Это был ритуал, понял Николай Дмитриевич. Выход из вдохновения.
За форточкой на гвозде висела авоська, художник втянул её в комнату вместе с облачком мороза: коробка пельменей, плюс бумажный коричневый свёрток. В свёртке два элемента: помятый цибик чаю и бумажный пакет. В пакете неожиданная брусника. Крупная, багрово-красная, притягательная, словно распарившаяся в бане баба.
Не удержавшись, Николай Дмитриевич спросил:
А этот вот чего? За пивом побежал?
Персонаж на картине держал в руке бидон, вдалеке у перекрёстка виднелась желтая бочка.
Может быть, неохотно согласился Полубесок. Он сам ещё не решил, и мне не сказал.
Ну, ты мастак! восхитился Николай Дмитриевич. Сила! У меня в автопарке один тоже так механик, вообрази себе, так он мотор пятьдесят шестого газона с закрытыми глазами перебирает! Три класса образования, а умён, как чорт! Я ему говорю: "Ты уникум!" А он обижается: "Чего ты, говорит, лаешься?!"
Так ты чего хотел? Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
Николай Дмитриевич сдержано пересказал про уход Аркадия, про Лидку и про милицию. Про билет говорить не стал, приберегая козыря.
Странное дело баешь, дядя Полубесок высыпал на стол горсть мёрзлых ягод, покатал одну пальцами, заметил краску на пальце, начал её оттирать. Аркашка мог бы к Афине пойти, да она его не примет.
Кто такая Афина? уцепился Николай Дмитриевич.
Так никто оторванный лист с прошлогодней берёзы. Не бери в голову.
А кто ещё?
Не возражаешь, если я пообедаю? Жрать охота, словно курсистке после экзаменов хорошо сегодня писалось, снизошло.
На двухкомфорочную малосемейную плитку Полубесок поставил чайник (крупный, алюминиевый, затёртый), рядом кастрюльку. Кастрюлька тоже была алюминиевой, бывалой, супротив чайника вполовину, или дажее меньше.
Когда вода закипела, Полубесок всыпал заварку прямо в кружку, ленясь заварить чай в заварнике. Пельмени же потребовали к себе отношения.
Содержимое картонной коробки смёрзлось в камень, и Николай Дмитриевич ожидал конфуза, однако не тут-то было: Полубесок обхватил коробку двумя руками, как, наверное, взял бы за голову ребёнка "показать Москву" положив ладони на уши и прижав локти к туловищу затем, большими пальцами начал "отщёлкивать" отдельные ледышки-пельмешки прямо в кастрюльку. Отсчитав двадцать штук остановился.
Так ты зачем пришел? спросил.
Разузнать, Николай Дмитриевич пожал плечами. Человек не иголка. Надо найти. Вы, допустим, когда в последний раз встречались?
Дак шестнадцатого у меня, здесь Примяв коробку, Полубесок упаковал остатки пельменей, сунул в авоську. Я картину как раз продал, притом чертовски удачно прости господи, художник быстро перекрестился: Это ты мне чёрта в дом приволок, лишенец!
Я??
Со своим механиком. Забыл?
Ну, извини.
Извиняю. Я вообще-то не верующий
Так чего?
А логика проста: я-то в него не верю, а он в меня верит.
Пельмени закипели, Полубесок покручивал в кастрюльке ложкой. Попросил гостя разыскать соль:
Она там в шкафчике на стене слева у самой дверцы всколыхни!.. в баночке!.. нашел? одобрил: Молодчик!
Добавил листового лавра, соли. Сдвинул кастрюльку с огня.
Картину я продал, повторил. Деньги взял. Деньги отягощают, их нужно прогулять. Разумеешь? Как говорил Шукшин, шаркнули по душе Пришел Володя из ТЮЗа несчастливая личность, но талантливый человек! Любуюсь его работами, душа отдыхает! Павлик был из химчистки, как без него?.. неуютно, как жопе без геморроя Кто ещё? Господи, как давно это было будто в позапрошлом веке Павлик, естественно, студенток приволок из тряпочки.
Из тряпочки?
Из института лёгкой промышленности. Такие громогласные девки попались, визжали от восторга, просили портвейна и мандаринов. Позже появился Аркашка, он, как обычно, обомлел, увидев девчонок, наговорил им комплиментов и быстро нарезался.
Падок на женский пол?
Полубесок обиделся:
Не говори чепухи! сказал. Аркашка идеалист. Он запоздал родиться ему был уготован век поэтичный, восемнадцатый или девятнадцатый, на худой конец. Но что-то в небесной канцелярии пошло не так. Полубесок тряхнул космами. И вот, скажи мне, как после этого верить в бога? А?.. Нет?.. Аркадий превозносит женщину. Ставит её на пьедестал, а потом молится.
Зачем?
Вот и я говорю, зачем? Аркаша, говорю, женщины они из плоти и крови, они почти, как люди, и живут среди людей. В них не более святого, чем в тюбике краски! Есть у тебя твоя Лидка люби! Боготвори! Рожай детей, я не знаю, что там ещё полагается? В придачу, тёща и малиновое варенье в тазике сентябрьским полднем.
