В один из таких дней я вернулась домой с прогулки и зашла к тебе в комнату. Лето, тёплый ветер нежно трепал белые полупрозрачные шторы у открытого окна. Тебя не было дома, казалось, будто твоих следов даже в городе не осталось. На диване лежал оторванный кусочек от билета на самолёт и записка. Я не вспомню дословно всего, что там было написано, но никогда не забуду самого главного. Ты больше не вернёшься. Ты наконец исполнила своё желание.
Почему ты не можешь взять меня с собой, мам!?
Проснулась в холодном поту. Побежала в твою комнату рыдая горькими слезами. Тебя там не было. Разрыдалась ещё больше. Услышала, как ты включила воду в ванной комнате. Выдохнула. Несмотря на все твои возражения, вломилась без спроса и крепко-крепко тебя обняла. Ты здесь.
Ты так часто говорила о том, что уедешь. Ты знала это уже тогда? А ведь болезни случаются внезапно и незапланированно. И от этого никто не застрахован. Но ты как будто предчувствовала, что «заболеешь» и не сможешь быть рядом. Когда ты говорила, что должна будешь покинуть меня, этим ты хотела подготовить меня к событиям, которые скоро случатся с тобой?
Я же говорила, что спорт вреден для здоровья. Спина болеть перестаёт, а вот душа опять как открытая рана. Ну и пусть, значит так надо. Скоро станет легче. Каждый раз себе напоминаю перестань так отчаянно цепляться за свою боль, как за единственное спасение. В ней спасения нет. Отпусти её.
-«Мааамааа!!!» Мишок проснулся и лежит плачет в своей комнате.
«Ты поспал, мой хороший?» легла с ним рядом.
«Дя. Я тебя потерял!» хнычет.
«Эй, ты чего!? Я здесь. Я всегда рядом, даже если ты меня не видишь».
4
«Я пришла оценить причинённый ущерб
и сокровища что уцелели»
(Адриенна Рич)
Серьёзный звоночек для каждого родителя когда их ребёнок постоянно говорит и мечтает о смерти. В какой-то из передач детский психолог утверждала, что на этом этапе проблему ещё можно решить, важно лишь вовремя услышать «крик» о помощи. Страшнее, когда ребёнок идёт и молча глотает таблетки вот это уже беда. Часто непоправимая.
Когда мамино заболевание начало набирать обороты, я каждый день просыпалась с мыслями о смерти и засыпала с надеждой на то, что мои молитвы будут услышаны. И это был не звоночек, а просто грёбаный набат.
У моей мамы было непростое детство, потом период юношества, да что уж там, вся её жизнь напоминает одну сплошную подборку книг по клинической психологии. Отчасти, наверное, поэтому она выбрала это направление для второго высшего образования. Не плохой такой разбег от экономиста до «мозгоправа».
Лет до семи моим излюбленным занятием было разбирать музыкальные шкатулки, изучать их строение, а потом собирать их обратно. Бывало, что после финальной сборки, оставались лишние детали. Да, звук был уже не тот или заедали крутящиеся фигурки балерин, когда открываешь крышку. Но они продолжали играть. Вот и я сама была шкатулкой в маминых руках, в руках её покалеченного «внутреннего ребёнка». Из раза в раз, разбирая меня по частям, она ошибалась в просчётах и ломала меня, а потом как убеждённый психотерапевт пыталась собрать меня по частям, оставляя ещё больше деталей.
Все полученные в университете навыки, знания и умения с большим интересом отрабатывались на мне, даже тогда, когда я в слезах кричала ей: «Хватит! Мне не нужен психолог, мне нужна мама! Мне нужна ты!». Сломало ли это что-то во мне тогда? От части. Уж точно подкосило немного ну ладно, не немного. С уверенностью могу сказать только одно остались детская боль и обида за то, что она переключила тумблер от мамы к специалисту, а это лишь поспособствовало усугублению состояния её здоровья.
Я взывала к ней так долго, как только могла, но мой крик о помощи не был услышан. Да, она присутствовала в моей жизни, но на самом деле её здесь не было. Лишь спустя семнадцать лет я наконец смогла принять истину, что она там, где хочет быть. В том мире, который ей важен. Раз уж этот наш мир перестал иметь для неё смысл.
