Ника, хватает меня за руку, тянет на себя, мы с Денисом развелись. Почти сразу после того случая. Он не хотел, но я не могла больше быть с ним. Такое не прощают. Я очень боялась, что он отсудит опеку над сыномНо я не могла по-другому. Каждый раз, когда я закрываю глаза, Ника, я тебя вижу. Твою рассеченную губу, окровавленную спину
Зря, я крепче сжимаю блокнот, мну его в пальцах, превращая страницы в мокрую труху. Уверена, что вы помиритесь, снова сойдетесь А я делаю глубокий вдох. мне не привыкать. Наверное
Слова заканчиваются. Мне не хватает дыхания воздух кажется слишком густым, раскаленным. Меня накрывает воспоминаниями о нас вместе. О ее руках на моей воспаленной, разгоряченной коже. О моих собственных губах, которые исследовали ее тело во всех аспектах. Меня забирает. Еще чуть-чуть и вновь паду, потеряю контроль. Захочу всего лишь забыться, а потом, после пары жарких ночей вместе, станет еще больнее. Меня поглотит пустота. Не хочу.
Ника, ты можешь пойти сейчас со мной? умоляет она, сплетая наши пальцы. Смотрит так, что сердце колет иголкой. Нам очень нужно поговорить.
Поговорить. Нет, не это ей нужно. Мы сейчас выйдем отсюда и сядем в ее машину, найдем отель поприличнее, и меня опять снесет до корней зубов.
Да, конечно, киваю я, засунув выбившуюся прядь растрепанных волос за ухо. Я сейчас.
Я вырываю свою руку из ее пальцев, несусь на кухню, чуть не выбив поднос из рук коллеги.
Эй, взвизгивает девчонка. Совсем глаза чем-то обшиты?
Прости, бросаю на ходу и тараню ладонями распашные двери.
Можно тебя? останавливаю Марику, которая уже подхватила поднос и собралась нести его в зал.
Давай только резче, басит она прокуренным голосом и впяливает в меня свои крошечные глазки, густо обведенные черной подводкой.
Слушай, подмени меня, выпаливаю я тут же. Мне нужно уйти. Срочно. Это очень важно.
Терлецкая, ты совсем стыд потеряла? она смотрит на меня так, будто сейчас прибьет. Взглядом испепелит. Опять хочешь на меня весь зал в обед свалить?
Прости, я выйду на смену, когда тебе будет нужно, умоляю я, а потом обещаю последнее, чем могу ее прельстить. Я дам тебе денег за смену.
У тебя их нет, усмехается Марика. Думаешь, я ничего не вижу и не знаю? Ты, Терлецкая, нищебродка, которая выживает на зарплату.
Она права только в одном: стыд я потеряла давно. А вот бабки заработать могу. Хорошие, большие, не здешние гроши. Один вечер моего времени может стоить очень дорого, но Я больше не хочу так. Не хочу быть чужой секс-куклой. Мне нужно, чтобы было по моим правилам.
Я найду. Прошу тебя, касаюсь ее плеча, надеясь, что Марику все же прельстит мое предложение.
Ладно, в воскресенье выйдешь и все чаевые мне отдашь, сжаливается она. Вкурила? И это последний раз, Терлецкая. Я тебе не херова нянька.
Спасибо, благодарю я, развязывая фартук и срывая его с себя.
Я резко разворачиваюсь на пятках и, лавируя между персоналом, несусь к черному выходу. Какое счастье, что он здесь есть. Вылетаю в подворотню и бегу мимо смердящих мусорок, вылетаю на улицу. Несусь, распихивая прохожих. Мышцы горят, слезы застилают поле зрения. Я не хочу обратно. Не хочу окунаться в прошлое. Мне просто нужно забыть. Хотя бы забытья.
Глава 2. Ваня
Паф. Паф. Паф. Паф. Паф.
Мои шаги разносятся по пустынному коридору, отлетают от стен, бьются о барабанные перепонки. Похоже на музыку.
Паф. Паф. Паф.
Насвистываю что-то, что мне кажется подходящим под этот шаговый бит. Настроение на высоте. Как и всегда, когда я работаю.
Паф.
Номер, который мне нужен, расположен почти в самом конце. Странный отель. Похож на больницу. Слишком стерильно даже для лечебного санатория, а я знаю в них толк, да.
Паф.
