Музыкант попробовал приподняться, но после короткой борьбы с собой снова откинулся на подушки.
Это сложно. Я не могу брать на себя ответственность. Я не могу решать судьбы. Не могу решать люди они или нелюди. Это за пределами моих возможностей. Да. И моего права. Вообще, это не к человеку это вопросы, которыми распоряжается Судьба, Бог.
Хорошо, по лицу Буддиста пробежала редкая улыбка, сейчас давай снизим накал, пожалуй, тебе еще рано говорить о «серьезных вещах». Бут интонацией загнал «серьезные вещи» в кавычки. Сначала надо набраться сил. Но я задам тебе несколько вопросов. Ответишь после, когда силы будут. Хорошо?
Музыкант кивнул.
Что бы ты сделал, если бы граждане Хомов и Саспинсюк избивали или насиловали Ану? Представь, что они ей ломают нос, бьют ее ногами в живот и ниже. Это первый вопрос. Дальше. Почему ты думаешь, что твоя простая жизнь не затрагивает судьбы других людей? Дальше. Почему ты отделяешь себя от Бога и Судьбы?
Музыкант кивнул еще раз, Буддист подхватил его движение.
На сегодня хватит, Кай. Спасибо, что поднял этот разговор. Мне порой не хватает внутреннего диалога. А теперь спи. Завтра увидимся.
V
Старый еврей читал Тору. Вода уже захлестнула его щиколотки. Он сидел на крыше своего дома, Музыкант примостился рядом и тревожно заглядывал в бесстрастные глаза старика, перед ними была открыта вторая книга Исход. Рядом бродил длинноногий Аист, было непонятно, что держит его на воде не то крыша соседнего дома, уже скрывшегося под водой, не то сверхъестественные силы.
Три часа назад мимо дома старика проплывала лодка, из нее кричали: «Вали сюда, старый козел, утонешь!» Два часа назад катер, из которого сам Министр по чрезвычайным ситуациям крыл старика отборным матом и призывал не делать глупостей в переводе на русский печатный. Десять минут назад тот же Министр повторил речь из пролетавшего над домом вертолета. Но старик читал вторую часть Книги и не отвечал на министерские запросы. Так вертолет и скрылся из глаз со словами: «Ну и с ним!» Среднее слово поглотил шум лопастей и шелест волн.
Аист прошлепал по воде к дому старика и щелчками клюва постарался привлечь к себе внимание. Не получил. Старик бормотал святые слова, а мысленно повторял завет отца, что еврей, читающий Тору, обязательно будет спасен. Музыкант теребил старика за плечо, но внимания получил столько же, сколько Аист и МЧС вместе взятые.
А вода прибывала и уже закрыла худые сапоги и худые колени старика. Музыкант догадывался, что вода холодна, но сам холода не чувствовал и все пытался вывести еврея из транса. Наконец вода дошла до горла, и старик уже не видел книгу, но продолжал бормотать и верить, что спасение придет. Он уже не сидел, а стоял на цыпочках, хотя по всем законам физики, его должно было снести прибывающей водой. Но он продолжал стоять на гребне крыши, протягивая к небу посиневшие губы. Наконец волны сомкнулись над ними и, уже в ледяной воде, губы прошептали: «Господи, почему не пришел, почему не спас» И в том же миг из зазеркалья нырнула голова Аиста и ответила вопросом: «А кто посылал тебе лодку, катер и главного из МЧС?»
Музыкант плавал под водой, тщетно пробиваясь к старику, с каждой стороны наталкиваясь на невидимую стену.
* * *
Забавно, сказал Бут. Забавно. Я слышал этот анекдот. Хотя это, скорее, притча. Ладно, неважно. Здесь другое интересно: ты добавил в нее новые оттенки. Даже не пойму сразу, к чему они? Ты пытался дотянуться до этого слишком верующего, но не мог. Да? Интересно.
А почему Аист?
Может, прямая аналогия «крыша аист»? Или, если копнуть глубже: боги порой принимают облик зверей, а боги это судьба. Впрочем, толкование снов не по моей части. Почитай на ночь Фрейда, будешь крепко спать. Хотя спишь ты и так неплохо.
