Анатолий Агарков
Легенды нашего края. Арка небес
Некоторые видят все таким, какое оно есть на самом деле,
и спрашивают, почему оно такое.
Другим грезится то, чего нет, и не может быть,
но они вопросов не задают.
/Д. Б. Шоу/
1
Опять дорога, опять в пути Что ж может быть именной этой дороге суждено вывести к уготованному именно мне жизненному пути. А если нет? В мире еще много дорог, готовых вести дальше, если сердце снова позовет в путь....
Меня зовут Анатолий. Анатолий Агарков. Слышали про такого?
Наверное, нет я стараюсь не говорить громко. Фактически, вообще издаю мало шума: я тихий человек. Когда говорю, меня переспрашивают. Когда смеюсь, никто не скажет, что оглушительно. Когда плачу, чувствую слезы на лице, но не издаю звуков.
Вот я такой привыкайте: разговор будет долгим.
Я собирался в пещеру Титичных гор и вот я здесь.
Найдя вход, был вынужден ползти на карачках до известного грота, где закончилось мое второе путешествие к этим горам и началось удивительное в страну, поцелованную временем. И вот он (грот) внушительная почти круглая пещера с высоким сводом. С облегчением встал на ноги. Запахи прошлогоднего лета коснулись ноздрей зеленой листвы, цветов и дождя. Когда-то здесь жили древние люди, и эхо шагов настораживало даже пугало, как отголосок былых времен.
Я обыскал каждый дюйм подземного помещения: весь пол закован в лед, с потолка свисают сосульки ни намека на клад Пугачева.
Так и сказал ему (гроту), душевно страдая:
Здесь нет никакого клада!
Однако мне не хотелось проигрывать. Несколько раз обошел по периметру, щупая стены и недоумевая, что же мне искать, что нащупывать люк? потайной ход? нацарапанный знак?
Думай, чекист приказал себе.
Медленно передвигаясь по ледяному полу, вел рукой по основанию стены, ища хоть какой-то символ, хоть малейший намек на то, что делать дальше. Боковым зрением заметил какое-то движение подо льдом, но проигнорировал его. Потом вернулся, нагнулся и стал изучать, подсвечивая фонариком. Не сразу, но понял это пузырьки воздуха стремительно пролетают в потоке под прозрачным льдом. И куда они исчезают?
Природа не будет так глупа, чтобы разместить дверь к своему драгоценному королевству на поверхности, сделал открытие и озвучил себе.
Природа могла быть довольна своим мастерством: понял вот он, заветный вход, и нежелание лезть под лед пробрало до самых костей. Но для чего-то же взял с собой заступ. Перед тем как пустить его в дело, тщательно изучил толщину льда, как будто он был одним из архитектурных элементов пещерной конструкции.
Я был на границе миров. Интуиция с прежним опытом подсказывали поток вышвырнет меня в иную реальность. Но все же где именно? На каком обороте витка земной истории? Как угадать?
Страшно? До жути. Даже холода не чувствую.
Снял с себя всю одежду, сел на кромку льда, опустив ноги в прорубь.
Чувствую стремительный поток воды, уносящийся под стену.
Это же верная смерть куда лезешь ты, шизофреник?
Желудок свело от страха, сердце ныло нехорошим предчувствием, и я готов был захныкать от мысли, что мне все же придется это сделать. И остановиться уже не могу давно отдал себя на волю случая.
Господи, вразуми безумца! крикнул и, оттолкнувшись, скользнул в полынью.
В одно мгновение меня затянуло в туннель, пронесло водоворотами, помяло и поцарапало о стены. Был момент, когда грудь начало жечь от недостатка воздуха, а перед глазами вдруг заплясала засасывающая чернота. Но тут солнце блеснуло я хватил воздуха ртом и ухнул с вершины в пучину спиной да так больно!
Даже теперь неприятно вспоминать мои тогдашние впечатления.
После стремительного тоннеля и шумного водопада стихия вдруг успокоилась пещера пропала, надо мной было небо, а вокруг вода. Теперь движение ее было медленным и торжественным, даже немного жутковатым в своем величии. Меня несло по реке, как ну, что там, в проруби плавает?
