Особо дикая магия - Сапцина Ульяна Валерьевна 6 стр.


После ухода отца, но еще до того как стены стали гнить вокруг них, мать начала брать учеников. Маргарет не питала приязни ни к ним, ни к их умоляющим, выжидательным взглядам. Было почти смешно вспоминать, как они увивались вокруг нее в надежде на какие-нибудь сведения. Секрета, как заслужить благоволение матери, она не знала. Ничто уже не властвовало над Ивлин Уэлти, кроме алхимии. Что чужак, что родная дочь все они занимали равное по значимости положение в сузившемся материнском мире.

Ученики появлялись. Изводили ее. Но никогда не задерживались надолго.

Уэстону с его пижонистой стрижкой и расчетливой улыбкой не продержаться против ее матери и двух минут. Повезло ему, что ее нет дома. Пусть лучше его надежды тихо угаснут, чем будут безжалостно выпотрошены. Она вспоминает, как он медлил в дверях, точно настороженная гончая, все еще держа во рту ложку. Когда он разочарован, выглядит так, будто огреб пинка.

Маргарет вздыхает. Пожалуй, она обошлась с ним чересчур невежливо. Не то чтобы он не нравится ей. Просто раздражает его уверенность в том, что для порчи, которую наносит алхимия, он неуязвим. Пока что он кажется добрым, но едва изведает вкус власти, почувствует, что значит воздействовать на саму ткань вселенной, он изменится. Все они в итоге меняются.

Растопырив пальцы, Маргарет ведет ими по траве высотой до пояса, растущей вдоль обочины дороги на Уикдон. На дороге еще сохранились глубокие мокрые колеи от повозки, на которой приехал Уэстон. Она шагает вдоль колеи осторожно, словно по краю утеса, жидкая грязь жадно присасывается к ее ботинкам на каждом шагу. Когда густой лес сменяется открытой холмистой местностью, Маргарет видит машины, несущиеся по приморскому шоссе, и лодки у пристани. Вскоре их захлестнет поток приезжих со всей страны.

 Мэгги.

Она вздрагивает, стремительно хватается за ремень ружья. Но это всего лишь Марк Халанан прислонился к своей повозке, наполовину заставленной банками и ящиками с абрикосами. Маргарет так погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как дошла до фермы Халананов. Рафинадка, его белая пони, уже запряжена и выглядит немыслимо оскорбленной этим обстоятельством. Работать она терпеть не может. Это роднит ее с Отблеском, серым мерином Маргарет.

 Доброе утро,  говорит Маргарет, ненавидя себя за легкую дрожь в голосе.

Она все еще на нервах, но если Халанан и замечает это, то не подает виду. Только спрашивает:

 Помочь мне не хочешь? Мне надо подвезти товар к своему лотку в городе. Хорошо заплачу тебе джемами.

Халананы всегда слишком щедры к ней, но перенести эту благотворительность легче, когда они творят добро под видом платы за работу. Даже теперь, спустя долгое время, ее все еще ранит мысль, что Марк по-прежнему считает ее нуждающейся в заботах. «Если и есть в жизни то, чему ты должна научиться,  говорила ей мать,  так это как позаботиться о себе». И она старательно училась. Уикдон опытный наставник. Если не считать миссис Рефорд, Халананы единственные люди в городе, на чью доброту она может неизменно рассчитывать. Они никогда не питали ненависти ни к ней, ни к ее отцу за их кровь юадир.

Маргарет выдавливает из себя улыбку.

 Хорошо.

Они работают в дружеском молчании, а Рафинадка нетерпеливо бьет хвостом. Когда Маргарет взваливает на повозку последний ящик, Халанан пригвождает ее к месту строгим взглядом.

 Ну что, прилично себя ведет Уинтерс?

 Вполне. Он говорил, что вы познакомились.

 Так и есть, и я велел ему следить за собой. Если вздумает развлечься, если хотя бы попробует пальцем тебя тронуть, только скажи. Я примчусь в мгновение ока.

На этот раз улыбка дается ей легко.

 Если вздумает, я сама его пристрелю.