Музыкант и Буддист дружили уже несколько дней. Музыкант сидел на толстой циновке, скрестив ноги, и был похож на тощий бочонок с порохом, который подожгли с нескольких сторон в его слишком стройный торс Буддист загнал десяток длинных иголок, и на конце каждой тлела мокса. Огромные динамики в большой комнате Бута лениво и тихо перебирали пентатонику, она то рассыпалась, то сходилась к ре первой октавы.
Через пару дней тебя можно будет выпустить на улицу. Повезло. По большому счету, отделался легким испугом.
В ответ Музыкант глубоко вздохнул и охнул ребра еще болели. Он еще раз, уже, наверное, в десятый, пробежался взглядом по книжным полкам Буддиста, по нему самому Бут не терял времени и, пока Музыкант дымился, надел черное кимоно, подвесил правую ногу на растяжку, а руками резко, но не сильно стал постукивать по трем боксерским мешкам.
Бут, а ты действительно буддист?
Почему буддист?
Ана тебя так прозвала. Когда мы еще не были знакомы.
Да, понимаю. Отрешенный вид, четки в руках. Все это кажется «оттуда». Нет, только кажется. Мысли были прийти к какой-нибудь конфессии или формальной школе. Но остаться с кем-то надолго не получилось. Я не видел смысла в уставах, обязанности выполнять ритуалы. В теории смысл есть дисциплина духа и разума, но мне это совершенно не подходит. Если я что-то понимаю, ты тоже вряд ли к кому-то пристал, в смысле примкнул.
Даже не пытался. Мне, наверное, всегда музыки хватало, это по-своему тоже религия.
Буддист на секунду остановился.
Тоже религия да. Все на свете тоже религия, даже спорт. Но спортивная паства обычно кричит «Спартак чемпион!», а ты через каждое второе слово повторяешь «Господи!», а через каждое третье «Это дело Бога!».
Так часто повторяю? Не замечал. Наверное, просто привычка, обороты речи, слова-паразиты, к Богу не имеют отношения. Вообще, не очень понимаю, что такое Бог. Бодрый дедушка на облаке это картинка не для меня. Есть еще попытки натянуть на слово Бог разные образы. Кто-то говорил, что это сумма всего альтруизма человечества. Кто-то что внутренний компас, который позволяет нам отличать добро от зла. Короче, есть много попыток понять, но
Бут отвязал ногу на растяжке, подвесил, подтянул другую.
но попытки какие-то неубедительные. А для меня, Музыкант на глазах становился задумчивым и тревожным, глаза тревожно глядели в никуда, для меня это всегда был край, за который уже не понять где добро, где зло? Край, где возникает ощущение, что ты ничего не знаешь, не понимаешь, но есть на свете кто-то, кто все знает и понимает.
Край сознания? Да, это знакомо.
Сознания не совсем верно. Я, скорее, говорю о крае, за которую не может выйти вся наша сущность. И сознание, и чувства, и даже смутные ощущения. Это что-то вроде стены, за которую не пройти, или круга, из которого не выйти, и ты ощущаешь это на всех уровнях от интуиции до четкого факта. Занятно, что реакция может быть разной: одни понимают, что нам не дано пройти, словно какая-то сила не выдала пропуск. Другие искренне удивляются или бунтуют почему меня, почему такого хорошего не пускают, что я «им» сделал? Обращал внимание, что люди порой говорят «они» и непонятно кого имеют в виду? Ну ладно, это чаще по бытовым вопросам. «Они вообще офигели, дом скоро развалится, а им хоть бы хрен». «Он», «они» все это обращение к кому-то, кто имеет над нами власть. В общем, много было попыток понять бога, но не знаю ни одной удачной. Очень много туманных рассуждений, который заканчиваются ничем, разве что такими же туманными образами, картинами, словами. И все на одну тему: есть Бог, но кто это, что это мы не знаем.
Музыкант погрузился в долгую паузу, а Бут перестал терзать боксерские мешки и повернулся к Музыканту с легкой гримасой, больно было поворачиваться на растяжке.
Ну ты перегибаешь! Не обязательно туманными.
Боль стала сильнее, ногу схватила судорога, пришлось отвязать.
Представь себе границу, где заканчивались знания людей. Скажем, на уровне эпохи, пятнадцатого века, например. Человек явно знал и видел, что все до этой границы от человека, без волшебства, без чуда. А за этой границей начинается область неведомого, колдовского, божественного. Даже если речь шла о грозовых разрядах в общем, невеликой тайне. Но проходили два-три века, тайное становилось явным, и граница сдвигалась. То что раньше было «свыше», становилось обычным, ну, может обычным для элиты, для носителей знаний. Но уже не божественным.
