Седьмой. Наблюдение продолжаю. Слышимость нормальная, и снова замер, как будто умер.
Сказал он это так тихо, что даже кошки ничего бы не разобрали, но в это время, глубоко под землей так глубоко, что даже поезда столичной подземки грохочут где-то сверху на седьмом подвальном этаже одного из красивейших московских особняков вдруг зажужжали какие-то сложные приборы и устройства, потекла магнитная лента и пятнадцать человек, сидевших возле них, бросив газеты и кофе, обратились в слух.
Глава 6
Был выпит уже почти весь чай, когда на Москву с востока неожиданно наползло утро. Город вздрогнул, ему посвежело. Вздрогнули химеры, амуры и влюбленные на каменных, покрытых холодной росой парапетах и сводах, вздрогнули в ветвях вороны, и даже ночные сторожа повернулись на своих ложах.
А в маленькой уютной кухне по-прежнему сидели двое: Александр Иванович и старый букинист.
Александр Иванович мыл под краном чашки, а старичок со Сретенки сидел рядом на табурете с чашкой чая в одной руке и папиросой в другой и задумчиво глядел куда-то в предрассветную даль. Рассказ Половины его сильно поразил. Борода его встревожено топорщилась вперед, навстречу неизвестному.
Да-а! протянул он. История! Вот говорят: утро вечера мудренее, однако сейчас уже утро, а что-то все не мудренеется! Что же, будем ждать вечера! Да, пожалуй, и пора мне. Кошки мои, поди, уж из ночного вернулись, корму просят! Пойду потихоньку.
Стали прощаться, распихивать по букинистовым карманам оставшиеся бублики со словами: «Бублики лучший подарок. Чайку попить».
Ба, чуть не забыл! вдруг спохватился Александр Иванович. Вот, ведь возьмите, это ведь ваше наверное подобрал у вас под дверью, думал, может, вещь полезная, а вы потеряли, а там дворник без парусов как-то невнятно закончил он и принялся шарить по всем карманам в поисках букинистова кольца. Но в карманах попадались все время только дырки и какие-то непонятные крошки.
А, ну да! вспомнил он и снял кольцо с пальца, забирайте, вот оно.
Букинист долго, по-стариковски сосредоточенно сопя носом, разглядывал кольцо. Он повертел его так и сяк, потом достал из кармана любимую свою лупу, прочитал, тихо шевеля губами, надпись и протянул кольцо Александру Ивановичу.
Нет, не моя это вещь. Отчего бы это такое? И к чему бы это такое можно приспособить? Не пойму! Что за кофель-бугель? Ерундовина какая-то!
Ну и ладно, тогда я ее выброшу. Хотя, нет, оставлю на память или или мышам на игрушки отдам! и Александр Иванович покосился почему-то с загадочной улыбкой на изгрызенный угол старинного буфета.
«выброшу. Хотя, нет, оставлю на память. Или мышам на игрушки отдам» раздавался в эфире сквозь шипение и свист голос Александра Ивановича.
«мышам на игрушки отдам» гулко разносился он по темным глухим коридорам седьмого подвального этажа одного из красивейших московских особняков. Коридорам до того пустым и тихим, что заставил даже вздрогнуть от неожиданности старика Женю.
Пожилой рыжий таракан Женя был вот уже весь вечер занят тем, что пытался вывести из строя один совершенно ему ненужный и даже скорее вредный осветительный прибор. Прибор был из разряда тех, что именуются в простонародье «лампочками дневного освещения» и коими был увешан весь седьмой подвальный этаж в количестве для Жениных глаз невыносимом.
Но эта-то лампочка была вреднее всех других. Эта лампочка просто положительно мешала жить. Она светила всю ночь и по всему коридору так ярко, что абсолютно любой проходящий мимо кретин имел возможность видеть, чем занят Женя, и даже более того, помешать его занятию, швырнув в него чем-нибудь тяжелым. А вот этого Женя не любил. Он любил одиночество.
А потому, решив положить раз и навсегда конец всяческим поползновениям на свою личную свободу, он и сидел сейчас на лампочке и вот уже с девяти часов вечера пытался ее обезвредить. Он был увлечен своей работой, дело спорилось у него в руках, дело было уже почти сделано, осталось только хорошенько навалиться вот на эту штуку
«Господи, совсем свихнешься на этой работе!» сказал себе Женя, оправляясь от потрясения, произведенного в нем незнакомым голосом. Он сел на край лампы и стал из-под потолка смотреть, чем заняты эти, внизу. Сидящие возле приборов напряженно слушали, кто-то делал пометки в блокноте, курил, крутил какие-то ручки, кто-то нервно расхаживал по комнате из угла в угол и тоже курил, курил