Берия с гордостью отмечал в автобиографии, что активно участвовал в разгроме мусульманской организации «Иттихад», которая, по его утверждению, насчитывала «десятки тысяч членов», и ликвидации Закавказской организации правых эсеров. За эту последнюю операцию Лаврентий Павлович 6 февраля 1923 года был отмечен специальным приказом коллегии ВЧК: «За энергичное и умелое проведение ликвидации Закавказской организации партии социал-революционеров начальник секретно-оперативной части Бакинского губотдела тов. Берия и начальник секретного отдела тов. Иоссем награждаются оружием револьвером системы «Браунинг» с надписями, о чём занести в их послужные списки» Кроме того, 12 сентября 1922 года Совнарком Азербайджана отметил заслуги Берии похвальным листом.
В Грузии, где с осени 22-го Лаврентий Павлович возглавлял секретно-оперативную часть и являлся заместителем начальника местного ЧК, он тоже неплохо проявил себя. В автобиографии Берия отмечал: «Принимая во внимание всю серьёзность работы и большой объект, отдаю таковой все свои знания и время, в результате в сравнительно короткий срок удаётся достигнуть серьёзных результатов, которые сказываются во всех отраслях работы: такова ликвидация бандитизма, принявшего было грандиозные размеры в Грузии, и разгром меньшевистской организации и вообще антисоветской партии, несмотря на чрезвычайную законспирированность. Результаты достигнутой работы отмечены Центральным Комитетом и ЦИКом Грузии в виде награждения меня орденом Красного Знамени»
Итак, в 23 года Лаврентий Берия уже заместитель начальника Грузинского ЧК и руководитель самого важного ее подразделения секретно-оперативной частью, занимавшейся наблюдением за настроениями населения и разработкой оперативных мер против тех, кто подозревался в намерении бороться с советской властью.
Когда познакомились Берия и Сталин, достоверно неизвестно. Некоторые историки относят это событие ко времени подавления грузинского восстания 1924 года. Возможно, это произошло и раньше. Во всяком случае, уже в январе 1924 года Берия докладывал лично Сталину о том, что Троцкий был столь слаб в день похорон Ленина, что не смог выступить публично, а лишь написал статью, которую прочитали по радио. Кстати, этот доклад опровергает версию самого Троцкого, что он не приехал на похороны из-за козней Сталина, сообщившего неверную дату траурной церемонии. Судя по всему, Лев Давидович был действительно болен и физически не мог присутствовать на прощании с Лениным.
В январе 24-го, Берия, конечно, не мог предполагать, что через шестнадцать с половиной лет ему придется возглавить операцию по уничтожению Троцкого. Но, думаю, уже тогда, наблюдая борьбу Троцкого и Сталина, понял, что Лев Давыдович обречен. Он апеллировал к партийной массе, т. е. к тем, для кого он был заведомо чужой. Старая гвардия не могла простить Троцкому его небольшевизма до 1917 года. Молодой призыв, пополнивший партийные ряды после смерти Ленина, чувствовал себя обязанным возглавляемому Сталиным партаппарату, а отнюдь не Троцкому. А Лаврентию Павловичу не хотелось быть среди проигравших.
Особенно ярко проявился сыскной талант Берии при подавлении меньшевистского восстания в августе сентябре 1924 года. Вот что рассказывает об этом со слов отца сын Лаврентия Павловича Серго: «В 1924 году отец, заместитель начальника Грузинской ЧК, узнаёт, причём заблаговременно, о том, что готовится меньшевистское восстание. Учитывая масштаб будущих выступлений, отец предлагает любыми политическими мерами предотвратить кровопролитие. Орджоникидзе (в честь которого и был назван Серго Лаврентьевич. Б.С.), в свою очередь, передаёт его информацию в Москву. Ситуация тревожная: разведке достоверно известно, что разработан полный план восстания, готовятся отряды, создаются арсеналы. Выступления вспыхнут по всей республике, и пусть они в действительности не будут носить характера всенародного восстания, но выглядеть это будет именно так.