5
«Когда ещё я вернусь домой в тех старых кроссах?
Ты скажешь мне: «Никогда», но никогда не поздно»
(Эльдар Джарахов)
Случаются переломные моменты, наступают долгие и мучительные часы отчаяния, и тогда люди пробуют переезжать с одного места в другое, менять один город на другой. Все самые гениальные вещи были придуманы задолго до нас, но я всё равно скажу эту пусть и заезженную, но правдивую мысль: вы можете быть самым быстрым спринтером на планете, но куда бы вы не бежали, то от чего вы пытаетесь так упорно скрыться, будет по-прежнему с вами.
Это как пять стадий мытья посуды: отрицание, гнев, торг, депрессия, сковородка. Легче не станет до тех пор, пока вы не примете тот факт, что «помыть посуду» надо.
С рождения и до девятнадцати лет я жила в уютном спальном районе. Он был как маленький городок с небольшой численностью населения, где тебя знает каждый прохожий. Первая любовь, первое предательство, первая дружба, первое разочарование. В подростковом возрасте, мы нашей большой компанией любили мечтать, как построим один дом на всех, когда вырастим. Как мы будем жить все вместе со своими семьями. Наши дети пойдут в тот же детский сад, а потом в ту же школу, куда ходили мы сами.
В девятнадцать лет я уехала оттуда. С одной стороны, это было необходимостью, с другой бегством от прежней жизни. От чудесного густого леса, где мы любили проводить время держась за руки. От подъездов, где прятались от холодной зимы и подолгу целовались. От скамеек, на которых, когда-то, было рассказано море интересных историй.
Не могу сказать, что переезд дался мне сложно. Поначалу было не привычно и, примерно в течение двух лет я периодически приезжала погулять на старый район с лучшей подругой. За этот год произошло много событий, да и я трансформировалась внутренне. В какой-то момент для меня там не осталось ничего из того, от чего я пыталась бежать. Так я думала.
В моей копилочке есть ещё один часто повторяющийся сон. Тот самый район, где я провела свою юность. Обшарпанные стены общежития, в котором была наша с мамой квартира. Обстоятельства сна иногда меняются, но цикл один и тот же. Наступает вечер, темнеет, и я бегу домой к маме. В квартиру, которая больше не наша, ведь наяву мама её продала больше десяти лет назад. В мою комнату, которая уже давно не моя. Я бегом поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и так сильно тороплюсь, что каждый раз пролетаю свой этаж и заскакиваю на четвёртый. Понимаю, что ошиблась этажом и спускаюсь на третий. Немного смешно, но в реальной жизни, в детстве, я так же очень часто ошибалась этажом, потому что вечно торопилась. Для меня привычно анализировать даже тогда, когда сплю, поэтому во сне я понимаю, что в этой квартире уже живут другие люди. Она чужая, мы не можем туда вернуться. Иногда там меня ждёт мама с распахнутыми дверями и объятиями, а иногда там пусто. Мне и страшно от того, что в любой момент могут вернуться нынешние хозяева, и одновременно с этим хочется провести хотя бы одно мгновение «дома» с мамой.
По статистике, стадия отрицания длится до сорока дней. У моей прошло больше пятнадцати лет. Все эти годы я боялась принять факт того, что моя мама действительно болеет. Она не умирает, нет. Но прогрессивно умирают клетки её мозга. А она ничего не хочет с этим делать. Я не могла и не хотела этого понимать. Моё детское желание, хоть немного, быть похожей на неё сменилось на страх повторить её путь. Я до одури стала бояться и отвергать любую нашу схожесть. Поэтому я контролировала себя, свои мысли и действия, а также всё то, что меня окружало.
Когда мы «говорили по душам» на эту тему с моим мужем, он сказал мне, что тогда, когда я пытаюсь сделать всё возможное, чтобы избежать этот сценарий, то именно в этот момент я встречаюсь с тем, от чего бегу. Замкнутый круг. Я больше не хочу бежать и пытаться избавиться от своих демонов. Но я буду их подкармливать три раза в день, держать их на привязи и проверять прочность поводка, на котором они сидят.
