Проверять придется каждый день. Следом добавил с неожиданным смехом: Очень уж кучеряво мы поплывем в этот раз: верхом на спине рефрижератора Я так никогда не плавал не доводилось. А вам?
Баша отрицательно покачал головой:
И мне не доводилось.
Толканев сделал отрицательный жест развел руки в стороны:
Такое случается раз в жизни. Так что считай случилось! Потом усмехнулся и добавил: Это фиг-катание какое-то! На что только не пойдешь, чтобы заработать немного денег и хоть что-то принести в дом ну хотя бы горбушку свежего хлеба
Да-а, положение у всего Владивостока было такое, что гордиться можно было только одним длиною очередей за хлебом и селедкой в магазинах, да за бензином на заправочных колонках.
Ладно, не будем засорять своим внешним видом здешнюю природу пора отплывать Сколько там осталось до стартового момента? Геннадий глянул на потрепанную, побывавшую в водах разных морей «сейку» наручные часы.
До прощального гудка оставалось два часа тридцать минут.
Глава 4
У водолазных ботов были только капитаны и один механик, общий на все катера, команды Геннадий планировал набрать на месте, в Чили, везти из Владивостока ребят, которым надлежало протирать мокрой тряпкой палубу или подкрашивать ободранную волнами рубку, кормить голодного кота, который обязательно появится в их маленькой флотилии, и штопать носки боцману, было бы слишком жирно, поэтому «чилийский вариант» был признан единственно возможным.
С Толканевым в просторной гостевой каюте разместился еще один капитан Иван Охапкин, неунывающий мастер весело жить и радовать людей, большой умелец по части разных поделок: из куска свежего хлеба мог слепить статую Петра Первого, обычную банку из-под кока-колы превратить в громкоговоритель, из пары пивных пробок смастерить роскошные запонки с вставленными в них красными стекляшками, не отличающимися от рубинов, а из деревянной ложки балалайку. Умел хорошо петь.
Скажи-ка, дядя, ведь недаром, страна, спаленная Гайдаром, французам отдана, лихо пропел он, едва ступив на палубу рефрижератора, потом отбил чечетку, прошелся ладонями по коленям, икрам и ступням
Веселый человек, капитан дальнего плавания Охапкин, с таким скучно не будет Впрочем, скучно не будет, если они заработают нормальные деньги, а вот коли не удастся заработать, тогда все-таки будет скучно
Сочетание слов «капитан дальнего плавания» звучит гордо и романтично, каждый, кто слышит его, видит перед собою (в мыслях, естественно) белый пароход с высокой надстройкой, похожей на многоэтажный дом, большую трубу с цветной полосой, украшенные яркими искрами морские барханы, загорелого капитана в кипенно-снежной форме с золотым шитьем, залитую солнцем палубу, красивых женщин, с вожделением посматривающих на него. Ведь перед ними сам бог капитан дальнего плавания
На самом же деле это не так. Все три командира водолазных катеров имели дипломы капитанов дальнего плавания, но в далеких южных водах им придется вкалывать, как кочегарам на самоходных баржах времен Великой Отечественной войны; не будут они видеть ни сна, ни отдыха, в работе забудут даже, как их зовут.
Ельцинское время обратило их в обычных поденщиков, в работяг, готовых променять рукоятки штурвала на совковую лопату или кайло добытчика горного хрусталя, лишь бы заработать немного денег на хлеб, ведь семьи-то их голодают А дипломы с торжественными и очень звучными словами «капитан дальнего плавания» это обычный пшик, профанация, не стоящая ныне даже конфетной обертки. Лишь запах теплый, романтичный висит от диплома в воздухе. Запах южный, никому не нужный. И весельчак Иван Охапкин это хорошо знал.
