Джем смотрел на Мэри сверху вниз, с легким презрением и усмешкой, и потешался над ней, как над бестолковым ребенком. Она ненавидела его за это. Потом девушка внезапно догадалась, какой вопрос сейчас последует, и ее рукам стало жарко.
Если ты думаешь, что я такой, то почему сегодня поехала со мной в Лонстон? спросил Джем.
Он хотел поиздеваться над ней; уклончивый или сбивчивый ответ был бы ему на руку, и она заставила себя ответить весело.
Из-за твоих прекрасных глаз, Джем Мерлин, сказала Мэри. Я еду с тобой только из-за них.
И она смело встретила его взгляд.
Джем засмеялся, покачал головой и снова принялся насвистывать; и сразу же между ними возникла непринужденность, словно они добрые приятели. Смелость ее слов обезоружила его; он даже не подозревал, какая за ними таится слабость; в эту минуту они были просто товарищами, а не мужчиной и женщиной.
Они выехали на большую дорогу, и повозка бодро катилась за идущей рысью лошадью, а позади цокали копытами два краденых коня. Тучи ползли по небу, низкие и грозные, но пока ни капли дождя не упало, и холмы, вздымавшиеся в отдалении над пустошью, не были подернуты туманом. Мэри подумала о Фрэнсисе Дейви, викарии из Олтернана. Интересно, что он сказал бы, услышав ее рассказ. Вряд ли снова посоветовал бы Мэри выжидать. Впрочем, викарий, скорее всего, не обрадуется, если она вдруг ворвется и испортит ему Рождество. Мэри представила себе тихий дом священника, мирный и спокойный посреди небольшой деревни, и высокую колокольню, которая, как страж, возвышается над крышами и трубами.
Олтернан представлялся ей небесами обетованными в самом названии было что-то успокаивающее, а голос Фрэнсиса Дейви сулил безопасность и избавление от тревог. Была в священнике некая странность, волнующая и приятная. Все казалось необычным: картина, которую он написал; то, как он правил лошадью и как он прислуживал ей, деликатно храня молчание; но больше всего удивляла сумрачная и печальная тишина его комнаты, в которой не было ни единого следа личности хозяина. Викарий казался тенью человека, и теперь, когда его не было рядом, ему недоставало реальности. У него не было мужского напора сидящего рядом с ней Джема; он был существом без плоти и крови: два бесцветных глаза и голос в темноте, и только.
Пони неожиданно заартачился в проломе изгороди, и громкое проклятие Джема разом прервало ее тайные размышления.
Мэри решила прощупать почву.
Здесь есть где-нибудь церкви? поинтересовалась она. Последние месяцы я живу как язычница, а мне это очень не нравится.
Эй ты, выбирайся, чертов дурень! кричал Джем, раздирая удилами лошадиные губы. Ты что, хочешь нас опрокинуть в канаву? Церкви, говоришь? Какого дьявола я должен знать о церквях? Я только один раз был в храме, да и то меня мать внесла туда безымянного на руках, а оттуда я вышел уже крещенным. Я тебе ничего не могу на этот счет подсказать. Уверен, что священники держат золотую утварь под замком.
Кажется, в Олтернане есть церковь? спросила Мэри. Туда можно дойти пешком от трактира «Ямайка». Неплохо бы мне сходить завтра.
Гораздо лучше разделить со мной рождественский обед. Я не могу угостить тебя индейкой, но всегда можно разжиться гусем у старого фермера Такетта в Норт-Хилле. Он совсем ослеп и ничего не заметит.
Ты незнаком с приходским священником Олтернана?
Нет, незнаком, Мэри Йеллан. Я никогда не водил дружбы со священниками и вряд ли буду. Забавная они порода. Когда я был мальчишкой, в Норт-Хилле жил один священник; он был очень близорук, и говорят, однажды в воскресенье он куда-то не туда поставил церковное вино и вместо него давал прихожанам бренди. Вся деревня прослышала об этом, и представьте, церковь оказалась так набита, что преклонить колени было негде; люди толпились вдоль стен, дожидаясь своей очереди. Пастор не мог понять, в чем дело: у него в церкви никогда не бывало столько народу; он поднялся на кафедру с сияющими из-за очков глазами и произнес проповедь о стаде, вернувшемся в овчарню. Брат Мэтью рассказал мне эту историю; он дважды подходил к алтарю за причастием, а пастор и не заметил. Это был великий день в Норт-Хилле. Вытаскивай хлеб и сыр, Мэри, у меня брюхо подвело.