Июльским, поправил Николай Дмитриевич.
Что июльским?
Малина бывает в конце июля.
Тебе видней.
Стало быть, жены Аркадий не любил?
Трудно полюбить такую, резонно ответил Полубесок, рохлю. Лидка на годах совсем размякла. Хотя она такая баба, как глина. В умелых руках принимает любую форму. Может стать королевой.
Полубесок похлебал пельменей. Часто останавливался, поглядывал на картину, хмурился. Николай Дмитриевич понял, что идёт противостояние художниккартина.
Спросил:
А лотерейный билет?
А что лотерейный билет? Полубесок оторвался от кастрюльки. Чепуха это. Шутка. Розыгрыш.
Что значит, розыгрыш? Не понимаю.
Да нечего и понимать. Аркашка уже порядочно нализался, потребовал вальс, содрал с Пахеля галстук, двинул его по морде стал уверять, что и вовсе набьёт ему лицо смех, да и только.
Кто такой Пахель, вопросил Николай Дмитриевич.
Ну, Пахель Полубесок несколько раз сжал и разжал кулак на вытянутой руке, словно сдавливая в нём губку или жменю незрелого сыра. Как тебе объяснить Индир Пахель он везде. И всегда. Он нужен для удовольствия и размножения, неизбывен, как вши. Он работает на телевидении. У него стереофонический магнитофон и свежие записи.
Вверху что-то лязгнуло, крепко и массивно, будто проломилась кровля потом по заиндевевшей шкуре затылка прокатился комок громкий и колкий жгучий, словно крапива Николай Дмитриевич инстинктивно втянул голову в плечи и пригнулся, поглядывая в потолок. Полубесок успокоил, сказал, что опасности нет, что это с антенны оторвался кусок льда и покатился по крыше:
Металлом крытая, усмехнулся. Медь и сталь. Позапрошлый надёжный век.
В полусекундной паузе, художник ещё раз стрельнул зрачками на картину, сказал, что гость его утомил:
Тебе не пора домой, дядя? Ты назойлив.
Я уйду, обещал Николай Дмитриевич. Только расскажи по билет. Просто расскажи, чтобы я знал. Правду расскажи.
Ах, ты боже мой! огорчился Полубесок, опять закудахтал по карманам в поисках курева. Я ж тебе уже говорил. Это шутка. Аркашка напился, лапал девчонок за талии. Как раз пришел Генка Легкоступов с полиграфкомбината, принёс кипу газет. Аркадий выкрикнул, что всех нас удивит, сказал, что у него лотерейный билет на десять тысяч.
Допустим.
Не перебивай Полубесок погрозил пальцем. Нервируешь.
Продолжил:
В "Известиях" напечатали таблицу. Я взял у Аркашки его лотерейку, а самого отправил танцевать.
Становится интересно.
Ещё бы! огрызнулся Полубесок. Дальше не ухватываешь?
Нет.
Тогда поясняю. Лотерейный билет оканчивался на две восьмёрки. У Аркашки, понимаешь? Две восьмёрки! А в газете пропечатали две тройки. Оцени кульбит рока, насмешку судьбы!
И что?
Полубесок выпил через край остатки бульона из кастрюльки. С тоской осмотрелся по сторонам.
Вот не люблю я говорить людям грубости, дядя, но ты тупой. Унизительно тупой! Я взял перо и подправил! Чего же проще? Чего же боле, как говорил Пушкин. Из троек смастырил восьмёрки!
Николай Дмитриевич сказал, что такое невозможно.
Невозможно? художник усмехнулся. Да, запросто. Я пять лет в театре афиши рисовал. Без линейки и без опоры нарисую тебе прямую линию в струну! Без задоринки. Рука тверда, и танки наши быстры.
А зачем?
Ты про билет?
Ага.
Философские вопросы задаёшь! Во-первых, я пошутить хотел. Обрадовать. Взбодрить публику. Десять тысяч рублей всегда выглядят победоносно, согласись и даже, если ты проигрался в пух на десять тысяч.
Сомнительно. А во-вторых?
Во-вторых?..
Полубесок вытряхнул из пакета горсть мёрзлых ягод они бойко разбежались по столу. Одну из них художник поймал и приплюснул из-под пальцев брызнула кровь.
Когда я был молодым, я видел цель и не замечал препятствий. Двигался напролом.
Николай Дмитриевич согласился, сказал, что все молодые так поступали и поступают.
Теперь я понимаю, что всякий "пролом" калечит судьбы верно? и меня это жмёт. На грудь давит. Вот возьми твой Аркашка тысячу раз я ему говорил: радуйся! Радуйся, придурок! Радуйся, титька тараканья! Живёшь с Лидухой и радуйся! Чего ты рылом вертишь, словно закормленный поросёнок? Добротная ведь баба, покорная, нежная. Она ведь его любит, как святого, не надышится.
Лидка?
