молча сидели так на диване долго, впитывая всей кожей подзабытый вкус тел друг друга.