Бут чуть хмурился и массировал какие-то точки на ноге.
Вот и вся картина. И никакого тумана в ней. Божественное плавно перетекает в человеческое. И доказательств никаких не требуется.
Булгаков?
Да.
Музыкант к этому времени перестал дымиться, последняя палочка моксы погасла.
Ты прав, есть граница, что перемещается с появлением новых знаний. Но существует и вечная, неподвижная. В точных науках люди кое-что смогли сделать. Но в вопросах «кто мы?», «зачем мы?», «откуда?», «как правильно?», «почему этот звук прекрасен, а этот так себе?» в этом мы остались такими же непонимающими, как и сотни лет назад. Здесь одинаково беспомощны суперумный Хокинг и не самый умный дядя Коля из соседнего подъезда. У первого целые тома теорий и формул, у другого фразы типа «ну, еж ты, когда оно, тогда да!» Хотя я с ними мало знаком, с обоими.
Музыкант все глубже уходил в себя и говорил, казалось, сам с собой, почти не видел Бута. А тот аккуратно вытаскивал из Музыканта иглы и складывал их в коробочку. Потом достал странно пахнущую мазь и начал втирать ее в обработанные точки. Мазь была со странным запахом, хороший парфюмер насчитал бы в нем не один десяток разных нот.
И здесь никто ничего толком не может сказать. Вернее, все философствующие только и говорят о проявлениях Бога, в той или иной форме. Но толку? Я же вижу одно: здесь мы, а там Он, если Он есть. Там, где заканчивается понимание, но продолжается вера. Там, где мы не можем ничего доказать, но либо чувствуем, либо не можем чувствовать иначе.
Музыкант грустно посмотрел на Бута.
Ты упомянул Булгакова. Я бы не сказал, что он много разгадал. Но предложил красивую версию, которая для многих в этой стране стала чуть не святым текстом, заменила библию. Когда-то «Мастер» помог мне что-то понять, но дальше я не пошел. Вернее, пошел, но мой путь почти не связан с умными словами. Видно, мне дано думать звуками. Кстати, ребята в ЦМШ за это придумали мне кличку Кай. Иногда я говорил им, что из звуков можно сложить любой узор.
Ребята откуда?
Из ЦМШ, Центральной музыкальной школы.
Понятно. Ты складывал из звуков слово «Вечность»?
Нет. Узор.
Видишь разницу?
Слышу! И вижу, иногда.
Что за Узор?
Буддист недовольно качнул головой одна из обработанных точек воспалилась.
Ох, господи, Музыкант улыбнулся очередному «господи». Не так просто рассказать, как почувствовать.
Только не опускайся до «мысль изреченная есть ложь».
Да, конечно. Это универсальная отмазка. Сейчас попробую.
Только накинь халат, а лучше оденься полностью. И свитер надень.
Хорошо. Слышишь? Я от тебя заразился, теперь по каждому поводу говорю «хорошо».
Не отвлекайся.
Да.
Музыкант быстро накинул на себя одежду и начал говорить еще со свитером на голове:
Тебе случалось видеть нечто прекрасное цветущую вишню или закат, такой, что с ног сшибает? Звезды в горах?
Конечно.
А слышать? Тебя пробивала музыка? До мозга костей, до мозга души, если у нее есть мозг.
Да.
Или запахи. Запах любимого тела, любимого блюда, напитка. Или завораживающий вкус. Наверное, понятно, о чем я?
Понятно.
Хорошо. Так вот. Все это я называю точками Узора. Когда неведомый Узор, находящийся за краем нашего понимания и даже за гранью наших чувств, пробивает пространство, время, черт его знает, что он еще может пробить. И является нашим глазам, душам в виде мгновения, когда мы по-настоящему живем. Мгновенного ощущения прекрасного, небесного, мистического. Как хочешь назови.
Да, это знакомо. Думаю, всем знакомо, не только нам.
А теперь представь, что точки Узора соединены в линии. Но разглядеть линии дано немногим. Но если повезет увидеть их, ты буквально увидишь, услышишь, почувствуешь, что линия Узора это миллионы его точек, связанные воедино. И они способны дать нам не мгновенное откровение, а нечто, заставляющее нас чувствовать в миллион раз сильнее. Это не просто вера, это, скорее, состояние. Но его очень трудно передать словами, и даже звуками сложно передать. И, возможно, не надо.
