Я никому не рассказывал правду о своем происхождении. Запер ее в самом дальнем уголке сознания, вспомнив лишь несколько месяцев спустя, когда накануне моего четырнадцатилетия Дорин объявилась снова. Три одинокие души встретились на нашем пороге, и мы с Артуром поняли, что устали играть в ее игры.
Я убежал к себе в комнату, не желая разговаривать с матерью, и сел на пол, прижавшись спиной к двери. Артур внизу отказывался ее принять. Дорин умоляла, чуть ли не ползала на коленях. Он впервые в жизни не уступил. В конце концов входная дверь хлопнула, и Артур, тихо плача, ушел на кухню.
В тот день, позднее, когда я вышел из дома, Дорин поджидала меня в глубине двора и сунула мне в руки зеленую коробочку.
Это тебе. Всегда помни, что мамочка тебя любит, какой бы глупой она ни была.
В коробке лежали красивые золотые часы «Ролекс». Когда я поднял голову, Дорин уже уходила. Я не стал ее окликать.
16:40
Я обошел, наверное, каждый мощеный переулок Ист-Энда, пока наконец не наткнулся на то место, где прежде жила моя мать. Оказалось, что с годами площадь сменила не только название, но и облик.
Над ветхими домиками нависла огромная башня из бетона и стекла, отбрасывая мрачную тень на и без того серый пейзаж. Улица обрела более современный вид, однако лучше от этого не стала, практически не изменив своей убогой сути.
Разочарованный, я отправился в кафе, чтобы решить, как быть дальше. Я сделал заказ, и пожилая официантка с черным узлом на затылке и в фартуке, заляпанном супом, принесла мне чаю.
Простите, вы здесь давно работаете? спросил я ей вслед.
Всю жизнь, мальчик мой, бросила она через плечо.
Может, вы помните женщину, которая жила в доме на месте, где теперь высотка? Дорин Николсон?
Та остановилась и глянула на меня.
Хмм Она задумалась. Я знала одну Дорин, только не Николсон. Как она выглядела?
Отец никогда не фотографировал мать если у него и были какие-то снимки, то на стенах в нашем доме они не висели. Я помнил, как мама пахла, разговаривала, смеялась и пела. Помнил седину в корнях волос, как отвисали мочки ушей под тяжестью золотых серег и как темнела расщелинка между передними зубами, словно у Брижит Бардо. Но за все эти годы, как я ни пытался, мне не удавалось свести эти мелочи воедино, чтобы создать в голове цельный образ.
Пепельно-русые волосы, рост где-то сто шестьдесят пять, зеленые глаза, довольно громкий смех. Она жила здесь лет двадцать назад.
Официантка отошла к прилавку, где висели фотографии, и сняла рамку со стены.
Она? спросила, протянув мне снимок.
Я сразу узнал одну из четырех женщин в униформе, стоявших возле стола.
Да.
Я через силу сглотнул.
Да, мальчик мой, я знала старушку Дорин. Когда-то она жила здесь, на площади. И работала со мной Ох, целая вечность с тех пор прошла. Бедняжка
По рукам у меня побежали мурашки.
С ней что-то случилось?
Да, она умерла, мальчик мой. Лет пятнадцать назад.
Как это произошло?
Приятель в который раз избил. И ударил головой о стену. Так нам старина Билли рассказывал. Он, ее приятель, совсем дурной был, вот и отшиб ей все мозги. Дорин какое-то время лежала в больнице, под аппаратами, а потом все
Я зажмурился и выдохнул его имя:
Кеннет?
Он самый. А вы откуда ее знали?
Она была моей матерью.
Официантка надела очки, висевшие на шее, и пригляделась. Потом с глухим стоном села напротив.
Да чтоб меня, ну конечно!.. Ты же Саймон, верно? У тебя ее глаза.
Странно, что она знает о моем существовании, не говоря уже про имя.
Ох, мальчик мой Дорин рассказывала, какой ты красивый шельмец.
Официантка хихикнула, и я не сдержал смущенной улыбки.
Знаешь, она о тебе много говорила. И в медальоне на шее носила твою фотографию. Ну, пока не заложила его в ломбард Так и не простила себе, что отдала тебя отцу.
На мгновение в груди стало тесно.
А что с Кеннетом?
