Николай Константинович высоко ценил все сделанное Латвийским обществом на ниве культуры и этики, горячо приветствуя лекции, выступления и литературные труды его членов, а также царящую в нем атмосферу сотрудничества и доброжелательства. «Пришли от Вас такие сердечные письма, и еще раз почувствовалось, что нет расстояния там, где дух жив, где он устремлен ко Благу. Чувствуем, что Вы работаете в сотрудничестве. В этом для нас огромная радость. Только подумать, что среди всяких мировых смущений и взаимной злобы группа светлых сотрудников преуспевает. Именно это и есть то самое добротворчество, о котором столько сказано как о живой основе бытия. Живая Этика воспринимается Вами не как какие-то отвлеченные пожелания, но как самое неотложное строительство новой жизни. Всем позволительно мыслить о лучшем будущем. Это будет не отвлеченность, но повелительный зов к улучшению жизни ближнего. Радостно смотрим на снимки Вашей Группы и залы Собраний. Даже на фотографии запечатлелась светлая атмосфера. А ведь это не так легко достижимо. Только светлыми трудами и кооперацией создается непобедимое светлое излучение»[29].
В его письмах звучит радость о духовном объединении и взаимном укреплении друг друга, о том, что культурная работа, несмотря на неизбежные трудности и тяжелое материальное положение сотрудников, растет и продвигается. «Время настолько трудное, что, когда мы получаем весть из Латвийского Общества о вечере в память Мусоргского, даже невольно удивляемся, как это удается среди всяких нахлынувших превратностей. Неутомимые Рудзитис, Лукин, Блументаль, Буцен, Драузин и все деятельные сотрудники даже в эти дни чрезвычайных событий издают новые книги и заботятся о росте Музея. Поистине, можно порадоваться светлому строительству. Именно оно уместно тогда, когда житейские мудрецы охладевают ко всему культурному, созидательному. Точно бы молодое поколение, для которого мы все работаем, не подрастает и в эти смутные времена»[30]. И еще: «Если перечислить все приношения на пользу Этики и Культуры, то, очевидно, придется перечислить всех членов Общества, деятельно проявивших себя. Особенно же приветствована эта деятельность в трудные дни Армагеддона. У каждого появились свои особые трудности, и даже сложились разные почти неразрешимые житейские проблемы. Тем драгоценнее, что деятели культуры и среди тяжких условий не падают духом и не опускают рук. Дело Этики и Культуры, так нужное для всей эволюции человечества, особенно неотложно в дни мировых переустройств. Уже давно мы писали, что каждый сочлен имеет какие-либо опытные накопления, которые он может приложить к общему делу. У каждого есть своя трудовая область, а в широкой пашне Культуры нужно все, овеянное добрыми мыслями. Живая Этика не есть отход от жизни и отвлеченное песнопение, но именно деятельное преображение всей жизни на Общее Благо. Это вмещает все жизненное строительство»[31].
К письмам в Латвию тематически примыкают письма, обращенные к активным деятельницам рериховского движения Литвы Надежде Павловне Серафининой и Юлии Доминиковне Монтвидене, охватывающие период 19361938 годов. Речь в них идет о проведении Балтийского конгресса рериховских обществ, вопросах сотрудничества внутри групп и отношения Рериха к художественным и духовным течениям последних лет.
Во время войны переписка с Прибалтикой прекратилась. Рерих тревожится о судьбе членов Общества, обращается к друзьям в Нью-Йорке с просьбой войти с ними в контакт и развеять тягостное неведение хотя бы краткой весточкой. В его письме от 1 марта 1947 года американским сотрудникам встречается тревожная весть об уничтожении издательского склада в Риге книги были сожжены или перемолоты на бумагу. «Опять зверский вандализм! пишет он. Опять дикари. Опять выплыли темные Масловы. На складе было множество изданий. Кроме всей серии Этики, были Письма Е[лены] Р[ерих], была Доктрина Блаватской, было Знамя Преподобного Сергия, была Зельта Грамата, были монографии русская и английская, был Всев[олод] Иванов, были мои Пути Благословения, Врата в Будущее, Нерушимое, были книги Рудзитиса, книги Клизовского, Зильберсдорфа, сборник Мысль, сборник имени Феликса Лукина, Ориген, многие книги из Америки, воспроизведения, все клише, книги о Знамени Мира весь богатейший культурный материал! Какой зловещий вандальский костер! Горюем, когда читаем о варварских уничтожениях книгохранилищ в далеких веках. Но ведь случившееся несчастье произошло теперь, на глазах цивилизованного мира, на позор человечества»[32].