6
«Лишь одного всегда страшиться надо
Вредить другим. Я так сотворена,
Что без вреда парю над бездной Ада.
Я не боюсь кромешного огня»
(«Божественная комедия», Данте Алигьери)
Знаете, кто учится на факультете психологии? Открою вам маленький секрет те, кто пытается доказать, что в силах решить чужую проблему. Им настолько страшно начать с себя, что выбирают рыться в головах у других. Это ведь гораздо проще, тогда не придётся анализировать собственные поступки. А всё просто потому, что они не знают, что им с собой делать. Правда, мам?!
Чем больше я стала заниматься самоанализом, тем отчётливее я стала это понимать. В воспоминаниях то и дело всплывает недовольное Женькино лицо и её бубнящая интонация: «У тебя есть дурацкая привычка учить других жизни». Это правда, есть такое. И, наверное, она действительно дурацкая. Но я делаю это не потому, что считаю себя самой умной, а потому что устала терять близких мне людей. Это очень эгоистично, но мне было важно спасти других ради себя самой. Чтобы больше не испытывать боль потери. Но как можно исцелить кого-то, если сам не до конца «здоров»?
У меня всегда было маниакальное убеждение в том, что окружающим меня людям нужно спасение. Может и так. Но ещё, зачастую, им надо, чтобы их просто оставили в покое. Маленькая Алина тоже нуждалась в этом покое. Но, почему-то, её мама считала наоборот. Вместо того, чтобы помочь своему «внутреннему ребёнку», она устраивала сеансы гештальт-терапии четырнадцатилетней дочери. Чёрт тебя подери, мам! Какой, нахрен, гештальт в таком возрасте, да ещё и в начале двухтысячных?! Ты серьёзно?! Сказать, чего я хотела? Чтобы ты от меня отстала.
Отстань и просто люби меня этого будет достаточно. А ещё, пожалуйста, перестань «лечить» других. Себе помоги сначала. И я тоже буду этому учиться.
До сих пор отчётливо помню, как на одном из наших сеансов, где ты принудила меня разбирать родовую систему, я сказала: «Всё это дерьмо закончится на мне». Прошло семнадцать лет, и вот сижу я сейчас и думаю, а на кой я решила взять на себя такую ответственность. К чему ты, блин, меня готовила, мама?
«Ты мудра не по годам», я помню, с какой гордостью ты говорила мне это. Знаете ли, маминька, лучше бы я была счастливой. Ведь из счастливых детей вырастают счастливые взрослые. Но откуда тебе было это знать, если бабушка была отвратительной мамой. Спасибо, что ты не она, ты в миллиарды раз лучше. А я буду лучше, чем ты. И пускай всё это будет круговоротом сансары, который остановится на мне. Пора уже, наконец, распутать эти кармические сети.
7
Тому, кто винит других, предстоит длинная дорога.
Тот, кто винит себя, уже прошёл половину пути.
Тот, кто не винит никого, дошёл до конца
(Автор неизвестен)
В состоянии ли человек, не знавший родительской любви, сам создавать и передавать эту любовь дальше? В большинстве случаев нет. Моя мама смогла, за что я всегда буду ей благодарна. Я благодарна ей за любовь, которую она даёт мне, несмотря на то, что её этой любви не научили. Безусловно, я бы сошла с ума, если бы меня растили в тех условиях, при которых воспитывалась она сама. Я благодарна тому, что сейчас у меня есть ресурс передавать эту любовь дальше, своему ребёнку.
Чем старше я становилась, тем больше я обнаруживала в своём окружении людей, которые были «больны». В какой-то момент, такая плачевная статистика стала, мягко говоря, меня пугать. Помню, как выстраивала различные гипотезы на этот счёт, начиная с теории заговора и заканчивая роком судьбы. Пыталась систематизировать хаотичные мысли и избавиться от убеждения, что в городские резервуары с питьевой водой добавили яд, отравляющий сознание. Очевидно, что эта мысль была бредовой, но порой она казалась такой реальной особенно в те минуты, когда были нужны ответы. Позже, мысли о масонских интригах сменились на естественный отбор Дарвина.