За решетку, само собой, отправился. Он, правда, рассказывал в суде, что это была самооборона, она, мол, сама на него кинулась, но кто ж ему поверит? Говорят, пожизненное дали
Официантка, назвавшаяся Мейзи, закурила сигарету без фильтра и рассказала кое-какие недостающие детали из жизни моей матери. Она вспомнила, что Дорин и Кеннет начали встречаться еще подростками. Когда она забеременела, и Кеннет, и родители настаивали на аборте. Однако Дорин упрямо отказывалась, и Кеннет принялся колошматить ее в надежде, что природа возьмет свое и у нее случится выкидыш. Но я уже тогда оказался стойким парнем.
Тяга к внезапным побегам проявилась у Дорин, когда та жила у двоюродной сестры в Мидленде. Там она встретила Артура, и тот влюбился в нее по уши. Предложил сыграть свадьбу, даже зная, что она беременна от другого мужчины. Редко кому из незамужних девчонок с чужим ублюдком в животе улыбается такая удача. Дорин искренне любила новоиспеченного мужа, но ветреного сердца ему так и не отдала. После моего рождения она окончательно убедилась, что оседлая семейная жизнь не для нее ей подавай бурные страсти.
Поэтому она вернулась к Кеннету разумеется, без меня. Тот продолжил ее избивать, и когда становилось совсем невыносимо, она убегала к нам обратно. Так и металась всю жизнь между двумя семьями.
Ты уж не вини ее, мальчик мой. Она ничего не могла с собой поделать, добавила Мейзи. Славная была девчушка, да жизнь ее испортила. Есть у меня подозрение, что в детстве над ней измывался папаша. Ну, ты понимаешь, о чем я Поэтому она думала, что не заслуживает любви. Старалась исправиться и перевоспитать Кенни, но тот с рождения был подонком. Натуру не переломить.
Да, Мейзи, вы правы, подумал я, поймав свое отражение в окне кафетерия.
Когда мы прогнали Дорин, ей оставалось лишь вернуться в Лондон.
Она понимала, что Кенни рано или поздно ее убьет, пояснила Мейзи, но идти больше было некуда.
Когда случилось неизбежное, ее друзья не знали, как связаться со мной и Артуром. За душой у Дорин не осталось ни пенни, поэтому им пришлось скинуться и оплатить похороны, иначе ее отправили бы в могилу для нищих.
Я часто вспоминаю твою мамашу, добавила Мейзи, вытирая глаза. Жаль, что мы не смогли ей помочь.
Да, Мейзи. Мне тоже.
19:50
Территория кладбища Боу была поделена на квадратные сегменты, поэтому могилу матери удалось сыскать довольно быстро. Ее имя, даты рождения и смерти, а еще надпись «Упокой, Господь» вот и все, что было высечено на бетонном надгробии.
Лэнг, повторил я вслух.
Я даже не знал ее фамилию.
Я вырвал сорняки и высокую траву, разровнял руками камешки, потом лег на скамью рядом, впитывая царившее вокруг тревожное спокойствие. Я решил в тот вечер составить матери компанию, потому что слишком много времени она провела в одиночестве.
Мои отцы жили в совершенно разных мирах, которые соприкоснулись лишь стараниями матери. Они оба ее любили, любили очень сильно, хотя по-разному воспринимали ее переменчивую натуру.
Дорин и Кеннет Как ни пытался я стать не таким, как люди, которые меня породили, в итоге стал только хуже.
8 июня, 15:10
Какого хрена тебе надо? насмешливо хмыкнул Кеннет.
Я не ответил. Уселся неподвижно, положил ладони на столешницу и взглянул на него без всякого страха.
Ну? Что, извинений ждешь? Жди, жди, ни хрена не дождешься.
Кеннет Джаггер сидел за металлическим столом в комнате для посетителей тюрьмы Вормвуд-Скрабс, вызывающе скрестив на груди руки. Правда, для гонора у него уже не было причин, потому что с момента нашей последней встречи он изменился до неузнаваемости.
Безжалостный рак изгрыз ему кости и сожрал половину веса. Щеки впали, зубы от химиотерапии раскрошились до коричневых пеньков. Татуировки, некогда гордо темневшие на жилистых руках, теперь размазались и обвисли, потому что мышцы под ними сдулись. Имя Дорин с багряным сердцем затерялось под толстыми рубцами, будто он пытался срезать буквы лезвием. Глаза, которые некогда горели, требуя уважения, теперь потухли, потеряв всякую надежду.