Мэри покачала головой и вздохнула.
Ты хоть раз в жизни отнесся к чему-нибудь серьезно? спросила она. Неужели ты никого и ничего не уважаешь?
Я уважаю свое нутро, сообщил ей Джем, а оно взывает к пище. Видишь ящик у меня под ногами? Если тебя переполняют религиозные чувства, можешь достать и съесть яблоко. Помнится, в Библии что-то такое сказано про яблоко.
В половине третьего в Лонстон прискакала веселая и довольно разгоряченная кавалькада. Мэри отбросила тревогу и тяготившие ее заботы; несмотря на твердое решение, принятое утром, она поддалась настроению Джема и развеселилась. Вдали от трактира «Ямайка» к ней вернулись юность и природная жизнерадостность; ее спутник мгновенно заметил перемену и теперь играл на этом.
Мэри смеялась потому, что был праздник, и потому, что Джем смешил ее; сам воздух был заражен городским шумом и суматохой, вокруг витали возбуждение и предвкушение праздника. На улицах толпился народ, в лавках было весело. Повозки, тележки и даже кареты сгрудились на вымощенной булыжником площади. Повсюду яркие краски, и жизнь, и движение; веселая толпа теснилась у торговых палаток, индейки и гуси возились за деревянной загородкой, женщина в зеленом плаще стояла с корзиной яблок на голове и улыбалась; яблоки были блестящие и румяные, как ее щеки. Сцена знакомая и милая сердцу; из года в год на Рождество Хелстон был таким же; но в Лонстоне все казалось ярче, настроение было бесшабашнее, толпа больше, а разноголосица сильнее. Здесь были размах и пестрота: за рекой находились Девоншир и Центральная Англия. Фермеры из соседнего графства толпились рядом с крестьянками из Восточного Корнуолла; тут были лавочники, и кондитеры, и мальчишки-подмастерья, которые протискивались сквозь толпу с горячими пирожками и колбасами на подносах. Дама в шляпе с перьями и в синей бархатной накидке вышла из кареты и окунулась в тепло и свет гостеприимного «Белого сердца». Ее сопровождал джентльмен в светло-сером теплом пальто. Он поднес лорнет к глазам и принялся вышагивать за ней, точь-в-точь индюк.
Для Мэри это был веселый и счастливый мир. Город располагался на склоне горы, в самом центре стоял замок, как напоминание о былых временах. Здесь были купы деревьев и отлогие поля, и вода блестела внизу, в долине. Пустоши, позабытые, остались где-то далеко за городом. Лонстон был реальным; эти люди были живые. Рождество снова вступило в городе в свои права, и ему нашлось место среди мощенных булыжником улиц, смеющейся, теснящейся толпы; и тусклое солнце пробивалось из своего укрытия за серыми плотными облаками, чтобы присоединиться к веселью. Мэри надела платок, который ей подарил Джем, и даже снизошла до того, что позволила ему завязать концы у себя под подбородком. Они поставили пони и повозку в конюшне в верхней части города, и теперь Джем проталкивался сквозь толпу, ведя в поводу двух краденых лошадей, а Мэри следовала за ним по пятам. Парень уверенно шел вперед, направляясь к главной площади, где собрался весь Лонстон и из конца в конец стояли ларьки и палатки рождественской ярмарки. Часть площади была отгорожена веревкой; там покупали и продавали скот, и вокруг толпились фермеры, крестьяне, да и джентльмены тоже. Были здесь и барышники из Девона и более отдаленных мест. Сердце Мэри забилось быстрее, когда они подошли туда: а вдруг там есть кто-нибудь из Норт-Хилла, вдруг встретится фермер из соседней деревни; они, наверное, смогут узнать лошадей? Джем сдвинул шапку на затылок, беззаботно насвистывая. Один раз он оглянулся на девушку и подмигнул. Народ расступился и дал ему дорогу. Мэри стояла в толпе, позади толстой торговки с корзиной, и видела, как Джем занял свое место среди группы мужчин с лошадями, кивнул одному-двум из них и скользнул взглядом по их коням, нагнувшись, чтобы раскурить трубку. Он держался спокойно и невозмутимо. Вскоре развязного вида парень в квадратной шляпе и светлых штанах протиснулся сквозь толпу и подошел к лошадям. Голос у него был громкий и важный, и он все время постукивал кнутовищем по сапогу, а потом указывал им на пони. По его тону и важному виду Мэри решила, что это барышник. Вскоре к нему присоединился маленький остроглазый человечек в черной куртке, который то и дело толкал приятеля под локоть и что-то шептал ему на ухо.