На одной из «свечек» (так назывался одноподъездный девятиэтажный дом) красовалось граффити: «Мы все больны собой». Сколько я себя помню, меня коробило каждый раз, когда я проходила мимо этой надписи. Такая пафосная, коряво написанная баллончиком с чёрной краской, цитата, с ошибками и подтёками. Как же сильно она меня раздражала. Будто абсолютно каждому есть дело только до своего отражения в зеркале и не более. Когда я пыталась представить себе человека, написавшего эти строки, перед глазами всплывал образ самовлюблённого нарцисса.
К тридцати годам смысл этих слов приобрёл для меня совсем иной смысл пора признать, кажется мы действительно все БОЛЬны, просто каждый по-своему. У каждого из нас свой травмирующий, уникальный, неповторимый опыт. Свой собственный ад. Да, трагические события могут быть частично схожи, но в каком-то смысле каждый из нас одинок в своих ощущениях. И в «болезни», которую эта боль порождает. «Душевнобольные» это слово ни с чем хорошим у вас не ассоциируется, правда ведь? В голове тут же возникает такая картинка: страдалец в белой смирительной рубашке, скованный по рукам и ногам. Но ведь если разобрать это слово на производные, то получится: «Боль души». Боль, с которой не справилась душа и которую, по итогу, не выдержало тело.
Поначалу меня пугало резко возросшее количество людей с психическими заболеваниями. А потом до меня дошло, что они всегда были здесь, просто в силу отсутствия знаний и опыта, а может даже из-за самого простого нежелания признавать наличие проблемы, мы их не замечали. Мы так отчаянно делали вид, что всё хорошо. Что со всеми нами всё в порядке.
Я так долго сетовала на судьбу за её несправедливость ко мне. Кричала в воздух: «Ну почему я? Почему я должна проходить через это? Почему именно моя мама больна? Да какого?! За что мне всё это?!». С одиннадцати лет я жила с ощущением тотальной беспомощности скоро рассвет, а выхода нет. Как во сне. Будто всё это нереально, с кем-то другим происходили все те страшные события, которые в реальности происходили со мной. Кто-то придумал, что мы получаем ровно тот опыт, ради которого пришли в этом мир. Ну что же, посмотрим. Пусть сегодня я буду думать, что судьба хочет сделать меня сильнее, а не пытается свести в психушку. А завтра снова буду выть от отчаяния и пытаться содрать с себя кожу.
Хоть я и рыдаю при каждом депрессивном эпизоде, что мне такой опыт никуда не всрался, и я о нём не просила, но где-то в глубине души хочется верить, что если я достойно пройду этот путь и смогу дойти до конца, то у меня получится разорвать порочный круг. Я смогу сломать колесо сансары, на котором вертит вот уже не одно поколение моего рода.
Мамина болезнь заставила меня взглянуть на этот мир под другим углом. Она научила меня ещё большему состраданию и эмпатии. Научила видеть самую суть, причину, точку отсчёта, с которой всё началось. Будто бы готовила меня к чему-то.
И знаете на что это похоже? Когда находишься во тьме так долго, что со временем твои глаза привыкают, и ты начинаешь видеть путь, по которому следует идти.
8
Выбор это маленькая смерть.
Когда вы выбираете один из вариантов, другие неотвратимо погибают
Хотелось бы мне того или нет, но я хорошо помню своё детство. Мне было одиннадцать лет, когда моя мама попала в автомобильную аварию, и с того момента моя жизнь разделилась на «до» и «после». И только сейчас я отчётливо стала понимать, что, когда начали проявляться первые симптомы маминого заболевания, она пыталась заботиться обо мне ровно настолько, насколько могла. Но когда я была маленькой, то была искренне убеждена, что моя родная мама меня ненавидит. И горечь этих воспоминаний вперемешку с чувством беспомощности, идущие за мной попятам с самого детства, порой гораздо сильнее здравого смысла.