Халанан ласково качает головой, помогая ей сесть сзади в повозку. Маргарет прислоняется к тряскому борту, щурится от ветра и смотрит, как Уикдон становится виден все отчетливее. К тому времени, как они доезжают до центра, на улицах уже бурлят толпы так много людей, сколько она не видела за всю свою жизнь. Воздух гудит от избытка энергии, как в ту ночь, когда перед ней появился хала.

От предвкушения.

Впервые она чувствует себя потерянной в собственном доме, и это лишь начало. Ближе ко дню охоты узкие улочки Уикдона заполонят еще тысячи приезжих. Вдоль главной улицы все веранды домов преобразились в витрины магазинов. Мистер Лоуренс привез с пристани дневной улов и разложил ряды сверкающих серебристой чешуей рыб и блестящих черных мидий на ложе из льда. Миссис Эллинг в окружении деревянных тележек, полных яблок, разливает дымящийся сидр с пряностями в бумажные стаканчики.

Люди ходят, задевая друг друга плечами, носят плетеные корзины, полные винограда и зелени. Торгуются и сплетничают, покупая букетики полевых цветов и свечи гладкие и блестящие, как полированный камень. Никакого баловства Маргарет не позволяла себе уже много лет, но сладкий и сливочный аромат карамели пробуждает в ней воспоминания. В праздничные дни вроде нынешнего мама давала ее брату Дэвиду пригоршню мелких монет и отпускала побродить на свободе. А Маргарет она разрешала водить ее за руку по лабиринту рыночных палаток и прилавков и наклонялась, чтобы дочь могла прошептать ей на ухо, чего бы ей хотелось. Это тихое счастье сейчас кажется немыслимым, невозможным. Даже будь Ивлин здесь, вряд ли Маргарет удалось бы уговорить ее покинуть усадьбу.

Они уже заканчивают раскладывать товар на лотке Халанана, и Маргарет тянет шею, чтобы увидеть, куда движется людской поток. Он образует водоворот у дверей паба «Слепой лис». Кремовый транспарант над вывеской крупными черными буквами объявляет: «Записываться здесь». От острого укола желания у нее перехватывает дух, она чуть было не смеется над собой. Вопреки всем доводам рассудка, ей все равно хочется записаться в участники охоты. Но именно в этом «хочется» и заключается беда. Оно не принесет ей ничего, кроме боли.

Халанан прослеживает направление ее взгляда.

 А ты уверена, что стоит?

 Я просто смотрю.

 Молодежи молодость не впрок,  бормочет он.  Иди посмотри, если надо. Джемы привезу потом.

Не успев пробормотать «спасибо», она плечом вперед ввинчивается в толпу. Ныряет в паб, вдыхает знакомый запах хлеба, который скоро допечется, и булькающей густой похлебки. В обычные дни в «Слепом лисе» уютно, дремотно-тепло от горящего огня и полно местных, которые заходят выпить после работы. Но сегодня здесь собрались более изысканные посетители. Женщины в жемчугах и широких брюках. Мужчины в костюмах из ткани «в елочку» и двухцветных туфлях-оксфордах.

Пожалуй, ей не следовало бы удивляться им. Страстные охотники разводят дорогих гончих, покупают дорогие ружья и держат полные конюшни дорогих коней. Лисья охота демонстрация и богатства, и мастерства, поэтому она считается излюбленным национальным времяпрепровождением новоальбионской элиты. И только лучшие из лучших отправляются в такую даль, чтобы поставить на карту свою жизнь в главной лисьей охоте года. Маргарет не раз доводилось слышать, как Джейме Харрингтон, сын мэра, похвалялся долгими, напряженными днями скачки на кобыле по открытым полям и распитием хереса в девять часов утра.

Маргарет пробирается в уголок бара и находит свободное место. С этого наблюдательного пункта ей хорошо видно все заведение. И хотя от этого она самой себе кажется маленькой и глупой, но с надеждой высматривает в толпе золотистые волосы матери.

 Будешь заказывать что-нибудь или просто посидеть пришла?  спрашивает бармен Реджинальд, пристально глядя на нее и вытирая кружку, вмещающую пинту.

