Олег Петров
Донос без срока давности
© Петров О. Г., 2022
© ООО «Издательство «Вече», 2022
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2022
Сайт издательства www.veche.ru
* * *
Произведение основано на реальных фактах.
Цитируемые в тексте документы подлинны, орфография сохранена.
Имена некоторых действующих лиц изменены по этическим соображениям.
Памяти моих дедов и всех тех, кто попал в жернова политических репрессий тридцатых годов прошлого века
Пролог
«То был удар немого грома, беззвучной молнии рапира» Примерно так обрисовалась ситуация, когда Андрей встретил Марину. Вот и не верь после этого в любовь с первого взгляда. Да ещё при полной взаимности.
Вместе с тем конфетно-букетный период любовных отношений растянулся почти на год. Лишь потом на стол в загсе легло заявление, и начались приятные предсвадебные хлопоты. Родители Марины к избраннику дочери, при наконец-то состоявшемся знакомстве Андрея с ними, отнеслись приветливо. Благосклонно встретили будущую жену сына и родители Андрея. Чинно и вполне по-родственному, как показалось Андрею, состоялось и обоюдное родительское знакомство, тем паче при общении выяснилось: отцы Андрея и Марины из одного села! Нет, это точно судьба!
А вот дальше стали происходить какие-то необъяснимые вещи.
Накануне регистрации Марина пропала. Для Андрея пропала. Выяснил банальным способом: по телефону-автомату с помощью мимо проходящей девушки. Но даже телефонного разговора не получилось: услышав голос Андрея, Марина бросила трубку. Вчера приветливые родители невесты стойко и холодно, через дверь, пресекли его попытку встретиться с ней дома. Пришлось в буквальном смысле подкарауливать возлюбленную, часами наблюдая из скверика за подъездом. После нескольких вечеров бесплодных ожиданий встреча всё же состоялась, но ничего не прояснила, породив у Андрея ещё большее недоумение и кучу безответных вопросов. Марина плакала, вновь и вновь повторяя, что между ними всё кончено. Попытки Андрея докопаться до истинной причины столь категоричного поворота ни к чему не привели, разве что только усугубили выяснение отношений. Марина заистерила полился совершеннейший вздор: и характерами они не сошлись, и были у него за время их дружбы «низменные связи» на стороне, и вообще он ненадёжный человек, чего она раньше не разглядела. Полнейший абсурд, породивший постыдный раздрай: вспылил и Андрей, тоже наговорил много обидного и злого.
Поостыв, он попытался пару дней спустя всё поправить: ну никак не получалось убедить себя, что он и Марина это всё в прошлом. И усугубил всё до крайности. Попытку примирения Марина восприняла как стопроцентное признание Андреем всех предъявленных ему обвинений и заложенных в нём пороков. В каком-то необъяснимом исступлении, больше похожем на отчаяние, она повторяла весь этот бред, плакала, а потом и вовсе вскочила со скамейки и убежала. В общем, полный финиш.
Неожиданной и странной для Андрея оказалась и реакция родителей на происшедшее. Ждал упрёков: свадебные хлопоты остановлены, как говорится, за полчаса до весны, вылились в определённые издержки, не столько материальные, сколько, при родительском честолюбии, моральные: «Ах, что люди подумают!..» И т. д. и т. п. А упрёков не последовало. Мать даже повеселела, приговаривая: «Ничего Встретится, Андрюшенька, тебе ещё хорошая девушка, какие твои годы Ничего» Отец выдал и вовсе на него непохожее: «Всё, что ни делается к лучшему». Да, реакция удивила, но из-за затопившей скомканности мыслей и чувств Андрей совершенно не заметил, что родительское спокойствие даже не спокойствие, а какое-то облегчение.