В послевоенные годы для членов Латвийского общества наступили времена суровых испытаний более тридцати из них были осуждены и отправлены в лагеря, но никто не отрекся от своих убеждений. Именно к ним в полной мере приложимо высказывание Рериха «Благополучие плохой показатель, а вот буря и подвиг покажут, каковы были накопления»[33]. Архив и библиотека Р.Я.Рудзитиса были уничтожены уцелели лишь оригиналы писем Е.И. и Н.К. Рерихов, которые он спрятал на чердаке дома своей матери. Чудом сохранившиеся экземпляры книг рижане переписывали от руки и перепечатывали на машинке как величайшее сокровище.
Переписка Рериха с американскими учениками и сотрудниками один из самых больших циклов в его эпистолярном наследии. Многие письма, особенно периода судебной тяжбы с Хоршами, написаны им совместно с Еленой Ивановной. Обмен письмами с Америкой был на редкость интенсивным и продолжался на протяжении четверти века, до самого ухода художника из жизни. Друзья и единомышленники Н.К.Рериха Зинаида Григорьевна Фосдик, Морис Лихтман, Кэтрин Кэмпбелл, Франсис Грант, Дедлей Фосдик, а также «Арсуниды» Дорис Кербер, Клайд Гартнер и др., воспринимали его как мудрого наставника и чуткого собеседника, который направлял и корректировал их работу и которому можно было поверить сокровенные переживания и думы. Николай Константинович всегда был щедр на сердечные обращения к сотрудникам: его доброжелательное, проникновенное слово, принимавшее во внимание индивидуальность каждого из них, напитывало сознание высокими энергиями и укрепляло на избранном пути. Направление мышления осуществлялось предельно тактично и бережно, чтобы не угасить огонь энтузиазма. «Поверьте, если основы будут прочны, то и все остальное будет нарастать. Лишь бы не подгнивали корни или трениями, или какими-то посторонними отвлечениями. Да, нужна деятельность как рассадник растущих энергий. В творчестве даже самые трудные обстоятельства проходят незаметно. Всякое уныние обычно возникает от недостатка творчества, скажем вернее добротворчества. Конечно, одним из лучших пособников добротворчества будет дружеское сотрудничество, а Вы его имеете. Также необходимо и сердечное руководство, а Вы и его имеете. Также необходимо и иерархическое утверждение высшее, а Вы и его имеете в лице священного Воеводы русского Преподобного Сергия. Значит, Вы и укреплены, и обеспечены в продвижении всегда, когда к нему готовы»[34]. Знакомство с письмами прикасание к миру высоких устремлений и созидательного труда, живой пример высокой этики и терпимости и вместе с тем непреклонности, когда речь идет о защите духовных основ и Дела Учителя. Затрагиваемые в письмах вопросы нередко становились темами его очерков и наоборот («Содружество», «Катакомбы» и др.).
Просветительные учреждения, созданные во время пребывания Рерихов в Нью-Йорке в 19201923 гг., достаточно быстро превратились в ведущие культурные центры страны, несмотря на сложную экономическую ситуацию. Мастер-Институт Объединенных Искусств (Master Institute of United Arts), основанный 17 ноября 1921 года, воплощал идею Николая Константиновича «собрать под одной крышей все искусства» и включал факультеты музыки, живописи, архитектуры, скульптуры, оперного пения, балета, драматического искусства, литературы и лингвистики. Политика учреждения во многом напоминала когда-то проводимую Рерихом в стенах другого учебного заведения Художественной школы Императорского Общества поощрения художеств в Петербурге развитие творческого духа учеников, воспитание чувства Красоты и почитание всех ее проявлений. Среди его преподавателей значились известные писатели, артисты, художники, музыканты, существовали специальные классы для детей.