Вся ширь ее открылась перед взором чистая быстрина, бело-зеленый заберег кувшинок, камыши, осока, дальше лес. Безлюдным показался новый мир.
Некоторое время, пока выбирался со стремнины, мотало во все стороны, словно лодку, попавшую в бурю. Ближе к берегу течение почти незаметно, но стебли кувшинок хватали как чьи-то руки, тянули вглубь. Приходилось часто нырять, ибо сил не хватало протиснуться между огромных листьев.
В стене камышей открылся широкий проход к берегу.
Туда, шепнул себе прокусанными губами.
Нырнул и в полусумраке воды увидел змею перед лицом черную с зеленоватым отливом треугольной головы. Она, даже не шелохнувшись, продолжала пристально смотреть мне в глаза. А ужалит подумалось за беззащитные гениталии.
Разъяренный, смущенный, испуганный рванул на поверхность и вытащил на себе целый клубок водорослей. Конвульсивно дергаясь всем телом, пытался избавиться от них, но тщетно бился, бился, пока не понял, что угодил в сеть. Еще были силы пытался вывернуться из нее, пытался порвать и ничего не хотел думать о том, что у реки есть дно.
Должно быть, страх лишил разума.
Устал затих. Где вы, пиявки? Кушайте меня на здоровье, пока кровь горяча.
Смотрите-ка!
Я поднял голову над водой. На берегу, как пень одинокий, торчал человек. Он был в подбитом мехом плаще не современном, с рукавами, а как бурка у Чапая и держал в руке копье наконечником в мою сторону.
Чуда-юда какая-то. Эй, подите сюда!
Сквозь водоросли, облепившие лицо, различил грубоватый и глуповатый лик, заросший густой черной бородой. Волосы у человека были чуть светлее и заметно пострижены. На поясе висел длинный кинжал. Средневековый рыбак?
Тем временем, приблизились и другие.
Чего тут у тебя? раздался хриплый бас. Эй, смотри, водяной никак запутался в сетях!
Голоса, смешки. Всего их трое было столпившихся на берегу. Они были похожи на медведей бородатые, в меховых плащах.
Может, Падающей Водой принесло?
Наступило молчание.
Ты прав пойди, распутай его.
На лице того, к кому обращались, появилась почти блаженная улыбка:
Не ты ли хвастал, что храбрейший из храбрых?
Ответом было лишь недовольно ворчание, но, тем не менее, храбрейший из храбрых воткнул в землю копье, вошел в воду и сделал несколько шагов в мою сторону.
Эй, оглянулся он на товарищей. Я достану, моим будет.
Твоим, если за сеть заплатишь.
Я к тому времени утвердился ногами на дне, но выпрямиться сеть не давала дрожал скрюченный то ли от страха, то ли от холода. От людей ждал помощи боялся гадюки. И увидел гнездо в кусте камыша белые яйца, похожие на речную гальку. Вряд ли гадюки кладутся здесь, но охотиться могут. И тут же заметил возле куста отблеск змеиной чешуи в солнечных лучах. Вот тогда я опять испугался. Мне показалось, что она способна плеваться ядовитой слюной, и потихонечку завыл от страха и беспомощности. Кроме того, чувствовал боль и ломоту во всем теле: проскочить в потоке узкий горный тоннель, шлепнуться с верхотуры, запутаться в рыболовецкой сети все эти действия имели последствия.
Мало-помалу спасатель ко мне приближался. Вот вода достигла его колен он снял плащ, свернул и бросил на берег. Вытащил кинжал из ножен широким лезвием скорее похожий на нож мясника.
Сеть придется резать, хрипло крикнул он.
Хозяин ее на берегу промолчал лишь плотнее запахнул полы плаща.
Если водяной, я его прикончу, он уже был в двух шагах от меня и, конечно же, разглядел, что никакой я не водяной.
Потом нахмурился и попятился:
Это у него гадюка на голове.
А ведь я даже не почувствовал, как она туда забралась. Впрочем, там целая куча водорослей. И еще на плечах. А руки спутаны. И ноги тоже.
Гадюка, свернувшись кольцом, шипела, не замолкая ни на секунду пойди, мол, прочь, плохой человек, это моя добыча. Из открытой пасти торчали два зуба, с которых сочился яд.
