Очень смешно. Дай сюда, выхватив учебник по математике из рук друга, посмотрела на страницы, исписанные цифрами и буквами. Сделаем это! Мы получим высший балл.
Вот это настрой, удовлетворённо кивнул он и открыл тетрадь.
Мы учились, шутили и ели чипсы. Ник терпеливо всё объяснял, а когда всё же что-то было непонятно, повторял заново. Мне нравилось, когда он такой. Забавный и ничем не загруженный, даже несмотря на то, что учёба далеко не самое весёлое времяпрепровождение.
Спустя несколько часов к нам заглянула моя мама.
Ник, милый, тебя уже зовут домой, она мягко улыбнулась, словно почувствовав атмосферу в комнате. Уверена, вы оба завтра отлично справитесь.
Думаю, да, он с гордостью посмотрел на меня, а я ухмыльнулась в ответ, понимая, что теперь точно спасена и с лёгкостью справлюсь со всеми задачками.
Пойду, предупрежу, что ты собираешься, мама тихо закрыла за собой дверь, оставляя нас наедине.
Спасибо тебе, Ник, отвлекая друга от складывания своих принадлежностей в рюкзак, проговорила я, крепко обнимая. Как обычно, он напрягся от неожиданного прикосновения, но уже спустя пару мгновений расслабился, похлопывая меня по спине.
Ага. Только не завали контрольную.
Проще сказать, чем сделать.
Когда он ушёл, я заняла место на подоконнике, которое было особенным в это время суток. День за днём мы с Ником проводили один и тот же ритуал махали друг другу в окно перед сном.
Это значило, что наша дружба по-прежнему крепка. Что завтра мы снова будем вместе. Что мы всегда рядом.
Заметив, как в окне напротив загорелся свет, я устроилась поудобнее и, когда друг подошёл, чтобы выполнить наш особенный ритуал, выдохнула тёплый воздух из лёгких, вынуждая стекло запотеть. И вывела аккуратными буквами слово "Спасибо".
Увидев, как Ник смеётся, склонила голову набок, пытаясь понять, в чём причина его веселья. Он же в свою очередь просто показал тыльную сторону ладони, а затем и лицевую, самодовольно ухмыляясь.
И только тогда до меня дошло, что написала я слова благодарности для себя нормально, а для Ника задом наперёд.
Лишь бы так не перепутать ничего на контрольной.
Несмотря на волнение и страх, которые преследовали с самого вечера, а также всю ночь, не давая спокойно спать, я аккуратно заполняла бланк, методично вписывая ответы. С каждым решённым заданием моё настроение поднималось, а мандраж проходил. Благодаря Нику чувствовала уверенность в собственных знаниях.
Я бросила взгляд на соседний ряд, где через пару парт от меня было место Ника. Он сидел, сложив руки и глядя в бланк.
Неужели он всё успел решить?
В какой-то степени я завидовала его умениям, но больше всего восхищалась и гордилась, что у меня такой друг.
Его успех давно стал моим успехом, как и его радость или любая неудача. Его боль моей.
Во многих моментах он был для меня самым близким и родным. И это никогда не изменится.
Ну и как? едва ли не прыгая от радости, спросила я, когда урок был окончен, а мы с другом вышли в коридор.
Что? рассеянно переспросил он.
Ты всё заполнил? Я вот всё решила. Всё благодаря тебе, схватила его за руки, сжимая их.
А, да, только и было мне ответом.
Казалось, что из него выкачали всю энергию. Хотя, в какой-то степени понимала его. Контрольная очень большая нагрузка, и нам необходимо восполнить запас сил, хорошенько подкрепившись.
Но даже скупив все последние шоколадки в буфете, настроение друга ничуть не улучшилось. Ровно как и на следующий день.
На любые вопросы о причинах или о том, что его волнует, отвечал лишь, что устал. И в этом был весь Ник.
Перед началом урока математики все ученики были на взводе, нервничая и с нетерпением ожидая, когда мистер Ванс раздаст обратно бланки, где в уголке красной ручкой будет написана оценка. В том числе нервничала и я, наблюдая, как учитель ходит между рядами, раздавая листы и озвучивая результат наших трудов.
Поздравляю, Эмили. "В" с плюсом. Ты очень хорошо постаралась, учитель отдал мне бланк с оценкой, а я, увидев её собственными глазами, едва сдержалась, чтобы не завизжать от счастья.
