Валерия Булычёва, Владимир Челноков
Мама-лётчик
© Челноков В. Б., 2023
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023
1
Мама-лётчик
1.1. Посвящение
Моему дорогому сыну Володеньке и внуку Игорьку Челноковым, моим дорогим внучкам Наташеньке и Катеньке Белых посвящается.
За восемьдесят один год моей жизни я никогда никому не рассказывала о моей жизни, даже вам, моим дорогим и близким. Я много раз выступала по центральному телевидению и радио, в школах, кинотеатрах, техникумах, различных учреждениях по их приглашениям и всюду рассказывала о боевых действиях легендарного, единственного в мире авиационного полка имени Героя Советского Союза Марины Михайловны Расковой, где первым командиром полка авиаторов-женщин была сама М. М. Раскова. Полк летал на самых сложных для тех времён самолётах Пе-2, пикирующих бомбардировщиках.
Булычёва Валерия Вячеславовна, 19141998 гг.
1.2. Воспоминания В. В. Булычёвой
Родилась я давно, в 1914 году, 7 июля, в семье отца Булычёва Вячеслава Александровича, 1872 года рождения, и матери Александры Алексеевны Поповой, 1882 года рождения. У меня был брат Игорь Вячеславович Булычёв, 1912 года рождения.
Мой отец был талантливым музыкальным деятелем, занимался музыкой с известным музыкантом С. И. Танеевым. В 1935 году заместитель начальника авиационного училища Е. А. Фурцева ознакомила меня с Большой советской энциклопедией, в которой находилась статья про моего отца с подробным описанием его музыкальной деятельности.
Моя мать, Попова Александра Алексеевна, из Вологодской губернии Тотинского уезда деревни Синяков-ка, родилась в бедной крестьянской семье, работала по найму у отца В. А. Булычёва Булычёва Александра Васильевича в селе Горинском. Она была очень умной и красивой женщиной, и В. А. Булычёв, приезжая к отцу в село Горинское, влюбился и женился на Александре Алексеевне.
У них родилось двое детей: мой брат Игорь и я. Я была трёхлетним ребёнком, когда в 1917 году сменилась власть. Всё, что принадлежало частникам, отбиралось, а хозяева собственности уничтожались. Дед, владелец этой собственности, к той поре уже умер, и ей владел наш отец. Я помню, как ранним утром отец собрался, расцеловал всех членов семьи и с небольшим чемоданчиком с одеждой убежал из дома с тех пор мы его больше не видели. Оказывается, он уехал за границу, иначе бы его убили. Впоследствии мы узнали о его музыкальной деятельности из музыкального словаря 1990 года, из книг, которые имеются в библиотеках Нижнего Новгорода, и из справочника, который сын купил в магазине «Знание».
Когда отец покинул свой дом, мы с мамой остались в этой усадьбе. Горя пережили очень много. Маму солдаты хотели расстрелять, а нас с Игорем повесить, но этого не сделали, узнав о том, что мама не урождённая помещица, а бедная вологодская крестьянка. И нас помиловали, только выселили из дома в церковную сторожку, и мы там долгое время жили.
Учились в горинской начальной школе, потом в семилетней судиславской школе за пятнадцать километров от села Горинское. В Судиславле жили на частной квартире совершенно самостоятельно. Хозяйка той квартиры восхищалась моим умением готовить пищу для меня и моего брата Игоря, учившегося на два года старше меня, а мне было всего десять лет. Помню, как с субботы на воскресенье я одна ходила к маме в Горинское. Вечером шла одна, хотя знала, что там бродят волки и различная нечисть. Мама встречала меня среди леса с дубинкой в руках. Но всё обходилось благополучно, даже в шестом и седьмом классах, когда мой брат Игорь уже закончил судиславскую школу и мне приходилось ходить домой на выходной день одной.
В ту пору маме было очень трудно содержать семью, не имея личного подсобного хозяйства. Мама работала по найму в ближайших деревнях, а всё хозяйство по дому вела я, будучи совсем маленькой девочкой. У нас была корова, мы её купили, ибо без коровы нечего было есть. И я с десяти лет заготавливала корм для коровы на всю зиму да ещё обрабатывала огород, где росли овощи, необходимые для питания семьи. Брат Игорь был очень способным человеком и работал учителем, в каникулы подготавливал слабых учеников, а когда было время, то помогал мне по хозяйству. Жилось нам нелегко, особенно морально: маму, несмотря на её происхождение и воспитание в бедной крестьянской семье, всячески притесняли за то, что она вышла замуж за богатого человека, лишили избирательного права и всех видов поощрений. Это всё перенесли, пережили.