Ну, не я же! огрызнулся художник. Я подумал, что билет с деньгами он домой принесёт, как отец семейства, и и что-то сдвинется лёд меж ними растает.
А он?
Он!.. хм он запал на Афину.
А что Афина?
А что Афина?
Понятия не имею, у тебя спрашиваю.
Афине он нужен, не более, чем рыбе зонтик, ответил Полубесок. Если хочешь, поговори с ней. Она в ТЮЗе работает. Прима. Прима! Не фунт изюму.
Полубесок опять, будто в забытьи, охлопал карманы, от картины перевёл взгляд за сумеречное окно, притих Потом вдруг вернул своё внимание собеседнику, заговорил с неожиданным жаром:
Ты послушай вот что. Как думаешь, куда он побежал? Не за молоком, не за квасом, не винишка побёг купить, а куда? Какая сила его влечёт?
Николай Дмитриевич слегка опешил, обнаруживая в глазах собеседника неожиданную совершеннейшую безумь коя бывает в глазах шизофреников, например или или а других душевнобольных Николай Дмитриевич не встречал.
Я не знаю, ответил медленно, с расстановкой, видимо бежит в Миру такой-то невидимый поток проговаривал, стараясь попасть в настроение художника, который несёт нас и толкает на поступки.
Я тоже так думаю! согласился Полубесок. Возьмём Афину, вообрази себе яркий персонаж! Женщина! Фемина! Во всех смыслах приличной наружности. Завистливой. в смысле, вызывающей зависть. А характер стервозный.
А какая баба не стервозна? взвился Николай Дмитриевич. Нет, ты назови! ты встречал такую? Вообрази, моя
Полубесок перебил:
Не тарахти, бесхозный, слушай ухом! Мы не столица, допускаю. Славы маловато, касса пшик! И не Париж, знаешь, тоже, будь он неладен но ведь не хлебом единым! Она в театре прима! Режиссёры столичные ноги моют и воду пьют! Что ещё нужно для счастья?
Не знаю, ответил Николай Дмитриевич. Сам задаюсь таким вопросом.
И я не знаю
В дверях, Николай Дмитриевич протянул для рукопожатия руку, Полубесок пожал её без энтузиазма, гуляя взглядом по сторонам, будто расстроился.
Тогда Николай Дмитриевич, чувствуя этот холодок, осторожно попросил:
Ты это не держи зла я ж не хотел обидеть.
Ступай с миром.
Ещё один вопрос самый последний. Кто знал, что ты билет надписал? В смысле, таблицу?
Все знали, Полубесок удивился. Я ж не скрывал. И Федька видел, и Пахель а Павлик просто догадался у него работа такая обо всём догадываться.
Он на автомойке работает, верно?
В химчистке, поправил Полубесок. Ему пять лет светит, как нам с тобой солнце. Под следствием он, и подписку давал ан, живёт себе, припеваючи что значит, позитивный человечек. Учись, дядя. А Афине не верь. Не верь. Ты же пойдёшь к ней, верно я разумею? Она тебя в дугу согнёт в два счёта. Станет про ум говорить не верь. И про правое сердце брехня! Я видел её рентгеновские снимки обычная баба
***
Надвинулись сумерки, городской народец потихоньку засуетился. Троллейбусы и автобусы не казались более пустыми спичечными коробками. Наступало время, которого Николай Дмитриевич категорически не любил: зима, истоптанный грязный снег в небесах провисла серая половая тряпка
Справедливости ради, в районе бывают точно такие же дни но там тряпка остаётся тряпкой, снежная жижа под ногами всего лишь жижа и "ничего подобного". И если бабка движется в магазин вдоль дороги, то это просто бабка старуха без малейшего апломба.
В городе в серый кисель сумерек всякий вечер опускают цветные лампочки гирлянды, огоньки афиш, витрины магазинов. Машины начинают светиться фарами Но всем этим ярким светлячкам требуется время и неожиданная помощь ночи: ночь убивает серость, в её угольном контрасте гирлянды начинают смотреться нахально.
Нахальство Николай Дмитриевич любил:
"Нахальный человек живёт, и умирает", говорил он.
"И в чём разница? уточняли коллеги. Естественный путь".
"Путь-то естественный, откликался Николай Дмитриевич. Качество разное: живёт энергично, умирает легко".
Перед театром стояла ёлка. Николай Дмитриевич механически отметил её высоту метров в шесть или восемь подумал. Подумал, что директору она стоила ненужных хлопот.
Ветви были наряжены персонажами из "Щелкунчика" синеокими принцессами, слонами, мартышками в красных чепчиках, всего этого богатства Николай Дмитриевич не заметил равно, как не ухватил музыки Чайковского она украшала собой пространство.
Скользнул мимо ели, приблизился к парадному. Поискал глазами веник, чтобы стряхнуть с галош грязное веника не обнаружил. Вместо него вдоль ступеней прохаживались кавалергарды в костюмах мышей. Зубастые переростки, с длинными неприятно-правдоподобными алебардами.