Теперь оставалось дождаться результатов Ника, и начнутся наши весёлые каникулы! Мы будем лепить снеговиков и объедаться мандаринами. Каждые зимние каникулы были для нас самым волшебным и весёлым временем.
Этого я ожидала. Но следующие слова учителя словно окатили меня холодной водой.
"D" с минусом, Ник, мистер Ванс положил лист на парту, но Ник всё так же смотрел куда-то мимо вниз. Я бы хотел переговорить с твоими родителями.
"D" с минусом?! Вы уверены? не выдержала я, вскакивая с места, чем знатно удивила соседку по парте.
Да, Эмили. Присядь, скомандовал учитель.
Мои щёки заливала краска, а сердце клокотало в груди. Не уверена, от чего именно, то ли от неверия в такой исход, то ли от несправедливости, то ли от того, что друг предпочёл молчать.
Возможно, Ник знал, что плохо написал контрольную, потому был как в воду опущенный.
Это разбивало сердце. Это злило.
Но только по окончании учебного дня вся эта буря эмоций пошла на спад. Тогда, когда постепенно начало доходить, что мы не проведём каникулы вместе, но что ещё страшнее дома Ника ждут большие проблемы.
Но масштаб этих проблем стал ясен, когда в школу пришла не мама Ника, а мистер Миллер.
Мы с Ником стояли около кабинета математики, ожидая, когда разговор двух взрослых подойдёт к концу.
Моё сердце стучало как бешеное, а ноги от страха немели так, словно я пробежала целый марафон.
Боишься? я искоса взглянула на друга, который с безмятежным видом смотрел на дверь, за которой находился его отец.
Нет.
А мне вот страшно, Ник, я переступила с ноги на ногу. Хотелось схватить друга за руку и бежать куда глаза глядят. Давай уйдём? Тогда тебе не достанется от папы.
Не говори ерунды.
Он серьёзно не понимал, что его ждёт? Даже я знала, что характер мистера Миллера был далёк от ангельского. Он и в хорошие времена был злой, а что произойдёт сейчас, представить было страшно.
Мой страх оправдался, когда мистер Миллер вышел из кабинета. Его лицо было пунцовым от гнева, когда он посмотрел на меня, а затем на своего сына.
Я немного съёжилась, когда мужчина тяжёлой походкой направился к нам.
Он быстро схватил Ника за капюшон куртки и потащил прочь к выходу из школы, сопровождаемый взглядами учеников.
Я же смотреть не могла, желая, чтобы предательская влага, заслонившая зрение, исчезла из глаз, а внутри нашлись силы, чтобы защитить Ника.
Глава третья
Ник
Отец тащил меня домой, за всю дорогу не проронив ни слова. Я знал, что это не сулило ничего хорошего. Наоборот, это затишье означало одно: он был в ярости.
Я знал вспыльчивый характер отца. Но, как ни странно, мне не было страшно. Даже несмотря на то, что дома мы будем одни до завтра, потому что мама поехала навестить бабушку.
Это даже было к лучшему. Я знал, что он будет кричать, но в этот раз хотя бы мама не попытается встать на мою защиту и не попадёт под раздачу. Хотя это могло произойти ещё вчера утром.
Он снова кричал. Был снова зол на меня. А я на себя, что не мог найти в себе силы быть счастливым или хотя бы притвориться таким.
А всё из-за сна.
Мне снилось, что я тону. Но в какой-то момент оказываюсь на берегу и вижу в середине реки своего старшего брата Джеймса. Теперь тонет он.
Тонет снова и снова. Пока вовсе не скрывается из виду.
Я кричу. Мама рыдает. А отец раз за разом ныряет в то место, где в последний раз была видна тёмная макушка брата.
Он пропадает подолгу, что порой кажется, что пойдёт вслед за Джеймсом, но папа выныривает вновь, хватая ртом воздух, а затем снова уходит под воду.
Долго.
Так долго он ныряет.
Так долго надо мной плачет мама, прижимая к груди, отчего я ещё чётче слышу её отчаяние.
Я.
Виноват я.
Зачем я гулял по тонкому льду?
Зачем я такой тяжёлый?
Зачем провалился, а мой старший брат спас меня, исчезнув под водой навсегда?