Не трать попусту мое время, фыркнул он.
Да, у тебя его немного осталось, ответил я.
Кеннет бросил на меня такой взгляд, что в тринадцать лет я умер бы на месте.
Спрашиваю в последний раз: зачем пришел?
Я пришел, чтобы узнать, как близко мое гнилое яблочко упало к трухлявому пню. Я потратил немало сил, пытаясь разорвать нашу биологическую связь, но в конце концов, как оказалось, ушел от него не очень далеко.
Ну, и каково это убить мою мать? спросил я.
Кеннет ожидал чего угодно только не такого вопроса. Я должен был спросить: «Почему ты это сделал?» или «Как ты мог?» но не допытываться, что чувствуешь, когда отнимаешь у человека жизнь.
Это была самооборона, ответил он наконец. Сучка пыталась меня зарезать.
Я о другом спрашиваю.
Кеннет нахмурился, не понимая, как вести себя с собственной кровью и плотью.
Пришлось повторить:
Я хочу знать: каково это убить мою мать?
Зачем тебе?
Просто хочу.
Выцветший прищуренный взгляд крепко сцепился с моим.
Что с тобой случилось? спросил он в ответ.
Я тебя больше не боюсь.
А надо бы
Я покачал головой.
Кеннет, посмотри на себя Кому ты теперь опасен? Твое время прошло. Ты жалкий умирающий старик, и запомнят тебя как последнюю шваль. А теперь, будь добр, ответь на мой вопрос. Каково это убить мою мать?
Сперва Кеннет хорохорился и делал вид, будто по-прежнему герой. Однако угрюмой гримасы сдержать не смог. Краем глаза я глядел, как большая стрелка настенных часов дважды обошла циферблат по кругу, и наконец он заговорил. Вся его бравада рассыпалась. Руки опустились, плечи поникли. Кеннет вдруг устал бороться и понял, что я единственный человек, которому есть до него дело. В определенной степени он был даже рад излить мне душу.
Это самое мерзкое чувство на свете. А я в своей жизни натворил немало дерьма Кеннет откашлялся и поднял голову, перехватывая мой взгляд. Ее будто убивал кто-то другой, а я стоял и смотрел со стороны, не вмешиваясь. Я ведь любил ее, но не мог удержать рядом. Она опять решила уйти к вам.
Зачем?
Жутко жалела, что тебя нет в ее жизни. Я сказал, чтобы она не смела ехать, но разве она меня послушала? Моя Дори никого не слушала Взяла и начала паковать чемодан. Глаза у него взмокли. Я схватил ее за руку, а она вдруг заявила, что «и так потратила на меня слишком много времени». Я ударил ее, потом еще раз и уже не сумел остановиться. Я не мог отдать ее тебе.
Я сидел молча, переваривая его слова. Злости к Кеннету я не испытывал потому что и сам слишком много сил потратил на ненависть к женщине, с которой пытался построить свою жизнь и получить взамен хоть что-то. В какой-то степени я его даже понимал.
Спасибо, сказал я в итоге. Я кое-что тебе принес.
Я огляделся: не смотрит ли охрана, закатал рукав рубашки, снял часы, которые когда-то подарила мне Дорин, и положил на стол перед Кеннетом.
Тот прикрыл их рукой.
Забери.
Они мне не нужны.
Она ведь тебе их купила, да?
Нет, я их сам достал.
Наверное, имелось в виду, украл.
И она, не спросив тебя, отдала мне?
Кеннет опустил голову и отвернулся. Кажется, я неправильно его понял.
Ты сам пожелал, чтобы она мне их отдала? удивился я. Ты ведь терпеть меня не мог! Хотел, чтобы она от меня избавилась.
Я не хотел ребенка, чтобы тот не стал таким же, как я. Что я мог предложить сыну? Ты единственное, что у меня получилось хорошего.
Я помолчал: пусть недолго побудет в мире иллюзий. Потом заговорил снова:
Кеннет, если б ты только знал, как ошибаешься
Я перегнулся через стол, чтобы никто не слышал, и прошептал ему на ухо несколько слов. Кеннет хмуро и даже испуганно на меня уставился.
Теперь ты знаешь, что «единственное в твоей жизни хорошее» не просто точная копия отца. Твой сын намного хуже.
Какая же ты тварь!.. выдавил он.