Не сомневаюсь, что ты струсил, а гадюку придумал, донеслось с берега.
Кто мешает подойти посмотреть? спасатель язвительно улыбнулся, но скорее мне не змее же.
Водяной со змеей хороший улов. Если сварить их разом в котле, уха будет или похлебка?
Я ее камнем убью, сказал третий и, правда, нашел булыгу на берегу.
Ты меткий, известно, но как убьешь змею, не убив водяного?
А ты собираешься варить его живым?
Конечно.
Глаза рыбаков насмешливы они уже втроем возле меня.
А мне остается бояться и психовать.
Подразни ее копьем, предлагает один.
Если она нырнет, то вынырнет где неизвестно. Может, в заднице у тебя.
В воде с ней не справиться, согласились товарищи. Надо тащить сеть на берег.
Некоторое время они возились со снастью отвязали концы от камышей, затянули к берегу, сузив до размеров невода. Я уже перестал скулить, но боялся не только змеи, но и траления, в ходе которого мог быть успешно утоплен.
И таки кувыркнули ногами вверх, и протащили мордой через грязь и песок. Но, слава Всевышнему я не только не захлебнулся, но даже услышал что-то вроде извинений.
Мы сделали все, чтобы этого не было.
Шаг за шагом исследуя сеть, рыболовы искали змею. Приободрились, не найдя.
Мужики! воскликнул один. А это же не водяной.
Он протянул руку, указывая на меня. Остальные закивали в знак согласия.
Мужики! заговорил он снова, набрав в легкие побольше воздуха. Давайте не будем его делить, пусть будет общим рабом.
Другой ткнул копьем в клубок водорослей у меня на голове.
Сначала надо посмотреть нет ли под ним змеи.
Медленно и осторожно они распутали на мне сеть. И вот на свободе я смертельно уставший, с ломотой во всем теле, особенно ногах и спине.
Оставив попытки подбить меня на самодоставку, рыболовы из двух копий и свернутой сети соорудили вполне сносные носилки. По дороге советовали:
Подумай о том, кто ты такой и каким трудом заплачено за твое спасение. И если говорить начистоту не найдется готовый заплатить за тебя, быть тебе рабом до скончания жизни. Ты все молчишь, но хоть слушаешь?
Я разглядывал их, стараясь понять, в какую эпоху меня занесло.
Бронзовые нож и наконечник копья что это? бронзовый век? Речь их понятна славяне, видать. Три рыболова как братья похожи. Сеть из пеньковой нитки.
Вот и вся информация.
В поселке землянок рыболовов с уловом встретили изумленно-радостными возгласами мужчины, женщины, старики и дети душ с полста, никак не меньше. Остановили братьев:
Дайте разглядеть.
Нескоро в поселок вернулась тишина все возвратились на свои места. Никто не захотел меня купить, лишив рыболовов надежды на прибыль. Немой, неходячий стал и для них обузой.
Какой-то очень сильный мужик, заподозрил что-то грубо схватил меня за плечо и, ругаясь, спросил, из-за какой такой болезни я держу свой язык на привязи. А я будто тюк или труп лежу и молчу беспомощный, неподвижный.
Кстати, что с моей речью? Будто напрочь забыл, как она производится только звуки ничтожные, стоны, мычание
Бил озноб не от холода, но от боли в конечностях и спине. И никак не мог собраться с мыслями может, в этом причина моей немоты?
Меня оставили там, где остановились только носилки разобрали, опрокинув ношу на землю. Боль полыхнула в спине все-таки позвоночник!
Сгрузили забыли. Никто не собирался меня кормить, смотреть мои раны, переломы, ушибы. Зачем же тогда спасали?
Услышал фразу:
Сдохнет скормим свиньям.
Перспектива!
Девочка лет девяти поодаль остановилась. Увидев мой взгляд на себе, она вздрогнула. А я ощутил неловкость, почти досаду не от беспомощности, а от наготы.
Как тебя зовут? спросил и сам удивился: речь-то вернулась!
Жанка.
Длинные черные волосы спадали на ее плечи. Кожа лица белее мрамора, а зеленые глаза казались бездонными. Серое платье с чужого плеча укрывало ее до ступней.
У тебя нет тряпки, чтобы прикрыться? сказал, наблюдая за ее реакцией.