Он попытался с головой уйти в работу, в чём и начальство помогло, ведь, как известно, на тех, кто больше впрягается, больше и возят. Время текло, тем более как-то так выходило, что с Мариной они даже случайно не пересекались. Однако ни время, ни работа не избавляли от неотступного, мучительного: «Ну почему?!», которое растворило без осадка всю уязвлённость самолюбия, все попытки отыскать в отвергнувшей его избраннице роковые недостатки. Ответа не было, как ни просеивал Андрей по крупицам каждый его и Марины день, каждый разговор, как ни копался в себе самым беспощадным образом. Это уже смахивало на паранойю. Благо, так считал сам Андрей какой же псих объявит себя психом! а не «волшебники в белых халатах». Однако чем бы он ни занимался, избавиться от этого гнетущего и безответного «почему» не получалось.
Глава первая. Кусмарцев, октябрь 1937 года
Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей, ссылки и трудпосёлков Как установлено, все эти антисоветские элементы являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности
В соответствии с этим ПРИКАЗЫВАЮ с 5 августа 1937 года во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников
Из оперативного приказа НКВД СССР от 30 июля 1937 года 00447
С возвращением, так сказать, товарищ Кусмарцев Таким свинцовым взглядом уставился начальник управления на Григория, что вмиг захотелось из начальственного кабинета испариться и хватить полстакана водки, но игранул желваками и вытянулся в струнку:
Спасибо, товарищ майор государственной безопасности![1][1]
Семья ещё в Иркутске?
Так точно.
И что, на два города жить собрался?
Никак нет! С квартирой обустроюсь сразу же перевезу.
Квартиру мы тебе немного погодя выделим. Двое детей у тебя?
Так точно!
Горло не дери, не на строевом смотре, поморщился начальник. Принимай отделение и без раскачки в работу дел невпроворот. С приказом по кулакам ознакомлен?[2] Подробные инструкции получишь у начальника отдела капитана Врачёва. Возглавишь один из зональных оперативных секторов. Задача понятна? Свободен.
Когда за Кусмарцевым закрылись двери, начальник Управления НКВД по Читинской области майор госбезопасности Хорхорин снова пододвинул к себе личное дело назначенца из Иркутска. С двадцать первого года в ЧК, правда, был двухгодичный перерыв, с двадцать четвёртого, пишут, по болезни. Хорхорин хмыкнул: болезнь, скорее всего, известная горло заливал не в меру. Но в органах восстановили, даже, ишь, до старшего уполномоченного секретно-политического отдела ОГПУ по Нижне-Волжскому краю в тридцатом году добрался. Но, видимо, с бутылочкой дружить не перестал, а может, ещё каких хвостов понаделал, иначе бы не сослали в тридцать втором в Читинский оперсектор простым уполномоченным. Это, получается, он ещё Бухбанда застал, пережил Бельского и Южного, а на Петросьяне, стало быть, спалился.
Хорхорин пробежал глазами строчки послужного списка Кусмарцева: в 1932-м из уполномоченных назначен начальником отделения, через полгода начальником СПО оперсектора, а в июле 1935-го как «не справившийся с работой» с должности снят, переведён в Иркутск рядовым оперуполномоченным. Однако встряска, снова хмыкнул Хорхорин, явно подействовала: в нынешнем мае назначили начальником отделения. Но вот почему же в Иркутске не оставили? Ладно, поглядим, что за фрукт
Начальник управления захлопнул папку, привычно завязал тесёмки. Эх, Петросьян, Петросьян[3] Не зря после назначения в апреле 1937-го начальником УНКВД Восточно-Сибирской области старший майор госбезопасности Лупекин уже в первых числах мая устроил Петросьяну вздрючку и потребовал исполнения директив НКВД по усилению репрессивных действий. И что? Всего-то и арестовал предшественник чуть больше четырёх сотен Хорхорин презрительно скривился: мизер! А в июле самого загребли. И предъявили ни много ни мало участие в правотроцкистском блоке и антигосударственном заговоре в рядах НКВД, во главе которого оказался сам бывший нарком Ягода. Сидят нынче дорогой Хорен Самвелович и его патрон Енох Гершенович[4] в московской Бутырке и, конечно, ожидают справедливости. Дурачьё
В приёмной, не обращая внимания на прищурившегося от любопытства секретаря, Кусмарцев ладонью стёр испарину со лба, разогнал влажными пальцами складки гимнастёрки под ремнём и гулко зашагал по скрипучему паркету к капитану Врачёву. Из новой команды начальник четвёртого отдела. Как и Лупекин в Иркутске, Хорхорин за собой своих ребят привёз, расставил на ключевые должности Крылова, Каменева, Врачёва С этими ухо надо держать востро. Хотя с кем уж тут расслабишься! Старые знакомцы тоже ещё те субчики. Кто-то позубоскалит, дескать, «второе явление Христа народу», ну а с кем раньше по службе зубатиться доводилось у этих не заржавеет подножку подставить. Те же Чепенко с Чуксиным.