Отец понимал, что эта авантюра изначально обречена на провал, на большие человеческие жертвы. Необходимы были энергичные меры, которые бы позволили предотвратить кровопролитие. И тогда он предложил пойти на такой шаг допустить утечку полученной информации. Его предложение сводилось к тому, чтобы сами меньшевистские руководители узнали из достоверных источников: Грузинская ЧК располагает полной информацией о готовящемся восстании, а, следовательно, надеяться на успех бессмысленно. Орджоникидзе, видимо, получив согласие Москвы, не возражал: в той непростой обстановке это было единственно верным решением. Но меньшевики этой информации не поверили и расценили её всего лишь как провокацию
В Грузию был направлен один из лидеров меньшевистского движения, руководитель национальной гвардии Джугели. О его переброски отец узнал заблаговременно от своих разведчиков и, разумеется, принял меры: Валико Джугели был взят под наблюдение с момента перехода границы. Но всего лишь под наблюдение арестовывать одного из влиятельных лидеров меньшевиков не спешили. Само пребывание Джугели в Грузии решено было использовать для дела. По своим каналам отец предупредил Джугели, что для Грузинской ЧК его переход границы не секрет и ему предоставлена возможность самому убедиться, что восстание обречено на провал.
К сожалению, и эта информация была расценена как провокация чекистов. Джугели решил, что ГрузЧК просто боится массовых выступлений в республике (так оно во многом и было. Б.С.) и не способна их предотвратить, поэтому пытается любыми средствами убедить меньшевистское руководство в обратном.
Джугели всё же был арестован, но из-за досадной случайности его опознал на улице кто-то из старых знакомых, и его официально задержали. Уже в тюрьме Джугели ознакомился с материалами, которыми располагала разведка ГрузЧК, и он написал письмо, в котором убеждал соратников отказаться от выступления. Ни за границей, ни в самой Грузии к нему не прислушались. Восстание меньшевики всё же организовали, но, как и следовало ожидать, армия его подавила, а народ понёс бессмысленные жертвы, которые вполне можно было избежать. Если бы Орджоникидзе вмешался, кровопролития ещё можно было не допустить, потому что в первые же часы все руководители восстания были арестованы, склады с оружием захвачены. По сути, армия громила неуправляемых и безоружных людей»
Более логичным кажется предположение, что Джугели, как и бывший мэр Тифлиса Баня Чикашвили и бывший член Конституционной ассамблеи Грузии Ной Хомерики были выслежены и арестованы чекистами в надежде обезглавить готовившееся восстание и тем самым либо предотвратить, либо значительно ослабить его. Однако восстание, вопреки ожиданиям Берии и его сотрудников, оказалось довольно мощным и продолжалось более двух недель. Сначала повстанцам сопутствовал успех. Им удалось овладеть рядом городов Западной Грузии, в том числе Чиатурой, Сухумом, Батумом и Кутаиси. Бои шли даже в пригородах Тбилиси. Но вскоре для борьбы с восстанием были переброшены дополнительные части Красной армии, и под натиском численно и технически превосходящего противника сторонники независимости Грузии вынуждены были отступить. В начале сентября часть из них через Батумский порт ушла морем в Турцию. Многие раненые повстанцы были захвачены в плен. Ряд из них, а также арестованных накануне восстания Джугели, Хомерики и Чикашвили расстреляли, других отправили в концлагеря.