Я тону.
Задыхаюсь.
Открыв глаза, я понял, что лицо мокрое от слёз и пота. Что я не там, у реки, а дома. В собственной кровати. В тепле. Дышу. Живой.
Судорожно выдохнув, с силой провёл руками по лицу, вытирая влагу.
Не хотелось вставать, но и спать уже тоже не хотелось.
Возможно, Эмили уже собирается в школу, волнуясь перед предстоящей контрольной.
А я?
Волнуюсь?
Нет.
Вставай, чёрт тебя дери! с громким стуком дверь в комнату открылась и на пороге показался отец. Даю тебе пять минут, и чтобы был уже внизу, сказав это, он многообещающе посмотрел на меня и пошёл дальше по коридору.
Не знаю, сколько времени понадобилось, но с усилием воли оторвал себя от кровати и, передвигаясь, словно черепаха, ходил по комнате.
Где рубашка? А носки?
Какой носок надеть? Правый? Или левый?
Сложно, прошептал я как раз в тот момент, когда отец проходил мимо.
Заметив, что стою в рубашке и трусах, держа носки в руках, он, похоже, решил, что я никуда не тороплюсь. Это снова вывело его из себя.
Я непонятно сказал? Твои пять минут истекают. Или ты пойдёшь вот так по улице? Тогда пошли! он терял терпение с каждым словом, с каждым шагом, сделанным ко мне навстречу.
Когда он схватил меня сзади за шею, я понял, что плевать, какой носок сначала надену. Главное сделать это быстро.
Я почти всё, пап. Прости.
Пошевеливайся, он отпустил меня и в презрении скривил рот.
Презрение та самая эмоция, которую с завидной частотой получал от отца.
И если такое настроение у него было утром, то сейчас, после того как его выдернули с работы, чтобы пожаловаться на непутёвого сына, оно явно не стало лучше.
Ты понимаешь, что ты позоришь нас с матерью?! вопил он так громко, что уши начало закладывать. Ради чего мы тратим на тебя столько денег, потакаем тебе? Чтобы ты так нам отплачивал? Брызги слюны летели прямо в лицо, когда он схватил меня за плечи, нависая сверху своей угрожающей величиной.
Он смотрел на меня так, будто ждал ответа.
Прости, пап. Я исправлюсь.
На самом деле это было ложью. Я не знал, почему не мог приложить хоть немного усилий на контрольной, чтобы получить хорошую оценку. Просто не видел смысла.
Зачем?
Ради чего?
Ради того, чтобы отец не кричал?
Он крепко сжал мои плечи, пытаясь глубоко дышать, отчего его ноздри широко раздувались, будто у быка на родео.
Да. Ты исправишься. Ты, мать твою, сделаешь всё, что я тебе скажу, он крепко схватил меня за руку и потащил наверх, в комнату. Было больно настолько, что казалось, конечность вот-вот откажет, если отец не оторвёт её прежде.
Он с силой затолкнул меня в комнату.
Ради чего мы тебе все эти книги покупаем? Чтобы ты их носил соседской девке? Ты хоть раз их сам открывал? отец взял один из учебников и, не получая никакого ответа, швырнул его в меня, попав прямо в лицо. Открывал, я спрашиваю?
Я чувствовал, как начала пульсировать боль. В голове, в руке.
Физическая боль лучше, чем эмоциональная. Эмоциональная разрушает изнутри, а оболочка, получающая внешние повреждения ерунда.
Открывал, мой голос дрожал, а по щекам скатывались слёзы.
Почему я плакал? Мне же не страшно.
Слёзы сами катились, пусть я этого и не хотел.
Какое же ты ничтожество, Ник, отец с разочарованием покачал головой. От тебя одни только беды. Всегда.
Я старался выровнять дыхание, понимая, что дальше последует. Отец всегда использовал запрещённый приём. Такой, который способен был меня сломать в любую секунду. Уничтожить.
Ты нас скоро с матерью в могилу сведёшь своими выходками! Тебе мало того, что ты натворил?! Мало того, что убил брата?! Сколько можно портить нам жизнь?! он уже не кричал. Он орал. Громко. Оглушительно. Но, уверен, скажи он те же самые слова шёпотом, они так же разорвали бы барабанные перепонки. Так же лишили бы слуха. Лишили воздуха в лёгких.