Григорий вспомнил, как в феврале столкнулся в поезде с этой парочкой. Ехал в командировку в посёлок Свободный сопровождал начальника Транспортного отдела ГУГБ наркомата. Понятно, читинцам обрадовался. Сели, раздавили бутылочку в общей компашке, побалагурили. Они раньше сошли, распрощались-то по-товарищески. А через полмесяца его, Григория, начальство за горло взяло: дескать, что же ты, гад, напился в поезде да хвалился, что тебя на закордонную работу направляют? Служебную проверку по факту затеяли целый старший лейтенант Бенинсон полное следствие учинил. И чем всё закончилось? Ничего не подтвердилось. Хорошо, что московского гостя не один сопровождал. Но нервы помотали. А кляузникам ничего, всё с рук сошло. Один в инспекторах при начальнике управления ходит, другой оперуполномочит, лярва! Григорий скрипнул зубами. Второе явление Припомнилось и первое.
В тридцать втором его, старшего опера Нижне-Волжского краевого отдела ОГПУ, сунули с понижением в забайкальские тьмутаракани. Хотя ещё легко отделался после очередного запоя. Могли и вовсе из органов наладить. Благо, бутылка бутылкой, зато рвения в работе хоть отбавляй. Но строгач в учётную партийную карточку заработал.
В Чите горло узлом завязал работа, работа и работа! А круговерть ещё та! Начальник оперсектора Бухбанд[5], заступивший на должность в июле тридцатого, гордо сверкая орденом Красного Знамени и нагрудным знаком «Почётный работник ВЧК ГПУ» на груди, демонстративно щёлкая крышкой золотых часов, украшенных надписью «За беспощадную борьбу с контрреволюцией от Коллегии ОГПУ 1930 г.», отличался таким чекистским рвением, что у подчинённых гимнастёрки заворачивались.
Поговаривали, что перевели его в Читу после большого скандала в Таганроге: пересажал чуть ли не всю городскую верхушку, обвинив в распутстве, пьянстве и беззастенчивом использовании лимитов на дефицитные продукты и товары, и даже якобы довёл кого-то там из чинуш до самоубийства. От скандала Бухбанда убрали в начальники Особого отдела 13-й Дагестанской дивизии, а через год повысили, назначив начальником секретно-оперативного управления Полномочного представительства ОГПУ по Средне-Волжскому краю. В общем, ударно работал товарищ Бухбанд над повышением показателей раскрытия всякой контры.