Вполне допускаю. Что-то и я чувствовал, что-то от других слышал подобное. И (ты только не принимай близко к сердцу, я еще не до конца понял, о чем ты говоришь) порой люди улетают к звездам в самых разных состояниях. В религиозном трансе, в наркотическом. Словом, я пока не уверен, что твой Узор то же самое, что другие называют Богом. Надо будет переварить, понять. А понять мы можем только через то, что раньше сами поняли, через свои образы.
Бут тоже стал задумчивым, хотя никакой тревоги в его глазах не было.
Кстати, ты ведь знаешь, наверное, что восточным медикам понадобились три тысячи лет, чтобы связать особые точки на человеческом теле в единую систему. Может, здесь есть что-то похожее на твои слова. Система эта настолько сложна, что множество врачей пользуются лишь основами знаний, а дальше начинают импровизировать. И здесь сложно отделить разумное от суеверного бреда, любви к случайным числам. Здесь
Да, кесарю кесарево, слесарю слесарево, Музыкант сначала с удивление слушал Бута, а потом решил съязвить. Но лучше пусть будет такая картина, чем никакой.
Да. Давай померяемся узорами. И еще докажи мне, что музыка намного выше, мудрее и человечнее, и богоугоднее, чем моя медицина.
Ладно! Музыкант уже вышел из задумчивости, в глаза заиграли веселые искорки.
Ладно! Бут свои веселые искорки в глазах погасил. Я потихоньку начинаю понимать, о чем твой Узор. Но только начинаю. Ты лучше скажи, куда твоя теория тебя привела? Или что дала тебе?
Боюсь, никуда особенно не привела и мало чего дала. Только только я начал лучше понимать, что отличает, ну скажем, Баха, Иоганна, от типичного хомо сапиенс. И только.
И что же?
Хома приходит в буйный восторг, когда ему удается увидеть одну точку Узора. Он помнит встречу с прекрасным много лет. А Бах для него точка ничто, он скользит по линиям так легко, будто с детства привык их видеть, как мы видим это окно.
А Моцарт?
Почему ты спросил?
Просто.
Это не просто. Почему Моцарт?
Ну, я ничего не понимаю в музыке, но мне кажется, что он намного ближе к Абсолюту, или, если хочешь, к Узору, чем все остальные.
Ты понимаешь! Кай чуть наклонил голову. Понимаешь. Потому что так оно и есть. Взгляд исподлобья. Только об этом знают далеко не все. На Моцарте висит такой же ярлык «Здесь живет великий композитор!» как на Бетховене, Гайдне и прочих. Даже на Элтона Джона его вешают. Ярлык один для обывателей и, как ни странно, для многих музыкантов, профессионалов. Это чертовски странно, что они не знают. Амадей единственный, кто не просто видит узор, не просто скользит по его линиям. Он его творит.
Хм.
Думай как хочешь.
Бут коротко наклонил голову и повел влево-вправо так, что косточки в позвоночнике хрустнули.
То есть не только близок к Богу, но и сам есть Бог? Отчасти?
Отчасти, точнее не скажу. Не понимаю, не вижу всей картины. И знаешь, лет пятьсот назад нас за подобные речи сожгли бы на костре.
А полвека назад дали бы по десять лет без права переписки.
Ну и что? Реабилитировали бы.
Да. Бы. А теперь давай домой. Думать о небесном полезно, но о земном еще полезнее. Лекарства, витамины, здоровая еда. Сеанс окончен.
VI
Ана чувствовала себя дурой уже больше часа ждала подругу в кафе. Но, против обычного, чувствовать себя дурой было не обидно. Кофе давно остыл, Ана потребляла его мелкими глотками, одной чашки хватило на час. Улыбалась и хмурилась, вспоминала все страшное и не страшное, что так встряхнуло ее застоявшуюся жизнь.
Подруга позвонила и сказала, что вообще не придет такие пробки, что в центр не прорваться. Врет, наверное. Но бог с ней. И без нее хорошо.
Привет!
Ана посмотрела на того, кто сказал «привет». Не узнала. Может, просто подбивает клинья? Хорошо, что сейчас это неважно. Мужик классный, даже стильный дорогие джинсы, замшевая куртка с бахромой. Нечто художественное. Где ты раньше был, милочка?