Мэри увидела, что он пристально смотрит на черного пони, принадлежавшего сквайру Бассату; он подошел к нему, нагнулся и ощупал его ноги. Затем что-то шепнул на ухо громогласному человеку. Мэри нервно наблюдала за ними.
Откуда у тебя этот пони? спросил барышник, похлопывая Джема по плечу. Не может быть, чтобы он вырос на пустоши, с такой-то головой и такой-то грудью.
Этот пони родился в Коллингтоне четыре года назад, беззаботно сказал Джем, не выпуская изо рта трубку. Я купил его однолеткой у старого Тима Брэя; помните Тима? В прошлом году он распродал все и перебрался в Дорсет. Тим всегда говорил мне, что эта лошадка окупится. Кобыла была ирландская и брала ему призы на скачках в центральных графствах. Вы только поглядите, какой красавец! Но скажу вам сразу, стоит он недешево.
Джем попыхивал трубкой, пока покупатели внимательно осматривали пони. Казалось, время тянется бесконечно. Но вот они выпрямились и отошли в сторону.
Что у него со шкурой? спросил остроглазый. Она на ощупь очень грубая и колючая, как щетина. И вообще вид какой-то нездоровый, мне это не нравится. Ты его, часом, не опоил?
С этим пони все в порядке, ответил Джем. Тот, другой летом было совсем зачах, но я его выходил. Наверное, лучше было бы подержать его до весны, но это стоило бы мне денег. К черному же не придерешься. Но одну вещь я вам скажу напрямик, и это будет только честно. Старый Тим Брэй и понятия не имел, что кобыла жеребая, он тогда был в Плимуте, и за ней присматривал его мальчишка, а когда узнал, то выдрал парня, только было уже поздно. Пришлось ему делать хорошую мину при плохой игре. По-моему, жеребец был серый: посмотрите на короткие волоски у самой кожи они ведь серые. Тим с этим пони здорово тогда промахнулся. Посмотрите на грудь; вот это порода! Я за него возьму восемнадцать гиней.
Остроглазый покачал головой, но барышник засомневался.
Пятнадцать и по рукам, предложил он.
Нет, моя цена восемнадцать, и ни пенни меньше, сказал Джем.
Двое посоветовались между собой и, по-видимому, решили не соглашаться. Мэри услышала слово «мошенничество», и Джем стрельнул в нее взглядом через головы. Из группы мужчин рядом с ним донесся приглушенный ропот. Остроглазый еще раз нагнулся и потрогал ноги черного пони.
Я бы еще посоветовался насчет этого пони, сказал он. Мне нужно кое в чем убедиться. Где метка?
Джем показал ему узкий разрез в ухе, и человек пристально его изучил.
Дотошный вы покупатель, заметил Джем. Можно подумать, будто я украл эту лошадь. Что-нибудь не так с меткой?
Да вроде все в порядке. Но тебе повезло, что Тим Брэй в Дорсете. Что бы ты тут ни болтал, а у него такого пони не было и быть не могло. На твоем месте, Стивенс, я бы не связывался. Попадете еще в историю. Идемте-ка отсюда.
Громогласный барышник с сожалением посмотрел на черного пони.
А какой красавчик, сказал он. Мне плевать, где он родился и какой масти был его отец. Что тебя так настораживает, Уилл?
И снова остроглазый дернул приятеля за рукав и зашептал что-то ему на ухо. Барышник послушал, нахмурился и кивнул.
Ладно, сказал он громко, должно быть, ты прав. У тебя нюх на всякие неприятности. Пожалуй, лучше не связываться. Можешь оставить пони себе, сказал он Джему. Моему партнеру он не по вкусу. Послушайся доброго совета: сбавь цену. Ты пожалеешь, если долго не сможешь сбыть его с рук.