Когда я кончила семилетнюю школу в Судиславле, было огромное желание продолжать образование. В Нижнем Новгороде жила мамина двоюродная сестра Поликсенья, родом из Вологды. Она была замужем за пекарем Карповым Александром Фёдоровичем, отменным пьяницей, но отличным специалистом. У них был сын Володя, очень серьёзный и умный парень. Жили они в ту пору в той местности, где я сейчас живу на Печёрских Выселках в мезонине углового дома. С мамой Поликсенья списалась, разрешила мне приехать в Нижний Новгород и продолжить учёбу в средней школе. Я это сделала.
Тринадцатилетней девчонкой поступила в восьмой класс средней школы им. Рылеева, которая через год была переведена в новое здание и именовалась «1-ая опытно-показательная школа в честь 10-летия Октябрьской революции «Школьный городок»» (сейчас в этом здании находится НИИ ортопедии). В неё я поступила в 1928 году, закончила в 1932 году с дошкольным уклоном и была направлена на работу в деточаг при телефонном заводе им. В. И. Ленина на Мызу.
Мне было всего пятнадцать лет, я была назначена руководителем младшей группы. Несмотря на мой малый возраст, дети уважительно ко мне относились. Меня часто приглашали в группы, которые вели пожилые руководители, особенно перед сном. Я мгновенно наводила порядок среди разбушевавшейся толпы ребят, не желающих спать. И стоило мне к ним прийти, как они мгновенно ныряли под одеяло, ложились на правый бок с ручонками под правую щёку. Это было постоянно перед сном, сама не могла поверить этому.
Так бы мне оставаться воспитательницей дошколят, тем более что последней моей работой с детьми была составленная и придуманная мной лично композиция, посвящённая пятнадцати годам развития страны с 1917 по 1932 годы. Особенности каждого года представлялись зрителям ребёнком, выступающим перед родителями с характеристикой порученного ему года. Я запомнила только часть композиции, посвящённой 1932 году:
И в последнем году в нашем Нижнем гигантВысоко над страной возвышается.Всем известен в стране, пущен семь дней назад,Он «автозавод» прозывается.И по всей по стране, по родной сторонеСтар и млад помогает нам строиться.Не в ряды лодырей, хулиганов, рвачей,А в ударников ряд все становятся!Так смелей, пролетарий, с врагами борись,Бей врага выполнением плана.Во всём мире построим мы социализмС песнею «Интернационала».Не уставая, крутится огромный шар земной.Рабочий всюду трудится и летом, и зимой.Буржуй же, видя стройку, твердит рабочим вслед:«Ну где же уж вам строить? Машин-то у вас нет».Но мы ему в ответе: «Не нервничай, наш «друг»,Гиганты у нас строят, но только ведь не вдруг».Вот мчится вагонетка, работают станки.В реке Волхва мы метко силу уж нашли.И вот шумит турбина, ревёт река Волхва,И электромашина работать началаЯ, конечно, многое забыла, а дошкольную работу помню. Но неожиданно появилось желание стать авиатором. Дело в том, что ежедневно над головами проносились самолёты, У-2, в ту пору иных мы и не видели, а затем появлялись люди, то ли владеющие этими самолётами, то ли руководители тех лётчиков, которые в них летали. Они были такими солидными, уже в возрасте, одеты в кожаные пальто, некоторые в меховые комбинезоны. Мы пристально их рассматривали, нам так хотелось быть похожими на них.
Два года я проработала в деточаге, а в 1932 году поступила учиться в Нижегородский авиационный техникум ГВФ, узнав о том, что он готовит будущих авиаторов. Техникум находился на Комсомольском переулке. Мои мечты сродниться с авиацией сбылись, и ещё одна радость:
ко мне из Горинского приехала моя родная мама и устроилась жить на 10 кв. м площади к Поликсенье Прохоровне (в тесноте да не в обиде). Потом мама поступила на работу в школу 28, рядом с домом Поликсеньи, от школы ей выделили квартиру. В 1935 году я вышла замуж за курсанта училища Б. И. Челнокова, и в 1938 году родился сын Володя. С ним необходимо было нянчиться, и мама ушла с работы в школе, где, по отзывам директора, очень добросовестно и отлично работала.