Она покачала головой.
Я раб твоего отца?
И снова единственным ответом было покачивание головой.
Я поправлюсь, и буду работать. Не надо меня свиньям. Разве люди едят людоедов?
Девочка опустила голову. Блестящие глаза исчезли под длинными черными прядями. Не меняя позы, она не произносила ни звука оставалась настолько безучастной, что я подумал: передо мной обыкновенная дурочка.
Но ведь ты понимаешь, что я говорю?
Да, вздрогнув, прошептала она.
Я с трудом приподнялся на локте:
Принеси мне покушать.
Девочка снова вздрогнула.
Я поймаю лягушку, ты ее съешь?
Если поджаришь на огне.
Чуть спустя жестом полным отвращения сунул запеченную квакушку в рот. Достаточно было одного неосторожного слова или смешка, чтобы нарушить эту ужасную трапезу. Более того меня, наверное, вырвало.
Почувствовал сытость после второй попрыгушки и вместе с ней жажду так бывает всегда. А девочка сама сообразила принесла в завернутом кульком листе лопуха несколько глотков речной воды. Вкус ее я уже знал.
После еды боли вернулись руки ломило, крючило ноги, спина полыхала паяльной лампой. Я весь дрожал, не хватало дыхания. Тем не менее, приложив ладонь к груди и кивнув головой, выразил свою благодарность кормилице.
Она скромно потупила глаза.
Будем дружить? сказал я. Мне нужен друг.
Она кивнула, и я с того дня больше не думал о свиньях.
А в первый много часов подряд боролся не только с болью, но и усталостью уверенный в том, что, как только усну, кто-нибудь из свиноводов перережет мне горло и скормит, кому обещал. Впрочем, из наблюдений вскорости заключил люди землянок не более опасны, чем их ленивые собаки. Другое дело, что не очень-то гостеприимны но, может быть, они за человека меня не считают? Водяным прозвали.
День закончился, ночь миновала, а я все еще был жив. Даже поспал, а меня не убили. По причине, которой не мог понять, все обитатели поселка меня просто не замечали лежит и лежит; сдохнет свиньям корм. Кроме Жанки, конечно. Однажды она принесла в горшочке горячего молока с медом. А потом кем-то выброшенный плащ, пропахший собачьей мочой. Жизнь налаживалась.
Девочка частенько сиживала подле меня с рукодельем сети вязала сученой из пеньки ниткой. У нее был клубок, челнок и какое-то приспособление, на которое наматывалась готовая сетка. За несколько минут, освоив нехитрое ремесло, я стал ей полезен.
Однажды грубый мужик увидел челнок в моих руках и сделал рабом. Перенес меня под громадный тополь, который спасал от дождя и жары, загрузил работой, приносил еду. В первый раз кусок вяленого мяса, твердого, как деревяшка, и такого соленого, что щипало язык. Хозяин (так теперь буду звать его) вытер еду рукавом прежде, чем предложить. Я грыз ее целый день. Дали штаны и рубаху до пят отнюдь не застиранные: к запаху привыкнуть не смог.
На мое рукоделье смотреть приходили. А потом снова забыли.
Тревога, страдание и стыд, одолевавшие меня с первого дня мучительного состояния, понемногу рассеялись остались немощь и боль. И тайная радость, что я жив, несмотря на все мерзости, пережитые за последние дни. Была и досада ведь сам себя вырвал из цивильной жизни, расстался со всеми, кого любил, стал немощным (а может, калекой?) и потерял свободу. Но вместе с ней горел маленький и слабый фитилек, пламя которого согревало. Я верил: Бог меня хранит, Судьба благоволит, удача не оставит здоровье поправится, и дела пойдут в гору.
С Жанкою мы дружили: она единственная знала мою тайну я только с ней разговаривал. Почему молчал? Мне было то ли стыдно, то ли страшно, то ли. Ну, не хотел я с ними общаться.
Ты знаешь какие-нибудь песни, малышка?
Девочка подняла на меня глаза. Да, ей хотелось петь! Шум водопада, листвы в кроне тополя, птичий щебет все это сливалось в красивую мелодию, и девочка принялась напевать медленную песенку, хлопая в ладоши после каждой строки.