Он локтями проложил себе дорогу сквозь толпу и вместе с остроглазым исчез в направлении «Белого сердца». Мэри вздохнула с облегчением, когда они убрались. По лицу Джема она ничего не могла понять: его губы, как всегда, насвистывали. Люди приходили и уходили; лохматые пони с пустошей продавались по два-три фунта за голову, и их бывшие хозяева уходили довольные. К черному пони больше никто не подходил. Покупатели поглядывали на него с подозрением. Без четверти четыре Джем продал вторую лошадь за шесть фунтов веселому, честному на вид фермеру после длинного и вполне добродушного спора. Фермер предлагал пять фунтов, а Джем настаивал на семи. После двадцати минут яростного торга они сошлись на шести фунтах, и фермер уехал верхом на своей покупке, ухмыляясь от уха до уха. Мэри устала стоять. Сумерки сгущались над базарной площадью; зажгли фонари. Город стал казаться каким-то таинственным. Девушка уже подумывала о том, чтобы вернуться к повозке, когда услышала за собой женский голос и резкий жеманный смех. Она обернулась и увидела синий плащ и шляпу с перьями ту женщину, которая днем вышла из кареты.
Ах, только взгляните, Джеймс, говорила она. Вы когда-нибудь в жизни видели такого восхитительного пони? Он держит голову точь-в-точь как наш бедный Красавчик. Сходство просто поразительное, только этот пони черный и не такой породистый. Какая досада, что Роджера здесь нет. Я не могу отрывать его от важной встречи. Что вы об этом думаете, Джеймс?
Ее спутник поднес к глазам лорнет.
Черт возьми, Мария, протянул он, я ничего не понимаю в лошадях. Пони, который у вас пропал, вроде был серый? А этот черный как смоль, положительно как смоль, дорогая. Вы хотите его купить?
Женщина издала щебечущий смешок.
Это был бы прекрасный рождественский подарок для детей, сказала она. Они изводят бедного Роджера с тех пор, как исчез Красавчик. Пожалуйста, Джеймс, спросите цену.
Мужчина вышел вперед.
Эй, приятель, окликнул он Джема, этот черный пони продается?
Джем помотал головой.
Я обещал его одному своему другу, сказал он, и не хотел бы отступаться от своего слова. Кроме того, он вас не выдержит. На нем ездили дети.
Ах вот оно что. Понимаю. Благодарю вас. Мария, этот малый говорит, что пони не продается.
Неужели? Какая досада. А я-то было настроилась. Скажите ему, что я заплачу, сколько он скажет. Попробуйте еще раз, Джеймс.
Мужчина снова поднял лорнет и протянул:
Послушайте, друг мой, даме приглянулась эта ваша лошадка. У нее как раз пропал пони, и она ищет ему замену. Хочет порадовать своих детишек. Может, к черту вашего друга? Пусть подождет. Назовите цену.
Двадцать пять гиней, быстро, без запинки, проговорил Джем. По крайней мере столько собирался заплатить мой друг. Я-то не очень хочу продавать пони.
Леди в шляпе с плюмажем проскользнула за веревку.
Я дам за него тридцать, заявила она. Я миссис Бассат из Норт-Хилла, и я хочу подарить этого пони своим детям на Рождество. Пожалуйста, не упрямьтесь. У меня в кошельке только половина этой суммы, и этот джентльмен заплатит вам остальное. Мистер Бассат сейчас в Лонстоне, и я хочу сделать сюрприз ему и детям. Мой грум заберет пони немедленно и уедет на нем в Норт-Хилл, прежде чем мистер Бассат покинет город.
Джем сдернул шапку и низко поклонился.
Спасибо, мадам, сказал он. Надеюсь, мистер Бассат будет доволен столь удачным приобретением. Вы увидите, этот пони совершенно безопасен для детей.
О, я уверена, муж будет в восторге. Конечно, этот пони совсем не такой, как тот, которого у нас украли. Красавчик был чистокровный и стоил кучу денег. Но этот малыш красив и доставит детям удовольствие. Идемте, Джеймс! Уже совсем стемнело, и я промерзла до мозга костей.
И леди направилась к карете, которая ждала на площади. Рослый лакей кинулся открывать дверцу.
Я только что купила пони для мастера Роберта и мастера Генри, сказала она. Найдите, пожалуйста, Ричардса и велите ему ехать на этом пони домой. Я хочу сделать сквайру сюрприз.
Она вошла в карету, втянув за собой пышные юбки, а спутник с лорнетом последовал за ней.
Джем торопливо оглянулся и тронул за плечо парня, стоявшего за ним.
Эй, сказал он, хочешь заработать пять шиллингов?
Парень кивнул, разинув рот от удивления.
Тогда держи этого пони и, когда за ним придет грум, отдай его вместо меня, ладно? Мне только что сказали, что моя жена родила двойню и ее жизнь в опасности. Не могу терять ни минуты. Вот, возьми уздечку. Желаю тебе веселого Рождества!