Утопили.
Утопили в вине и боли.
Он громко выдохнул, пытаясь обрести хоть какое-то подобие спокойствия.
Сиди тут. Учи всё наизусть. После каникул всю программу чтоб рассказал Вансу. Ты меня понял? я молчал. Ты понял меня?! заорал он.
Да, во мне нашлись последние крупицы сил, позволившие выдавить это простое и в то же время сложное, лёгкое, но невозможно тяжёлое, слово.
Словно удовлетворившись таким ответом, он выдохнул, успокаиваясь. А затем громко хлопнул дверью, оставляя меня в комнате одного.
А я так и стоял. Не в силах пошевелиться.
Густая слеза скатилась по щеке. Или это не слеза?
Прикоснувшись к коже, увидел, что на пальцах осталась кровь. Но мне не больно. Просто всё равно.
Я стоял посреди комнаты и смотрел в окно.
На соседний дом.
Дом, где всегда царили тепло, уют и счастье.
Находясь у Эмили, всегда завидовал её отношениям с родителями. Отношением родителей к ней.
Они любили её.
Меня мама тоже любила. Но она устала. Устала защищать меня, постоянно ввязываться в проблемы, которые вызываю любым неправильным вздохом, что так бесит отца.
Потому она всё чаще уезжала к бабушке, оставляя нас с отцом наедине.
Я знал, что он винил меня в смерти Джеймса, что мама тоже так же думала, просто не говорила этого вслух.
А папа говорил.
И он прав.
Я убил Джеймса.
Я ничтожество.
Судя по звукам телевизора, доносящихся с первого этажа, отец успокоился. Не знаю, сколько времени прошло, но уже было темно. А я всё так же стоял на месте и смотрел в окно, мало что осознавая, кроме правоты слов отца.
В окне напротив уже горел ночник, отчего виден силуэт Эмили, сидящей на подоконнике.
Она хотела помахать мне перед сном? После того, как подвёл её? Испортил последний день в школе. Не объяснил всё, чтобы она написала на высший балл. Испортил каникулы.
Когда вновь смогу увидеть её озорные зелёные глаза, которые никогда не смотрят на меня с ненавистью или жалостью? Только они смотрят на меня с теплом и добротой.
Ничтожество. Не заслужил этого.
Всегда порчу всё.
Прости.
Глава четвёртая
4 года назад
На уроке биологии было практическое занятие, вызвавшее у главного хулигана нашего класса нездоровый интерес. Мы препарировали лягушек.
Точнее, должны были.
Нам уже провели инструктаж, раздали контейнеры с образцами, а также коробочки с инструментами. И всё шло довольно неплохо, пока Эндрю Форд не бросил свою подопытную особь в одного из отличников и тот в страхе не начал кричать и бегать по классу.
Мы с Ником сидели за последней партой и наблюдали за развернувшейся картиной: у умника в очках паническая атака, Эндрю задыхался от смеха, а учитель беспомощно металась туда-сюда, успокаивая учеников, которые поддались шаловливому настроению самого главного заводилы в классе и тоже желали устроить обстрел лягушками.
Детский сад какой-то, пробубнил рядом Ник.
У него был скучающий вид, впрочем, это не редкость. Он всё чаще пребывал в подавленном состоянии, возможно, из-за натянутой обстановки дома. Но, периодически, в хорошие дни, всё-таки возвращался к жизни. Даже несмотря на то, что это не могло не радовать, его оптимизм зачастую был чересчур, а энергия била через край.
Да ладно, я усмехнулась. Это гораздо веселее, чем резать чью-то плоть, пусть даже зелёную.
Ты так считаешь? друг бросил на меня заинтересованный взгляд, изгибая тёмную бровь, на которой вот уже несколько лет, после злосчастных зимних каникул, красовался тонкий шрам, происхождение которого мне до сих пор было так и неизвестно. Он говорил, что упал и ударился, но верилось в это с трудом.
Конечно, пододвинув контейнер со всё ещё целой лягушкой, лежащей в прозрачной жидкости, посмотрела на существо. Разве это не кощунство, учить детей вскрывать кого-то? Например, этого.... Пупырчатого друга.
Не обязательно, он открыл коробочку, в которой лежали иголки, скальпели и стёкла, и затаил дыхание, всматриваясь в содержимое.