Улыбаюсь в камеру. Знаю, что она не работает, потому что сам их отключил, но даже отключенные они слегка будоражат. К камерам у меня особое отношение. И к тем, на которые скоты, вроде меня, снимают хоум-видео, и к тем, в которых догнивают последние годы своей жизни.
Паф. Паф.
Женский крик раздается, как всегда, неожиданно. К этому невозможно привыкнуть. Я за столько лет не смог. Он звучит прямо в центре моей головы, за переносицей. Было бы мне не плевать, он бы мог же давно свести меня с ума. Но мне плевать. Почти всегда.
Паф. Паф. Паф.
Я прохожу последние шаги и стучу в нужную дверь. Жестко стучу. Настойчиво. Так же, как и всегда. Шаги за дверью слышатся не сразу. Но у меня еще есть время подождать. Недолго.
Наконец, мне открывают.
Ваня? мужчина средних лет заспанный, с отросшей щетиной. Отдыхать мужик приехал, а тут я.
Ага, оттискиваю его от двери и вхожу. Не ждал?
Номер просторный, в светлых тонах с летящими шторами и ворсистым ковром. Хоть здесь не как в хосписе.
Ну Нет, вообще-то.
Вот видишь, улыбаюсь я, оборачиваясь к мужику. Умею делать сюрпризы.
Та да тянет он растерянно. Выпьешь?
На работе не пью, жеманничаю я.
Ты работаешь? удивляется Ветров. Не знал.
А на что ты думал я живу? хмыкаю я.
Да хер его, он подходит к мини-бару, наливает себе вискаря. А я выпью.
Верное решение, уважительно киваю я.
Так это Ты чего тут?
Анатолий Ветров, владелец сети ресторанов, в которой отмываются доходы от более грязного бизнеса, никогда не был дураком. Насторожился, присобрался.
Да по работе, говорю ж, улыбаюсь ему милейшей из улыбок.
Ммм А кем работаешь, говоришь? он хмурится, ставит бокал на журнальный столик, не сводит с меня взгляда.
На фрилансе, пожимаю плечами. То там, то сям. Сегодня вот здесь.
Кхм Ветрову становится трудно дышать, он рыщет глазами по стенам, безуспешно пытаясь найти пути к отступлению. Я, знаешь, вообще-то отдыхал. Неважно себя чувствую.
Я ненадолго, успокаиваю его я. Слышал, Грома взорвали?
Слышал, да, мнется Ветров, осматривает руки в моих карманах. Говорят, работа Палача.
Да, киваю, усмехаясь. Тоже такое слышал. Ловкий парень, да?
Ветров садится на диван, трет виски.
Кто меня заказал? хм, а этот умнее, чем его почивший приятель Гром.
Тебе не все ли равно? искренне удивляюсь я.
Давай я заплачу? смотрит на меня, в глазах надежда. Много. Больше, чем тебе дали. В два раза! В три!
Да хоть в семьдесят три, смеюсь я. Момент их торгов мой любимый. Репутация Палача дороже. К тому же Тайна личности и тэ дэ и тэ пэ. Сам понимаешь.
Вань, давай я уеду, прошу тебя! он забавно складывает руки, так и до ползания в коленях дойдет. Забуду про все, о чем мы говорили, возьму новое имя, я прошу тебя!
Проси, разрешаю я.
Опомниться он не успевает. Ствол в моей руке появляется слишком быстро, а его тело не обладает и десятой долей моих реакций. Глушитель щелкает, отдача привычно и приятно бьет в руку, а кровь Ветрова наконец-то расцвечивает абсолютно унылый интерьер. С удовлетворением смотрю на вышибленные мозги на белом фоне.
Так-то лучше, одобряю я.
Прячу ствол, перед выходом смотрюсь на себя в зеркало во весь рост, разлохмачиваю слишком прилизанную, на мой взгляд, светлую челку, вскользь касаюсь шрама, пересекающего бровь, доставшегося от красотки Крис, усмехаюсь себе криво и выхожу из номера. Задержался я тут. А сегодня еще столько дел.
Паф. Паф. Паф.
Крик в голове прекращается. Моргаю удивленно, потому что в какой-то момент всегда перестаю обращать на него внимание.
Паф. Паф. Паф. Паф. Паф.
Интересно, что сегодня на ужин в ресторане Ветрова? Вообще там нормально кормят. Можно сказать, даже хорошо.
Паф. Паф.
Если будет рыба, закажу ее.
Машина ждет меня далеко отсюда по вполне понятным причинам. Добираюсь к ней минут сорок, может чуть больше. Ехать домой сейчас не хочется, поэтому разворачиваю свой порш в сторону единственного места, где мне рады.