 Смотря сколько тебе сегодня вздумается с меня запросить.

Для нее он вечно задирает цены. Но прежде чем он успевает рявкнуть в ответ, гул толпы прорезает громкий голос:

 В начале был Единый.

Женщина стоит в глубине зала, ее серые кудри разметались вокруг лица, словно дым. Маргарет не сразу узнает хозяйку бара миссис Рефорд: при свете рассыпающейся искры камина она сама выглядит бесплотной и древней сущностью.

 Единый был Всем, и Все было Единым, и Все было в Едином,  продолжает она.  В его бесконечном свете и любви из него проистекло первовещество. Это был хаос. Было все и ничего, совершенство и квинтэссенция, и обширное небытие, подобное темным водам. Но когда Бог вдохнул в него дыхание, он сотворил жизнь.

Первосущностями, возникшими из хаоса, были демиурги. Первого, кто пробудился, звали Яль. Он ничего не знал ни о Боге, ни о том, откуда взялась его сила. Знал только, что, когда он поднимает руку, первовещество откликается на его зов. Как только начали пробуждаться его братья и сестры, он сказал им: «Здесь есть одни лишь мы, боги этого хаоса. Придадим ему форму так, как пожелаем?»

Маргарет не перестает удивлять сходство и вместе с тем отличие этого варианта мифа о сотворении от того, который она слышала от отца. Демиурги, гласит предание катаристов, создали материальный мир и стали править им как тираны. Они заточили божественное начало, искру, дарованную Богом, внутри материи и сотворили людей его жалкое подобие, отражение его несовершенств. Когда Бог понял, что они наделали, он покарал их, заключив их души в зверином обличии. Однако в Священном писании юадир говорится, что это Бог создавал материальный мир с пристальным вниманием и любовью скульптора. А когда закончил, захотел поделиться божественным знанием тайной сотворения вселенной с избранными им людьми. И он зачерпнул пригоршню первовещества, влил его в сердца десяти белоснежных зверей и отпустил их на свободу.

Кем бы они ни были, даром или карой, демиурги сеяли разрушения, а люди убивали их на протяжении всей письменной истории. До настоящего времени дожил только один, самый хитрый из них,  лис, по-прежнему рыщущий по западному побережью Нового Альбиона.

 Тебе нравится эта сказка, правда?

Маргарет замирает, услышав голос Джейме Харрингтона. Оборачивается и видит, что он возвышается над ней, опираясь локтем на спинку ее стула. Как всегда, выглядит он блистательно в отлично сшитом синем костюме и шляпе-котелке. Купленная на отцовские деньги одежда ему идет. Его рыжевато-светлые волосы приглажены гелем и похожи на блестящий шлем, глаза имеют прозрачный голубой оттенок волны, просвеченной солнцем. Ангельскую красоту розовощекого лица, однако, портит жестокая усмешка.

 С чего ты взял?  спрашивает она.

 Не прикидывайся,  знакомая праведная ненависть вспыхивает в его глазах.  Я знаю, ваш извращенный бог гордится сотворением мира. Во всяком случае, понятно, почему ты и тебе подобные настолько меркантильны.

В ней пробуждается гнев, но в искусстве безразличия она упражнялась слишком долго, чтобы раздражаться на слова Джейме. Он ненавидит ее уже много лет. Когда-то она верила, что эта ненависть вызвана какой-то конкретной и мелкой причиной. То ли дело в том, что она укусила его за то, что он наступил Бедокуру на хвост, когда они были детьми, то ли в том, что ее периоды молчания кажутся ему странными. Но теперь ей ясно, в чем дело. Она виновна, и преступление ее заключается в том, что ее отец юадир.

Порывшись в самой глубине памяти, она может вызвать оттуда примерный рисунок напевной мелодии, привкус горьких трав и яблочного чатни, простые объяснения священных текстов, написанных языком, читать на котором она никогда не сможет. Трудно понять, достаточную ли долю ее существа составляют эти фрагменты, чтобы дать ей право оскорбляться в ответ на колкости Джейме. Но почти полная неосведомленность об отцовской вере ничего не значит для таких людей как Джейме; значение имеет лишь то, что ее кровь «опоганена». Новый Альбион не изгоняет своих юадир и не стремится вырезать их, как делают за морем, однако Уикдон осложняет их жизнь худшим способом из возможных в рамках закона.