Международный художественный центр «Corona Mundi» (International Art Center), основанный в 1922 году, занимался выставочной деятельностью, покупкой и продажей картин. В своем очерке «Звезда Матери Мира» Н.К.Рерих писал: «Master Institute of United Arts и Международный Центр Искусства Corona Mundi в Нью-Йорке имеют на щите своем утверждения: Искусство объединит человечество. Искусство едино и нераздельно. Искусство имеет много ветвей, но корень един. Искусство есть знамя грядущего синтеза. Искусство для всех. Каждый чувствует истину красоты. Для всех должны быть открыты врата священного источника. Свет искусства озарит бесчисленные сердца новой любовью. Сперва бессознательно придет это чувство, но после оно очистит все человеческое сознание. И сколько молодых сердец ищут что-то истинное и прекрасное. Дайте же им это. Дайте искусство народу, которому принадлежит. Должны быть украшены не только музеи, театры, школы, библиотеки, здания станций и больницы, но и тюрьмы должны быть прекрасны. Тогда больше не будет тюрем»[35]. Концепция просвещения Рериха имела практическое эволюционное значение: просвещение, или внесение света, это вытеснение ужасов невежества и тьмы, залог появления нравственно здоровых будущих поколений, способных смотреть на мир с позиций духовного начала и удерживаться от соблазнов и подмен высокого низким, главного второстепенным. «Мы видим, что не только об увечных и инвалидах должны мы заботиться, но так же точно мы должны заботиться о самых крепких ростках человечества, которые, обращенные на дурной разлагающий путь, усилили бы страшные армии разрушителей. Человек, которому никто не показал путь блага, этот духовный бедняк, которому нечего терять, готов на всякое преступление. И вот тут-то все Просветительные Учреждения и должны возвышать клич, повелительно зовущий ко Благу, к созидательному познаванию. И никто не имеет права сказать нам, что и без нас и без наших устремлений уже совершенно достаточно сделано для воспитания. Это неправда, ибо иначе мы и не были бы свидетелями тех ужасов, которыми наполнена вся окружающая жизнь. Тот, кто думает, что сейчас жизнь протекает достаточно благополучно, тем покажет, что он просто не знает ее. Повторяя нужды образования и просвещения, мы тем самым еще раз утверждаем и всю нашу программу, которая должна проникать во все слои жизни, с тем же неутомимым призывом к широкому познаванию и осознанию действительных ценностей человечества»[36].
Сердцем учреждений стал Музей Рериха в Нью-Йорке (Roerich Museum), первое открытие которого состоялось 24 марта 1924 года, с коллекцией из 315 картин Н.К.Рериха; второе 17 октября 1929 года, с коллекцией, содержащей около тысячи его работ. Согласно Декларации Учредителей от 24 июля 1929 года, Музей был объявлен собственностью народа Соединенных Штатов Америки. С 1929 года все эти учреждения и другие культурные организации и общества, созданные под их эгидой, расположились в специально выстроенном 29-этажном здании на Риверсайд Драйв, 310. В нем также находились кинотеатр, оперный и драматический театр, лекционный зал, библиотека и квартиры, предназначенные для продажи или сдачи людям творческих профессий. Почетными советниками Музея Рериха являлись передовые деятели науки и культуры со всего света, среди них были А.Эйнштейн, Р.Милликан, Р.Тагор, С.Гедин, Дж. Ч.Боше. В 1931 году было принято решение об образовании при некоторых зарубежных обществах Отделов Музея по образцу Европейского Центра в Париже. Такие Отделы были устроены в Латвии, Югославии, Бельгии, Индии и Южной Америке. «Схема очень проста Музей дает от десяти до двадцати картин, а местное Общество или Учреждение находит для них помещение как Отдела Музея»[37]. При этом Николай Константинович никогда не рассматривал Отделы как механических исполнителей «воли Нью-Йорка», но видел их как самодеятельные, активные и живые группы, приветствуя каждую строительную мысль и инициативу их участников.