Как знал и то, что люди, загнавшие страну в навозную кучу, когда-нибудь ответят за это. Если не перед другими людьми, то перед Богом. Геннадий Москалев это тоже знал и в то, что справедливое правосудие свершится, верил. Он вообще считал, что ельцинская пора, как и время предыдущего правителя страны Горбачева, будет предано проклятию. Люди это сделают обязательно
Ну как, Алексаныч, прищурив один глаз, спросил Охапкин, что говорит внутренний голос? Как дела? Где находится большая часовая стрелка, что показывает? Это? Он вздернул вверх большой палец. Приплясывает от избытка сил на цифре двенадцать? Или вот тут находится, на троечке? Охапкин развернул палец параллельно земле. А? Владивостокское время пятнадцать ноль-ноль? Либо Иван смешно шмыгнул носом, подкрутил свои пшеничные усы и скорчил «великосветскую» физиономию, только с физиономией этой стал походить на старичка с вялым взглядом жареной наваги, ткнул пальцем вниз, себе в ноги. Либо завис на шестерке? А?
Хорошо иметь легкую натуру, какую имеет Иван Охапкин, темных дней в жизни таких людей бывает много меньше, чем у других, и вообще меньше, чем нарисовано на календаре. Геннадий вздохнул до сих пор перед глазами стоит горестное лицо матери, а в ушах звучит ее тихий печальный голос Он еще долго будет звучать:
Сдается мне, Гена, вижу я тебя в последний раз
За бортом возбужденно закричали чайки, кок вывалил им в воду остатки вчерашней картошки, умудрившейся за ночь закиснуть, картошка, конечно, не рыба, но тоже еда, вот чайки теперь и матерились громко, чтобы ухватить какой-нибудь кусок побольше и послаще. Крикливые пустые птицы, хотя и красивые. Геннадий их недолюбливал: рыбы они съедают столько, сколько вытаскивает ее из воды весь траловый флот Дальнего Востока. А может, и больше.
Чего молчишь, Алексаныч? Размышляешь про себя, что жизнь не только борьба, но и другие виды спорта?
Геннадий нашел в себе силы улыбнуться.
Насчет дел Ну что тебе сказать? На двенадцать вряд ли потяну, на шесть грешно, на небесах не поймут, решат, что поддаюсь унынию Так что считай, Иван, дела мои соответствуют владивостокскому времени пятнадцати ноль-ноль.
А здоровье как?
Не дождутся.
Чайки за бортом стали кричать громче. У одной из них был скрипучий железный голос, способный вызвать под лопатками сыпь, влияющий на работу сердца, от ведьминского скрипа этого делалось холодно.
Вот матрешки с дырявыми глотками. Охапкин выругался. Они чего, стекло жрут, раз голоса у них с таким визгом?
Может, и стекло. Ты видел, на берегу грязные бутылки валяются? Это их продукция.
А может, не продукция, а еда
Тут Охапкин увидел, что из мусорного ящика торчит хвост промасленной веревки, выдернул его и, спешно переместившись на другой борт, к галдящим чайкам, громко хлопнул в ладони.
На мгновение, как по команде, установилась тишина, после паузы чайки также будто по команде, стадом, брызгаясь водой, взвились вверх. Охапкин выждал несколько секунд и швырнул промасленный обрывок вверх. Чайки разом среагировали на него, четыре или пять чаек в тот же миг сбились в клубок, но победила только одна, вывалилась из клубка с победным криком, очень похожим на собачье гавканье и, судорожно заглатывая на лету добычу, понеслась в сторону, подальше от своих настырных товарок.
Вот она, формула сегодняшнего времени, глубокомысленно произнес Охапкин, поднял указательный палец правой руки, главное заглотить. А чего ты заглотил, какой кусок, золота или, может быть, не золота, а слюды, пластмассы, либо обломок сортирной швабры, неважно. Главное, ты стал собственником.
Прав был Охапкин, очень даже прав, и от этой простой мысли, от осознания того, что происходит вокруг, делалось грустно. Неужели вся эта недобрая, дурно пахнущая муть не уплывет вместе с отбросами и в воздухе не сделается чище?
Чайка, дергая на лету лапами и этим помогая себе, наконец-то проглотила пеньковую закуску и вновь издала победный крик, смахивающий на собачий лай.