 Знаешь, а ведь я увидел его первым,  продолжает Джейме.  Две ночи назад я видел, как он губил наши поля.

Если это и вправду было две ночи назад, тогда первой его увидела она и осталась целой и невредимой. Джейме никак не может знать об этом, но она все равно спешит сделать безучастное выражение лица. Три года назад в Бардовере, городке милях в пятидесяти к северу отсюда, охота выдалась особенно кровопролитной. За пять недель пребывания в его окрестностях хала уничтожил чуть ли не все, что вырастили местные фермеры, пощадив лишь один сад, принадлежащий семье юадир. Последнее, что она о них слышала,  что теперь усадьба пустует.

 Чего тебе надо, Джейме?

 Да я-то просто поддерживаю разговор. Вопрос в другом: чего надо тебе? Если ты выбралась из своей норы.

 Послушать речи перед открытием, как и всем остальным.

 Привет, мисс Уэлти я не помешал?

Нарочито беспечно Уэстон прислоняется к стойке. Он опять в этом своем старом тренчкоте. Ткань выцвела и обтрепалась, старательная штопка продлила ему жизнь, хотя милосерднее было бы прекратить ее. Мало того, Уэстон носит его, накинув на плечи, как плащ. Раздражение, которое он вызывает у нее, не поддается разумному объяснению. Выглядит он нелепо.

К открытому окну он стоит так близко, что легкий ветерок ерошит его буйную шевелюру, с волос срываются золотистые от солнца капли. Его серьезное лицо для Маргарет непроницаемо, но пока он смотрит на нее из-под ресниц, она впервые замечает редкий оттенок его карих глаз, такой же темный и насыщенный, как земля после дождей. Сердце откликается на эти мысли, пропуская положенный удар.

 Мистер Уинтерс,  говорит она,  вижу, вы здесь прекрасно освоились.

 А как же. Народ здесь душевный,  он поднимает бутылку вина в ее сторону, словно собираясь чокнуться с ней. Маргарет даже гадать не намерена, откуда у него эта бутылка.  Вы не представите меня своему другу?

Вопрос звучит довольно любезно, но холодный блеск глаз явно указывает на его невысказанный смысл: этот тип вас беспокоит? Ну разумеется, у него ведь комплекс героя. Маргарет раздумывает, не промолчать ли, просто в отместку за его непрошеное вмешательство, но прямо-таки чувствует исходящее от Джейме злорадное ликование. Кто она такая, чтобы мешать им вцепиться друг другу в глотки? Она нехотя роняет:

 Это Джейме Харрингтон.

Уэстон протягивает ему руку.

 Уэстон Уинтерс.

Джейме надменно и свысока взирает на Уэстона, с напряженной улыбкой прячет руку в карман.

 Минутку,  говорит Джейме.  Кажется, я понял, что здесь происходит. Вы, случаем, не участвуете в охоте вдвоем?

 Что?..

 А если и да, то что?  перебивает Маргарет.

Уэстон уставился на нее, разинув рот. Маргарет понимает, что терять самообладание вот так по меньшей мере неразумно, но резким взглядом велит ему молчать.

Лицо Джейме становится пятнистым от гнева.

 Тогда я бы сказал, что не тебе соваться в такие дела, и вдобавок это опасно. А у тебя только старое ружье да старая гончая. Тебя разорвут на куски.

Ее так и подмывает бросить ему вызов, но, несмотря на соблазн, Маргарет заставляет себя сдержаться. Что толку препираться с ним сейчас? Зачем становиться мишенью для насмешек?

 Спасибо за заботу.

Наградой ей становится разочарование на лице Джейме. В этой игре ему никогда не победить ее.

Но тут Уэстон подавляет смешок. Однако ему не удается согнать с лица высокомерную усмешку и смягчить снисходительные нотки в голосе.

Назад Дальше