Во второй половине 1935 года рериховским учреждениям в США был нанесен тяжелый удар: президент учреждений Луис Хорш и две его сообщницы Нетти Хорш и Эстер Лихтман вывели из состава Правления остальных учредителей (присвоив себе их акции, переданные на хранение), потребовали выплатить несуществующие долги и через несколько лет захватили здание Музея со всем имуществом. Суд, растянувшийся на несколько лет, принял решение в пользу грабителей, которые представили сфабрикованные документы и заручились поддержкой члена правительства, министра Г.Э.Уоллеса. Чтобы исключить возможность приезда Н.К.Рериха в США, Хорш, имевший генеральную доверенность на ведение его финансовых дел, «подстраховался» ложным донесением в Налоговый департамент о неуплате налогов с экспедиционных сумм.
Письма периода судоговорения свидетельство упований Рериха на торжество справедливости, его глубокой скорби по поводу братоубийственных действий тех, кто некогда участвовал в культурной работе, но допустил в свое сердце тьму. Николай Константинович скрупулезно отбирает имеющиеся у него документы, составляет меморандумы с детальной хроникой событий и точными цифрами, в которых пункт за пунктом опровергает наглые обвинения Хорша, дает указания сотрудникам, как лучше противостоять нападкам и клевете, на что в первую очередь следует обратить внимание адвокатов. Особое внимание он уделяет Декларации 1929 года, подписанной всеми учредителями, свидетельству их непоколебимого решения о даре Музея нации, закрепленному в официальных отчетах и в прессе. «Но вдруг по щучьему велению одного индивидуума все бывшее, широко объявленное по всему миру, делается небывшим. Индивидуум заявляет в прессе, что Музей не будет этим Музеем, а каким-то другим. Наименование Музея и Знак его срываются и исчезают опять-таки по произволу одного человека. Все Общества и организации Друзей Музея остаются в онемении, пораженные таким неслыханным произволом. У всех на глазах творится такое незаконное захватное насилие, попирающее всю коллегиальную систему, а насильник, глумясь над всею нацией и, вернее, над всем миром, старается выкрикнуть, что Музея вообще и не было, а была лишь его частная собственность»[38].
Получая все новые и новые свидетельства подделок, подтасовок и подлогов своего бывшего доверенного лица, Николай Константинович приходит к неутешительному выводу: «Мы имеем дело не только со злоупотреблением доверия, но с чем-то давно задуманным»[39]. Он не перестает удивляться тому, как быстро все излияния дружбы и преданности сменились жгучей ненавистью, желанием оклеветать и причинить вред. «Предатели не могут сказать, что их куда-то не допускали, наоборот, все было дано, все было предоставлено именно так, как бывало во времена исторических примеров»[40]. «Все кристаллизовалось весьма просто: бандит Хорш пытается завладеть моими картинами. Какие бы преступные манипуляции бандит ни придумывал, какие бы фальшивые бумаги ни устраивал, но все же истина должна восторжествовать. Музей как общественное учреждение существовал 15 лет и имеет за собою целую литературу. Все почетные советники, жертвователи и сотрудники твердо знали, что они помогают общественному делу, а вовсе не афере Хорша. Когда вспоминаешь всю литературу о музее, с именами множайших художественных критиков, то становится прямо непонятно, чтобы среди бела дня на глазах у всех был разрушаем общественный музей»[41]. В письмах Рерих затрагивает явление, обозначенное им ранее в одном из очерков как «самоотвержение зла», когда во имя творимого зла клеветники и предатели уже не в силах остановиться в своих разрушительных действиях, будучи затянуты в орбиту антиэволюционного вихря. «Чудовищные методы преступников заставляют думать, что они не остановятся ни перед какими мерами, отмечает он. Их вандализм над музеем показывает, что они готовы действовать даже против собственной выгоды, лишь бы разрушать и вредить всему сущему»[42].