Накануне восстания Берия попробовал сменить место работы. В конце уже цитировавшейся автобиографии 1923 года, написанной накануне восстания, Берия просит ЦК предоставить ему возможность продолжать образование в техническом институте, поскольку видит своё призвание именно в этой отрасли знаний, имеет уже законченное специальное техническое образование и сможет отдать свой опыт и знания советскому строительству именно в этой области, а партия сможет после завершения учёбы использовать его там, где сочтёт нужным. Лаврентий Павлович не стыдился признаться: «За время своей партийной и советской работы, особенно в органах ЧК, я сильно отстал как в смысле общего развития, так равно не закончив свое специальное образование». К моменту своего отъезда из Баку в Тифлис в 1922 году Лаврентий Павлович успел закончить два курса Бакинского технического института, в который было преобразовано прежнее техническое училище. В 1921 году Берию даже собирались командировать в Бельгию для изучения технологии нефтедобычи, но потом передумали и направили на оперативно-чекистскую работу, где он к концу 23-го достиг немалых успехов. И вдруг чекиста охватывает тяга к техническим знаниям. Он готов оставить успешно начавшуюся чекистскую карьеру. Возможно, Берия осенью 23-го догадывался о том, что меньшевики рано или поздно поднимут народ на восстание, и не хотел участвовать в уничтожении соотечественников-грузин. А заодно пробовал вернуться в Баку, в институт, чтобы не участвовать в будущей расправе над повстанцами.
С несостоявшейся поездкой в Бельгию связана женитьба Берии. Вот что рассказала об этом в годы перестройки его вдова Нина Теймуразовна Гегечкори: «Я родилась в семье бедняка. Особенно трудно стало матери после смерти отца Росла я в семье родственника Александра Гегечкори, который взял меня к себе, чтобы помочь моей маме. Жили мы тогда в Кутаиси, где я училась в начальной женской школе. За участие в революционной деятельности Саша часто сидел в тюрьме, и его жена Вера ходила встречаться с ним. Я была ещё маленькая, мне всё было интересно, и я всегда бегала с Верой в тюрьму на эти свидания. Между прочим, тогда с заключёнными обращались хорошо (это свидетельство противоречит утверждению самого Берии в автобиографии 1923 года, будто в Кутаисской тюрьме были невыносимые условия. Б.С.). Мой будущий муж сидел в одной камере с Сашей. Я не обратила на него внимания, а он меня, оказывается, запомнил.
После установления советской власти в Грузии Сашу, активного участника революции, перевели в Тбилиси, избрали председателем Тбилисского ревкома. Я переехала вместе с ними. К тому времени я была уже взрослой женщиной, отношения с матерью (имеется в виду приёмная мать жена Саши Вера. Б.С.) у меня не сложились.
Помню, у меня была единственная пара хороших туфель, но Вера не разрешала мне их надевать каждый день, чтобы они подольше носились. Так что в школу я ходила в старых обносках, старалась не ходить по людным улицам так было стыдно своей бедной одежды
В первые дни установления советской власти в Грузии студенты организовали демонстрацию протеста против новой власти. Участвовала в этой демонстрации и я. Студентов разогнали водой из пожарного брандспойта, попало и мне вымокла с головы до ног. Мокрая, я прибежала домой, а жена Саши Вера спрашивает: «Что случилось?» Я рассказала, как дело было. Вера схватила ремень и хорошенько меня отлупила, приговаривая: «Ты живёшь в семье Саши Гегечкори, а участвуешь в демонстрациях против него?»
Однажды по дороге в школу меня встретил Лаврентий. После установления советской власти в Грузии он часто ходил к Саше, и я его уже неплохо знала. Он начал приставать ко мне с разговором и сказал: « Хочешь не хочешь, но мы обязательно должны встретиться и поговорить».
Я согласилась, и позже мы встретились в тбилисском парке Недзаладеви. В том районе жили моя сестра и зять, и я хорошо знала парк.
Сели мы на скамеечку. На Лаврентии было чёрное пальто и студенческая фуражка. Он сказал, что уже давно наблюдает за мной, и что я ему очень нравлюсь. А потом сказал, что любит меня и хочет, чтобы я вышла за него замуж.
Тогда мне было шестнадцать с половиной лет. Лаврентию же исполнилось двадцать два года.
Он объяснил, что новая власть посылает его в Бельгию изучать опыт переработки нефти. Однако было выдвинуто единственное требование Лаврентий должен жениться.
