Обильные бюджетные вливания
В частности, с 1980-х годов Япония часто задействовала масштабные бюджетные иньекции кейнсианского (тяготеющего к государственному регулированию экономики) типа, одобренные и утвержденные мировым сообществом. Эти химерические попытки привели к тому, что совокупный бюджетный дефицит Японии достиг 248 % ВВП самого высокого на планете уровня[15]. За двадцать месяцев после соглашения Плаза 1985 года японское правительство под руководством министров финансов Нобору Такэсита и Киити Миядзава приняло экономические контрмеры на сумму в почти 13 трлн йен для оживления внутреннего спроса[16]. В рамках инициативы по преодолению структурных препятствий (Structural Impediments Initiative), проводимой в начале 1990-х годов совместно с США для борьбы с хроническим торговым дисбалансом, Япония обязалась выделить 430 трлн йен на дополнительное бюджетное финансирование в течение десятилетия после подписания в октябре 1990 года соответствующего соглашения [Komine, Okada 2011:419].В 19981999 годах правительство Кейдзо Обути выделило вдобавок к этой сумме еще около 42 трлн йен на борьбу с азиатским финансовым кризисом, причем большая часть этих денег была направлена на стимулирование инфраструктурных проектов[17].
Технологическая мощь
Помимо этого, Япония на протяжении многих лет совершала значительные технологические прорывы. Ее автопроизводители дали начало гибридным автомобилям. Так, председатель совета директоров ведущего японского автопроизводителя Toyota Motor Corporation Такеши Утиямада считается отцом гибрида. Японские сталелитейные компании стали пионерами в производстве аморфных металлов, японские строительные компании разработали самую передовую и эффективную в мире технологию прокладки туннелей, а японская бытовая электроника возглавила движение к миниатюризации, впервые в мире разработав, например, самые миниатюрные в мире высокоемкие ОЗУ[18].
Упорные усилия
Нет оснований сомневаться, что Япония ее руководство, ее первоклассные управленцы и великолепно организованные корпорации по завершении периода высоких темпов роста посвятили свои помыслы и усилия борьбе за возрождение, что стоило им более двух десятилетий упорных усилий. Лидерами Японии были, по сути, те же люди и институты, которые вызвали столь чудесный рост экономики в предыдущие десятилетия.
Вновь и вновь в годы высоких темпов роста, назовем хотя бы 1958,1965,1974 и начало 1980-х, им удавалось возрождать национальную экономику и вести ее по сияющему столетнему пути исключительного динамизма. Однако на этот раз такому не суждено было случиться.
Отчего же внезапный застой?
Почему же Япония, которая так бурно и стабильно развивалась на протяжении более чем ста лет, вдруг обнаружила, что ей трудно расти? Почему ее резко обогнали такие страны, как США, не говоря уже о ее динамичных азиатских соседях, которые так долго казались неспособными даже близко подойти к японским стандартам производительности? И почему столь выраженный относительный сдвиг в моделях роста от образцовой к неубедительной, по сравнению как с внешне похожими странами, так и с собственным прошлым, произошел именно тогда, когда произошел, и так внезапно? Каковы необходимые предпосылки, включая институциональные преобразования, для долгосрочного возрождения Японии? Насколько важны как ограничители необходимых перемен унаследованная политическая культура и укоренившиеся элиты?
Очевидно, что в таком внезапном и тревожном преображении Японии кроется парадокс, имеющий большое значение как в сфере практических дел, так и для теории социальных наук.
Где же быстрое возрождение?
Средний индекс Nikkei 225 Токийской фондовой биржи в конце декабря 1989 года достиг почти 39 000[19]. Двадцать пять лет спустя, к концу 2016 года, несмотря на масштабные усилия по стимулированию экономики, множество планов структурных реформ и четыре крупные смены политической власти, он все еще составлял менее половины этого числа[20].
Признанные реформаторы, от Морихиро Хосокавы и Дзюньитиро Коидзуми до Юкио Хатоямы, Наото Кана и Ёсихико Нода, приходили и уходили, но, несмотря на изменения в избирательных и нормативных правилах, которые должны были бы существенно изменить стимулирующие политико-экономические структуры, никто из них не добился серьезных структурных изменений. В то время как Синдзо Абэ с его хваленой направленной на борьбу с дефляционным давлением программой «трех стрел» с помощью агрессивных монетарных и бюджетных послаблений смог на время оживить фондовый рынок, третья стрела структурной реформы не показала никаких признаков изменения политико-экономической системы Японии. Рост экономики продолжал идти по неопределенной траектории, как это показано на рис. 1.1. Торговый баланс страны по товарным позициям постоянно оставался дефицитным (особенно после аварии на АЭС Фукусима в 2011 году), даже в то время, когда соседи Японии, наряду с большинством развитых промышленных стран, сохраняли гораздо более высокие темпы роста. Например, во втором квартале 2015 года экономика Японии сжалась в объеме на 0,7 % в годовом исчислении, а дефицит торгового баланса по товарным позициям остался на уровне 406,6 млрд йен, поскольку экспорт, несмотря на ослабление иены, не увеличился [Ministry of Finance 2016].