Это она тебе, Иван, спасибо говорит за вкусное блюдо, на лице Геннадия возникла и тут же исчезла улыбка.
Глава 5
Еще раз увидел Геннадий материнскую восьмиэтажку, когда рефрижератор, сыто постукивая машиной, покидал бухту Диомид и проплывал мимо мыса Чуркина, расталкивая носом разный мусор, плавающий в зеленой игривой воде. Москалев отер ладонью глаза и долго вглядывался в ярко освещенный солнцем высокий взгорбок не появится ли там мать? Нет, мать не появилась, дом ее, показавшийся Геннадию каким-то пустым, незаселенным, медленно уплыл назад.
Впереди их ждала долгая дорога, болтаться в морях-океанах предстояло дней сорок, а может, и пятьдесят, к этому законному, рассчитанному по картам времени надо было добавить время дополнительное Это время специально отводилось в расчетах для непогоды, штормы и бури, которые обязательно встретятся им в пути, и рефрижератору придется пережидать океанскую хмарь где-нибудь в тихой островной бухте.
После того как они пересекут экватор, штормов будет много больше ведь на той стороне земли стоит уже не лето, а зима, июль вообще считается суровым зимним месяцем. Где-нибудь на юге Чили сейчас идет снег. А лезть напролом в шторм с громоздким грузом это все равно, что собственную голову-бестолковку подставлять под висящий на непрочном гвозде топор
Только тут Геннадий заметил, что на мысе Чуркина много зелени, как на каком-нибудь африканском островке, и жарко сегодня очень: на открытом солнце стоять непросто, пропарить может так, что пища в желудке скиснет очень быстро, хотя вареный картон, из которого делается современная колбаса, скисать не должен
Интересно, как он выглядел, неведомый флотский офицер с простой фамилией Чуркин, чьим именем назван центральный городской мыс?
Москалев даже не засек, как рядом с ним оказался Баша ну будто дух бестелесный вытаял из ничего, из воздуха, из туманных клубов пространства, стукнул кулаком по боку одного из катеров, прислушался к отзвуку удара.
Ты чего? спросил Геннадий.
Да так, колдую понемножку, монетку в воду бросил, чтобы мы вернулись целыми, серьезно ответил Баша, губы у него дрогнули. Хотел еще монетку бросить, да жалко стало денег и так нету.
На огороде денежку под картофельный куст не зарыл?
Зарыл. Но на Чили у меня надежды все-таки больше, чем на картофельные клубни.
Даже если ты посадишь картошку на легендарной Миллионке, где щетина превращается в золото?
Даже если так, Алексаныч.
Баша хотел сказать что-то еще, но не успел рефрижератор догнала крупная чайка с оттопыренным зобом, проорала что-то. Голос был знакомый очень походил на собачье гавканье.
Ба-ба-ба, да это та же самая чайка, которую Иван веревкой накормил.
Я ее узнал. Прилетела добавки просить.
Толя, как бы не так, предостерегающе проговорил Геннадий, но сделать что-либо не успел: чайка стремительно снизилась и выплеснула на людей содержимое своего брюха.
Промазала. Москалев оттолкнул Башу в одну сторону, сам отпрыгнул в другую, оказался проворнее чайки, вонькая жидкая начинка звучно шлепнулась на палубу, рассыпалась брызгами по нагретому солнцем железу.
Я тебе сейчас хвост откручу, Баша погрозил чайке кулаком, и лапы из задницы вырву! Подожгу из ракетницы, стервятница ты гитлеровская, будешь знать! На всю оставшуюся жизнь
Чайка в ответ что-то зло пролаяла, сделала круг над рефрижератором, но бомбить ей было уже нечем, боезапас израсходован вчистую, и отправилась домой, в бухту Диомид.
Как бы она где-нибудь не заправилась и не вернулась с новой крылатой ракетой
Поленится лететь. Мы уйдем далеко.
К этой поре она как раз веревку переварит Ты представляешь, что за заряд у нее будет, а? Тайфун!