Яблочко от яблоньки Оставь часы себе, пусть положат с тобой в могилу. И чем раньше, чем лучше.
Повернувшись к отцу спиной, я вышел.
КЭТРИН
Нортхэмптон, двадцать пять лет назад
6 июня, 8:45
Я вынула пробку из бутылки вина и плеснула немного в грязную кружку, вытащив ту из горы немытой посуды в раковине. Потом достала из шкафчика пузырек с аспирином и выпила сразу три таблетки может, хоть так сумею унять головную боль, которая терзает меня вторую бессонную ночь подряд. Судя по тяжести пузырька, он был практически полон, и я невольно задумалась, сколько штук надо проглотить, чтобы больше не мучиться.
Устало оглядела кухню какой здесь бардак! Впрочем, не только здесь. Бардак царил во всем доме. И в моей жизни последние два дня. Я совсем расклеилась.
На людях я старалась держаться, но, оставшись одна, понемногу сходила с ума. Я никому не рассказывала, как меня тошнит от мыслей, что могло случиться с Саймоном. Как я вздрагиваю всякий раз, когда слышу телефонный звонок или шаги за дверью. Как живу на адреналине с кофеином, а гудящая голова требует хоть на минутку лечь в постель.
В здравом рассудке меня удерживало лишь одно дети. Они единственные не знали о пропаже Саймона, и я старалась сделать так, чтобы они как можно дольше оставались в неведении. Хотя это было непросто у их друзей многие родители взяли выходной, чтобы участвовать в поисках. Скоро дети все узнают. И что мне им говорить? По идее, родители должны знать ответ на любой вопрос. Вот только у меня ответов не было.
По словам Роджера, после пропажи особенно важны первые трое суток именно в этот срок чаще всего удается разыскать человека живым.
Еще чуть-чуть и надеяться будет не на что.
Поэтому я стискивала кулаки и молилась, чтобы Саймон нашелся. Офицер Уильямс, пряча гадкую улыбку, заявила, что, если до наступления темноты он не объявится, полиция свернет поиски. Господи, сколько еще близких людей мне предстоит потерять, прежде чем небеса надо мной смилуются?
Я вдруг осознала, что до сих пор сжимаю в кулаке пузырек с аспирином, и брезгливо бросила его в ящик, презирая себя за трусливые мысли. Допила остатки вина, положила кружку обратно в раковину и пошла наверх в душ. Там, под теплыми струями, съежилась на полу и принялась рыдать. Я плакала до тех пор, пока вконец не промокла не только от воды, но и от слез.
15:35
Хотя этого следовало ожидать, мальчики все равно застали меня врасплох.
Амелия Джонс сказала, что папа пропал! крикнул Джеймс, выбегая из школы. Это правда?
Его зеленые глаза горели от страха. Робби тоже выглядел напуганным.
Нельзя им врать, они должны знать правду.
Сейчас зайдем домой, возьмем рыболовные снасти и пойдем к ручью, ровным голосом сказала я. Там и поговорим.
Послеполуденное солнце спряталось за большим облаком в форме дракона. Мы вчетвером, включая Оскара, гуськом пошли к деревянному мосту над водой.
Я нарочно выбрала место, которое у них в сознании прочно ассоциировалось с отцом, чтобы хоть немного смягчить удар. Саймон часто водил детей сюда, притворяясь, будто они ловят рыбу. Мальчики вытаскивали из воды воображаемых пескарей с карасями, бросали в невидимое ведро и приносили домой, а я тоже разыгрывала пантомиму, восторгаясь их богатым уловом.
Мы сели, сделали вид, будто закидываем удочки с сетями, и я осторожно принялась объяснять, что их отца какое-то время не будет дома.
Куда он делся? спросил Джеймс, нахмурив брови, точь-в-точь как Саймон, когда чего-то не понимал.
Я не знаю.
А когда вернется?
Не могу сказать, милый мой.
Почему?
Потому что не могу. Папа ненадолго уехал, и я не знаю, когда он вернется.
А почему не знаешь? не сдавался Джеймс.
Просто не знаю. Извини. Мы не можем его найти, но я уверена, что он про нас не забыл.
Ты ругаешь нас, когда мы не говорим, куда уходим, тихонько начал Робби. Я кивнула. Значит, папу ты тоже будешь ругать?
Да, соврала я.
Хотя ругать я Саймона ни за что не стану. Только обниму крепко-крепко и больше никогда не отпущу.