Неоднозначные контуры политики
Помимо парадоксов в контурах роста в частности, его стабильной динамики в течение более чем столетия, за которой последовало резкое затухание новейшая история Японии также демонстрирует аномалии в формировании политики. Они, вероятно, помогут понять загадочные закономерности роста и стагнации, описанные ранее. Одним из примеров в этом отношении является японское корпоративное управление и его медленная, неспешная трансформация. Во многих частях мира изменения происходили гораздо быстрее, чем в Японии.
Сформировавшийся в 1980-х годах мощный мировой рынок ценных бумаг сменил стимулы для государств всего мира и предложил политическим лидерам золотую сделку: шанс получить на внутренние рынки приток дешевого и обильного капитала в обмен на реформы корпоративного управления и соответствующие инновации в сфере регулирования[21]. Франция и Корея воспользовались предоставившимися возможностями и провели весьма перспективные реформы с целью сделать свои фирмы более привлекательными для иностранного капитала. Япония, однако, так не поступила.
Рис. 1.1. Экономическая борьба после краха
Источники: [Ministry of Finance 2016; Table 6s-a-l; Office 2016].
В широком спектре связанных с глобализацией сфер японская политика также разительно отличается от политики многих развитых индустриальных стран, с которыми Япония в остальном схожа. Среди таких отличающихся отраслей экономики транспорт, недвижимость, сельское хозяйство и жилищное строительство. В большинстве этих сфер политика Японии имеет тенденцию быть жесткой, политизированной и узкоспециализированной, хотя, как мы увидим в главах 49, предсказуемой и выгодной для тех, кто ее давно осуществляет. Даже происходящие в ней изменения двигаются черепашьим шагом, особенно если учесть осуществившиеся на протяжении жизни предыдущего поколения существенные трансформации политико-экономических стимулов как на глобальном, так и на национальном уровнях.
Ключевые тайны в контурах политики
В структуре формирования политики новейшей политико-экономической истории Японии наблюдаются три парадокса, которые могут дать дополнительные подсказки для разрешения главной загадки резкого снижения темпов развития страны.
Парадокс реакции на глобализацию[22]. На протяжении всего послевоенного периода символы глобализма пользовались в Японии популярностью как в политическом дискурсе элиты, так и в массовом общественном диалоге: мир, Организация Объединенных Наций, глобальная ответственность и т. п. Отличаясь относительно быстрой реакцией, Япония как государство оперативно проявляла свое отношение к целенаправленному внешнему давлению, или гаяцу, как в плане риторики, так и в отношении национальной политики, что сглаживало основные противоречия во внутренней японской политической экономике [Calder 1988b; Schoppa 1997; Schaede, Grimes 2003]. Однако на мощные ветры глобализации, которые за последние три десятилетия изменили большую часть мировой экономики, как практическая политика, так и поведение японских предприятий реагируют крайне неторопливо несмотря на высокий уровень взаимозависимости Японии и всего мира в таких стратегических областях, как финансы. Японские порты и аэропорты остаются высокозатратными и ориентированными на внутренний рынок; японское сельское хозяйство также отличает протекционизм. Японская политика регулирования в сфере телекоммуникаций и финансов очень медленно приходит в соответствие революционным изменениям, охватывающим в этих секторах мир с 1980-х годов. Японское образование, как и профессиональная подготовка, остаются местечково-провинциальными, хотя их картина и начинает постепенно меняться.
Парадокс межотраслевого контраста. В государственной политике Японии, по крайней мере с 1950-х годов, наблюдаются резкие контрасты: сильная рыночная ориентация тех предприятий, что непосредственно производят внешнеторговую продукцию, и широко распространенный протекционизм и благосклонное отношение ко многим неэффективным субъектам хозяйствования в неторгуемых отраслях. Такой раздельный подход предполагал низкие тарифы на промышленные ресурсы и решительные усилия по стимулированию производства в торгуемых секторах с более высокой добавленной стоимостью. В то же время государственная политика в неторгуемой части экономики потворствовала крайне протекционистскому и экономически неэффективному отношению к таким отраслям, как транспорт, строительство, сельское хозяйство и сфера услуг.
Парадокс непоследовательности. В Японии, как и в большинстве развитых обществ, существуют тщательно разработанные правила управления. Как в международных, так и во внутренних политических операциях, состоявшиеся инсайдеры те, кто систематически, в течение длительного времени, участвует в хрестоматийных сделках с другими легитимными субъектами политики, обычно пользуются благоприятным к себе отношением. Японская политика, как и японская социальная практика в целом, склонна отдавать предпочтение инсайдерам перед аутсайдерами, будь то последние иностранцы или местные жители. Она также не склонна к быстрому внедрению абстрактных глобальных стандартов, несмотря на то что многие японцы лично уважают и идеализируют такие нормы.