Баша лишь покачал головой.
Раньше я считал, что чайка обычная бесполезная птица, а она еще и злопамятная Тьфу!
В море было тихо, рефрижератор шел быстро, было даже слышно, как с прощальным усыпляющим звоном струится за бортом вода, рождает непростые мысли. Геннадий почувствовал себя усталым, вот ведь какая штука: не работал совсем, вообще ничего сегодня не делал, а уже устал. Что же будет в таком разе там, в далекой южной стране, протянувшейся по западному окоему едва ли не вдоль всей Латинской Америки?
Наверное, что будет, то и будет, судьбу не изменить, жизнь не переделать
Глава 6
Ночью снилось прошлое, оно всегда снилось Москалеву, когда он находился в плавании. Сюжет этот был много раз им проверен, тема с годами не менялась.
Полновесную моряцкую жизнь он начал молодым, еще до призыва в армию, после окончания мореходной школы, его тогда закинули на Север, определив по распределению на серьезную посудину танкер «Полярник». Название у танкера было под стать красотам, проплывавшим мимо него: облизанным водой и ветром скалам, к крутым боками которых прилипли крупные куски иссосанного, но еще очень прочного льда, торосам, напоминающим своими очертаниями таинственных «снежных людей», промоинам яркого синего цвета, из которых высовывались любопытные усатые морды тюленей и лахтаков морских зайцев, лежбищам белых медведей, самых опасных зверей на свете, неведомо за что ненавидящих людей, птичьим базарам, полным больших горластых чаек То, что можно было увидеть на Севере, не увидишь больше нигде, и уж тем более на юге, куда сейчас он плыл.
Танкер «Полярник» был приписан к военной экспедиции, возглавляемой старым, очень опытным адмиралом с фамилией почти детской, вызывавшей невольную улыбку, Осколок. Хотя был танкер единицей сугубо гражданской, к богу Марсу никакого отношения не имеющей, как, собственно, и ледокол «Пересвет» тоже единица штатская, завязанная на сугубо мирные дела, но руководил ими контр-адмирал
Без ледокола на Севере не обойтись никак завязнешь в просторах «белого безмолвия» и хрен когда из стальных оков выберешься, вот ведь как. Паковые поля льда могут раздавить любую, даже очень прочную посудину, будто гнилую ореховую скорлупу: за пару-тройку силовых нажимов любой прочный пароход пойдет на дно.
Танкер, на который попал плавать девятнадцатилетний Москалев, выполнял задачу, без успешного решения которой никакой, даже самый победоносный флот в мире не будет плавать доставлял на морские базы топливо, самое разное: мазут, солярку, керосин, бензин, ракетное горючее словом, все, что может гореть в котлах, топках, форсунках, двигателях, дизелях, и так далее и крутить колеса военной машины Чтобы нас не сожрали ни американцы, ни японцы, ни британцы, ни китайцы никакие «цы», словом
Танкер был объемистый, длинный, много чего мог перевозить в своем бездонном чреве на палубных баках его можно было даже самолетную дорожку расстелить, и воздушные машины без помех взлетали бы и садились на судно прямо в открытом море.
Впрочем, у военного народа судов не бывает, к этому слову разные старшины второй статьи, мичманы и капитан-лейтенанты относятся презрительно, у людей в погонах бывают только корабли
Экспедиция под руководством контр-адмирала Осколка занималась тем, что расставляла в море ориентиры буи для выхода атомных подводных лодок из наших вод в открытый океан.
Рельеф на севере запутанный, много островов, подводных скал, полно мелей, впадин и невидимых хребтов, голову можно свернуть запросто, поэтому длинным пузатым громадинам-подлодкам выйти из этого сложного лабиринта без подсказок трудно. Буйную голову можно легко оставить на дне какой-нибудь коварной бухты. Выходить на «большую воду» следовало лишь по буям. А ставить буи можно (и нужно) только под руководством очень опытного человека. Ошибки в постановке буев не допускаются совсем, даже ничтожные.