Я подумала и согласилась чем жить в чужом доме, пусть даже с родственниками, лучше выйти замуж, создать собственную семью. Так, никому ничего не сказав, я вышла замуж за Лаврентия. И сразу же поползли слухи, будто Лаврентий похитил меня. Нет, ничего подобного не было. Я вышла за него по собственному желанию».
Для Нины Теймуразовны это, несомненно, был брак по расчёту. Брак с молодым и перспективным чекистом помогал обрести определённое положение в обществе. Да и Лаврентий Павлович, похоже, женился не только под влиянием романтического чувства, но и потому, что для поездки за границу срочно требовалось обзавестись супругой.
В Тифлисе (Тбилиси), где Берия жил вплоть до 1938 года, о нем сохранилась добрая память. Вот что пишет Николай Зенькович, посетивший Тбилиси уже в наши дни: «Никакой злости или неприязни исключительно доброжелательное отношение сохранилось у бывших его соседей по большому тбилисскому дому, где Берия жил до переезда в Москву, занимая крупные посты в Грузии Будучи первым секретарем ЦК компартии Грузии, он в свободное время самолично установил во дворе дома турник, кольца, другие спортивные снаряды Чтобы каждое утро делать в построенном своими руками спортгородке зарядку с соседскими ребятишками согласитесь, на такое способен далеко не каждый нынешний представитель власти, считающий себя чистокровным демократом».
В Тифлисе Берия в августе 1924 года сделал очередной шаг в карьере: он возглавил секретно-оперативную часть полномочного представителя ОГПУ в Закавказской Федерации. В 1927 году Лаврентий Павлович стал председателем ГПУ Грузии и заместителем председателя ГПУ Закавказья, а в 1931 году возглавил, наряду с грузинскими, и всех закавказских чекистов, сделавшись одновременно полномочным представителем ОГПУ по Закавказью.
Берии приходилось составлять секретно-оперативные сводки о настроениях населения и разного рода антисоветских акциях. Они не оставляли никаких иллюзий: местные жители особой любви к большевикам не испытывали и винили новую власть в том, что жить становилось все труднее и труднее.
В Грузии и в Закавказье в целом Лаврентию Павловичу пришлось трудиться не покладая рук, подавляя восстания и выявляя и репрессируя недовольных советской властью. Одно из крупных восстаний вспыхнуло в марте 1929 года в Аджарии. Его центром стал Хулинский уезд. Поводом к нему послужили попытки закрыть медресе и обязать всех местных мусульманских женщин снять чадру. Берия был категорически против столь радикальных мер в кампании по борьбе с религией. Но руководство Аджарии его не послушало, и восстание предотвратить не удалось. Главе грузинских чекистов пришлось непосредственно руководить его подавлением. Оно облегчалось тем, что повстанцы не получили никакой поддержки со стороны Турции. Даже пограничные турецкие власти, обычно дружественно настроенные к единоверцам-аджарцам, на этот раз соблюдали полный нейтралитет. Как отмечал Берия в сводке от 13 марта 1929 года, приехавший 7 марта увещевать повстанцев и захваченный ими в заложники глава правительства Аджарии Мамед Гогоберидзе, «обратившись к руководителям повстанцев Зебиту Джоидзе, Абдулу Такидзе и Мемеду Эфенди, заявил: «Прежде чем поднимать восстание против России, вы должны послать делегатов в Турцию, в Кединский и Кобулетский уезды и заручиться их поддержкой, после чего, возможно, я сам бок о бок стану сражаться с вами, до установления границы до реки Чолока и объявления независимости Аджаристана. Вы хорошо должны учесть, что Турция и Россия находятся в союзе, а посему необходимо узнать, согласится ли Турция поддержать вас. Мой брат, проживающий в Кобулетском уезде, который решительно ничего не имеет, его причислили к кулакам, обложили большими налогами и лишили права голоса. Он первый присоединится к вам».