Говорят, что японская политика меняется, становится менее ориентированной на уравновешивание, что в конечном итоге ведет к превращению Японии в неолиберальную страну, см., напр., [Rosenbluth, Thies 2010]. Со времени реформ 1994 года электоральная политика действительно стала более гибкой и плюралистичной. Тем не менее значимые неолиберальные структурные реформы продвигаются медленно, даже когда их настойчиво продвигают такие сильные лидеры, как Дзюньитиро Коидзуми и Синдзо Абэ.
Проблемы для анализа
Со времен Аристотеля в теории социальных наук принято считать, что самыми убедительными объяснениями являются те, что сравнивают явления внутри одной категории, и те, что могут одновременно объяснить как сходства, так и различия в поведении [Mill 1843]. Учитывая парадоксальные особенности развития Японии в последний период времени, можно говорить о перспективности теоретических исследований, поскольку это развитие характеризуют резкие, скачкообразные изменения ранее непрерывной переменной. Во многих отношениях сложный профиль развития Японии, как представляется, является следствием естественного эксперимента.
Двойственные модели политики и эффективности
Для объяснения недавних показателей развития Японии необходимо провести одновременный анализ двух отдельных и, на первый взгляд, противоречивых сюжетов: (1) необычайно бурное развитие страны и его высокие темпы после Второй мировой войны (19511990 гг.); и (2) последующая стагнация Японии (1990 г. настоящее время). Если мы нуждаемся в качественном и действительно надежном объяснении этих процессов, то оно должно предложить также потенциально проверяемые прогнозы, касающиеся третьей аналитической задачи: понимания предпосылок и перспектив возрождения Японии.
Анализу причин японского экономического роста уделялось достаточно серьезное внимание как в экономической, так и политико-экономической литературе. Однако авторы большей части публикаций не предвидели и не могли с достаточной легкостью объяснить возникшие впоследствии трудности. Второй и третий моменты, объясняющие недавнюю стагнацию Японии и перспективы ее возрождения, рассматриваются гораздо реже. Практически ни в одной из существующих публикаций не делается попытка объяснить возникшие трудности при помощи тех же переменных, которые учитывались при объяснении предыдущих успехов.
Приглушенная реакция на глобализацию?
Наступивший в экономике Японии период стагнации совпал также с поистине историческими изменениями по всему миру. С конца 1970-х годов с невероятной силой развернулись информационная трансформация и интеграция мировой финансовой системы, закончилась холодная война, произошла интернет-революция, на глобальную экономическую сцену вышло огромное количество новых действующих лиц прежде всего из Китая, Индии и бывшего советского блока. Поэтому важными и требующими тщательного рассмотрения вопросами нашего анализа станут также: (1) как глобализация влияет на японскую политико-экономическую систему; и (2) почему Япония не реагирует на глобальные изменения более динамично.
Извлечения из имеющихся литературных источников
Как уже говорилось, модель развития Японии фиксирует прерывистость этого развития. Большая часть таких базовых макроэкономических и демографических параметров этой модели, как норма сбережений и возрастная структура, не претерпели резких изменений, что говорит о том, что приоритетное значение имеют более резко меняющиеся политико-экономические переменные. Для того чтобы выявить причинно-следственные связи внутри разгадываемых нами загадок, мы прежде всего обратимся к литературе по политико-экономическим вопросам.
Нашей отправной точкой должно стать рассмотрение микроэкономических структур стимулов и их взаимосвязи с социальными действиями. Классическая экономика, конечно, начинается с рационального актора как основной парадигмы, к которой теория игр добавляет важное понимание того, как взаимодействуют, формируя логику сотрудничества и конфликта, в которой имеют преемственность более широкие социальные отношения, стимулы отдельных акторов, см., напр., [Schelling 1974: 1529]. Логика конфликта наглядно иллюстрируется базовым обоснованием игр с помощью таких примеров, как, например, дилемма заключенного. Однако идеи Роберта Аксельрода и Джорджа Цебелиса показывают нам, как с течением времени итерации данного социального взаимодействия, или игры, равно как и стабильные ожидания относительно такого взаимодействия, делают кооперацию более вероятной, тем самым помогая смягчить конфликт, притом что более широкие социальные отношения сохраняют свою непрерывность [Axelrod 1984: 145191; Tsebelis 1990]. В этих работах показано, кроме того, что кросс-проблемные связи между социальными вопросами также могут способствовать сотрудничеству. Однако Манкур Олсон в своей оценке эффекта безбилетника показал, что побудительные мотивы к катализации коллективных действий для отдельных людей все же ограничены [Olson 1965].