Пара часов, и колеса авто уже шуршат по гравию. Приветливая медсестра, которой я плачу баснословные деньги и периодически трахаю, встречает меня на широком крыльце.
Иван Алексеевич, а мы вас не ждали, заискивающе заглядывает в глаза как ее Света?
Вот такой я непредсказуемый, снова ничего не значащая улыбка и я прохожу в дом. Где она?
Наверху, Света (точно ли она Света?) одергивает халатик, расстегивает пуговку на декольте. Почти незаметно, да. Не в духе сегодня.
Что ж, придется лезть в пасть к тигру, пожимаю плечами и начинаю подниматься по ступеням.
Дверь в ее комнату открыта настежь, и я еще с коридора вижу ее силуэт на фоне залитого солнцем окна. Останавливаюсь в дверях, подпираю плечом косяк и впервые за последние несколько дней абсолютно искренне улыбаюсь.
Ты запер меня как чертову принцессу в башне, ее голос все еще сильный в отличие от тела.
А Света за дракона? развиваю мысль я.
Она Лена, склерозник. Кто из нас на пенсии? она оборачивается, задорно смотрит через плечо. Не стой столбом, принц, проходи.
Ага, смеюсь я. Значит, я за принца?
Ну уж не за девственницу уж точно, хмыкает она. Несмотря на отсутствие кровного родства, сарказм я получил в наследство именно от нее.
Ты на нее тоже не тянешь, подхожу, сажусь рядом с ней на корточки, беру высохшую ладошку в свои руки, пытаюсь согреть дыханием. Ну как ты тут?
Скучно, дует губы моя первая учительница.
Хочешь, закажу стриптизеров?
Только не таких, как в прошлый раз.
Мы смеемся, потому что никого и никогда ей не заказывал.
Вера Васильевна, пойдем гулять по саду, а? по-джентельменски подставляю ей локоток.
Чего тебе с молодухами не гуляется? хмыкает она, но все же с трудом поднимается.
Скучно, ее же интонацией возвращаю я.
Ладно, так и быть, пошли еще раз расскажу, как со своим дедом познакомилась, царствие ему небесное.
Я целую ее в абсолютно седую голову и веду на променад.
Вероника не звонила? не удерживается и спрашивает она, когда мы уже выходим на дорожку, ведущую к огромной беседке.
Если позвонит, скажу.
Не скажешь, фыркает Вера Васильевна. Но не отправляй ее сразу, ладно? Дай объясниться.
Я сто раз тебе уже говорил, дам, немного раздражаюсь я.
А вот скажи и сто первый, от тебя не убудет!
Я дам ей объясниться, закатываю глаза. Довольна?
Если солжешь, достану тебя и из могилы, запомни, угрожает Вера.
Я плачу твоему дракону столько, что ты и меня переживешь, поднимаю камушек и бросаю в небольшой рукотворный прудик, разгоняя лягушек.
Глупости-то не болтай, толкает меня в плечо, вызывая мой смех. Люди твоей профессии живут долго. Как это называется? Программист?
Ага, Вер, программист, кривлю губы я, но она увлечена лягушками, и не замечает моего скепсиса.
Глава 3. Ника
Врываюсь в свою утлую однушку в «хрущевке» с колотящимся о ребра сердцем и выкупанная в собственном поту. Мне нужно обнулиться, унять эту боль, которая тлеет внутри. Ничего уже не изменить только осталось добить себя. И сделать это нужно в кайф, чтобы блевать от выпитого, чтобы между ног болело, чтобы хоть в оргазмичном пылу кто-то назвал меня особенной, совершенной.
Скидываю все, что на мне есть, все до единой тряпки, и встаю перед зеркалом в полный рост. Провожу рукой по идеальной груди, по плоскому загорелому животу, украшенному камушком пирсинга. Содрогаюсь ни шрама, и выглядит как надо, а внутри я как сломанная кукла. Там пустота, забита грязной ветошью, и вместо женских органов только сломанный пищащий механизм. Кому такое упало? Неудивительно, что они все меняли меня на других.
Хватит. Распахиваю шкаф. Мне нужно шикарное платье. Такое, чтобы мужики шеи посворачивали. Чтобы слюной давились.
Перебираю платья, висящие в чехлах. Они стоят больше, чем эта квартира. Единственное, что у меня осталось от жизни содержанки Дениса.