Вот и в Чите с ходу взял быка за рога. Уже осенью тридцатого Читинским оперсектором была «раскрыта» массовая «контрреволюционная клерикально-монархическая организация» во главе с архиепископом Евсевием, в миру Е. П. Рождественским. В камерах Читинской тюрьмы и подвалах оперсектора ГПУ оказались 238 арестантов от настоятеля Читинской Михайло-Архангельской церкви протоиерея И. Н. Иванова, настоятеля Нерчинского Воскресенского собора А. К. Литвинцева и других священнослужителей до бывших местных царских чиновников и предпринимателей. Кто-то из них, как, например, протоиерей Николай Любомудров, действительно не скрывал своих монархических убеждений, но большинство ни в какую «политику» не лезли жизнь научила. Однако же Забайкальская епархия по сути была разгромлена. Попали под жернова и совершенно далёкие от «клерикальных монархистов» люди, взять того же Григорьева, бывшего начальника Читинской тюрьмы, за свою богомольную жену поплатился, хотя обвинить его в политической неблагонадёжности мог только законченный идиот[6].
Человек редкой подозрительности, всюду видевший вражью руку, Бухбанд создал и среди сотрудников гнетущую атмосферу взаимного недоверия и стукачества. И неизвестно, как бы сложилась судьба Кусмарцева, между делом любившего позубоскалить, если бы в конце апреля 1932-го Бухбанда не отозвали в Москву: бросили на укрепление исправительно-трудовой системы в Средне-Азиатское управление, а через год назначили начальником СЛОНа Соловецкого управления исправительно-трудовых лагерей ОГПУ, а проще Соловецкого лагеря особого назначения. Запустили щуку в реку на погибель карасям
А вот Максим Натанович Бельский[7], в 1931 году переведённый из Москвы в Читу в качестве помощника начальника, а потом сменивший Бухбанда на посту начоперсектора, активность Григория оценил, доверил руководить отделением, а через полгода поставил на отдел. В общем, пошёл Кусмарцев на взлёт.
Вполне удобно работалось и со сменившим Бельского через полтора года Семёном Григорьевичем Южным[8], прибывшим из Гомеля в начале августа 1933 года. Хотя катавасия ещё та закрутилась: в марте тридцать четвёртого в составе Восточно-Сибирского края для чего-то выделили Читинскую область, из 22 районов со столицей в Чите. Просуществовало новое образование недолго, до конца года, но организационной неразберихи и бумажных дел хватило всем. Благо, структура и штаты оперсектора незначительно поменялись при его превращении в областной отдел Полномочного представительства ОГПУ СССР по Восточно-Сибирскому краю, но все эти переназначения сотрудников, изготовление новых бланков, печатей, учётной документации В июле отдел переименовали в областное управление НКВД, а в декабре снова в Читинский оперсектор. В разгар канцелярской лихорадки, в сентябре, Южного перевели в Барнаул, а ему на смену прислали Петросьяна, немногословного армянина неполных тридцати пяти лет, доселе птицу важную: направлен в Читу с должности председателя ГПУ Туркмении, орденоносец. Явное понижение, о причинах которого можно только догадываться. Впрочем, какая разница!
Чехарда с начальниками больше всего раздражала Кусмарцева, да и не только его. Любому новому начальству опять надо показывать свою повышенную полезность. А куда деваться
Вскоре стало очевидным: Хорен Самвелович Петросьян явно не вписывается в обойму рьяных карьеристов, взбегающих по служебной лестнице через головы сослуживцев через активное участие в нарастающих репрессивных действиях. К такому выводу местная чекистская братия пришла после оглушающего известия из Ленинграда: 1 декабря убит Киров! Да не где-то возле собственного кабинета на третьем этаже тщательно охраняемого Смольного.
Убийца задержан на месте преступления. Подло выстрелив товарищу Кирову в спину, пытался сам застрелиться, да так у гадёныша ручонки тряслись, что промахнулся. И в обморок грохнулся, как институтка! гневно излагал подробности случившегося, зачитывая полученную шифрограмму, начальник оперсектора. Экстренно собранное оперативное совещание гудело.
Личность установлена? раздался вопрос из зала.
Некто Николаев, безработный, ранее был сотрудником Института истории партии Ленинградского обкома ВКП(б). В прошлом году уволен за отказ ехать на работу на периферию, был исключён из партии
Да как же такая гнида в Смольный-то пролезла?