С верхней полки что-то падает, больно ударяется об мою босую ногу. Резко наклоняюсь и подбираю предмет. Сжимаю в руках собачий ошейник из твердой кожи, на котором болтается жетон с его именем. Внутри растет ненависть. Господи, ну куда ее еще больше? Сейчас взорвусь.
Дайте мне забыть всех вас. Я и так ощущаю вас в своем теле каждую ночь, а хочу помнить только одного. Отстаньте уже от меня!
Я накидываю на себя халат, затягиваю пояс на два узла и вместе с чертовым ошейником выскакиваю на балкон. Размахиваюсь и запускаю эту хреновину в полет.
Нет уж, мой Господин, никогда больше я не стану твоей игрушкой! Пошел ты! ору я в небесную пустоту.
Уже хочу вернуться в квартиру, но что-то останавливает.
Обшарпанные перила кажутся внезапно привлекательными. Провожу пальчиком по поверхности, с которой слетают и липнут к коже частички почти слезшей краски. Смотрю вниз. Седьмой этаж. Точно хватит, чтобы сдохнуть? Представляю, как моя тупая голова разлетается осколками, словно на асфальт рухнула фарфоровая кукла. Так странно. Не хочу представлять переломанный, кровавый труп. Мне больше нравится идея о тонком фарфоровом теле, бездыханном и покрытом мелкими, сероватыми трещинами.
Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, вцепляюсь пальцами в ненадежную опору, которая поскрипывает, отталкиваюсь от пола и сажусь на перила. За спиной ничего нет, и это будоражит.
Я крепче сжимаю утлое ограждение от тепла моих рук оно начинает вонять железом. Проворачиваюсь и перекидываю ноги, спускаю их в пустоту.
Не смотри вниз. Так всегда говорят в фильмах. Но я уже нарушила столько правил, просрала свою жизнь Что бы не посмотреть?
Вау. Высоко. Несильно высоко. И даже не страшно. Я полностью распрямляю локти, упираюсь голыми пятками в узкую полосочку пыльного бетона. Отлипаю от ограждения. Теперь только четыре точки опоры. Сердце рвется из груди. Совсем не страшно. Просто волнительно. Просто кайфово от осознания того, что стоит только разжать пальцы и свобода.
Но есть одно «но». Хотела бы сказать, что весомое, но нет. Невнятное. Эта жизнь еще не задолбала меня в край до конца. Есть у меня одно желание. Мой маленький секрет. Моя маленькая тайна, благодаря которой во мне все еще горит желание жить. У него, наверное, было много таких, как я. Черт, да он даже не помнит, как меня зовут. Чужие имена таким, как Ванечка, не нужны. Но мне все равно хочется верить, что я стала для него хоть немного особенной. Меня так заводит мысль о том, что мы встретимся снова. Так же случайно, как и в прошлые разы. Он вновь побудет моим совсем чуть-чуть и вновь испарится, забыв о моем существовании. И пусть. Зато надежда увидеть Ванечку снова крепко держит меня здесь.
Меня зовут Ника! ору я, вспугнув стайку голубей на соседнем балконе, а потом тихо добавляю. Не Конфетка. И вы, мудаки, этого не стоите.
Руки дрожат, и я осторожно перебираюсь через перила в тот мир, где нет свободы. Иду в единственную комнату, заваливаюсь на диван со смятым постельным бельем и отключаюсь, испытав адреналиновый отток.
Просыпаюсь, когда в квартире уже сумерки, бреду в ванную, испытывая болезненное сожаление, что он опять мне не приснился. В такие моменты я чувствую себя обиженной маленькой девочкой.
«Нежелательная беременность», крутится в голове, пока я принимаю промораживающе холодный душ.
Для меня вдвойне больное сочетание слов. Это со мной когда-то произошло и разрушило мою жизнь сделало меня неполноценной, ненастоящей женщиной. А теперь продолжает мучить тем, что мне эти слова не нужны больше ни вместе, ни порознь. Я не скажу, что хотела детей от каждого случайного секса, да и от Дениса не хотела. Но был момент, когда Ванечка искал на моей коже созвездия и я чувствовала в себе поток его спермы и молилась, чтобы это произошло. Мне так хотелось думать, что все каким-то чудом получится. Всего момент. Тогда я его даже не осознала только недели спустя.
Никто бы никогда не узнал, кто отец этого ребенка. Он бы был только мой, и я бы его любила. Точно бы назвала Ванечкой в честь него. О боже, какие тупые фантазии! Я выпотрошена как курица, это невозможно.