В авиационном техникуме я познала военную дисциплину высшую вневойсковую подготовку. По ночам готовились к встрече торжественных праздников выходили на ночные парады, строго соблюдая в строю воинскую дисциплину. Командованием техникума я была назначена командиром женской роты и тщательно старалась привить своим подчинённым воинскую дисциплину, особенно во время парадов, и это мне удавалось. Каждое лето, перед концом учёбы на каждом курсе мы выезжали на практику в авиационный гарнизон под Москву, в Монино, в военные авиационные лагеря, где наша жизнь проходила согласно военной подготовке курсантов авиаподразделений. У меня в подчинении было отделение девушек нашей учебной группы. В программу отделения, помимо изучения военных теоретических предметов и уставов, входили тренировки на самолётах тех времён ТБ-1 и ТБ-3, а также прыжки с парашютом с самолётов и с вышки. Всё было очень интересно и ново, особенно в те далёкие 30-е годы. Необходимо отметить, что я была заядлой спортсменкой, каждый год участвовала в эстафете «Нижегородской коммуны» на одном и том же этапе от банка до городского театра. Перед курсантами техникума в числе 57 девушек выступала на брусьях со своими упражнениями. Помню как сейчас: я как струнка влезала с пола до самого потолка спортивного зала на вытяжку на одних руках по шведской стенке туда и обратно.
В 1935 году нижегородский техникум расформировали и перевели в Саратов, переименовав его в авиационное училище. Я его окончила в 1936 году по специальности авиационного техника по эксплуатации самолётов и моторов. Училась хорошо, из девяноста человек выпускников 1936 года только двое я и Коля Иванов защитили государственный экзамен на отлично. Комиссия в количестве пятнадцати человек сидела на сцене зала училища, вызывала на трибуну каждого защищавшего диплом курсанта и задавала массу вопросов по специальности. Я как сейчас помню, что блестяще ответила на все заданные вопросы, а когда уходила с трибуны, то курсанты училища, заполнившие весь зал, стремились пожать мне руку и поздравить с успешной защитой, радуясь вместе со мной моему успеху. С тех пор прошло уже шестьдесят лет, а я как сейчас всё это представляю.
В 1934 году как одна из лучших курсантов Нижегородского техникума ГВФ была избрана в члены райсовета Нижегородского района, а вторым членом райсовета был избран курсант более младшего курса Б. И. Челноков. На заседаниях сессий райсовета мы познакомились с Челноковым, и он стал моим мужем. В Саратовское авиационное училище мы переехали мужем и женой, и нам выделили квартиру в доме, где жили сотрудники училища. Дом находился около городского стадиона, и в зимнее время я прямо в коньках прыгала на лёд из окна коридора этого дома.
Время нашей молодости было прекрасным, всё хорошее, что могло принадлежать человеку, мы стремились использовать. Я очень любила танцевать, а в то время начали внедряться западные танцы, всех желающих обучал этому курсант из нашей учебной группы Ваня Федотов. Все сложные па танго, фокстрота и вальса-бостона он исполнял и показывал обучающимся в паре со мной. Вот какой я была в молодости танцовщицей.
Впервые на эстрадной сцене саратовского театра я услышала песню «Скажите, девушки, подруге вашей» и до сих пор её люблю, вторая песенка, поразившая меня тогда и которую я помню до сих пор, это «Беседка». Много прекрасного помнится в прошлом, но всё это ушло безвозвратно.
Когда в 1936 году я успешно закончила училище, мне было предоставлено право выбора места назначения на работу, и я с Лидой Кривцовой, своей подругой, попросила назначить в Закавказское управление ГВФ в г. Баку. Но мой муж не хотел, чтобы я работала в Закавказье, и через Главное управление ГВФ перевёл меня в Тамбовское лётное училище, которым командовали в ту пору болгары Гаранов и Петров. Они меня взяли во 2-ю лётную эскадрилью, а мне это и надо было. Там я овладела своим любимым делом научилась летать. Но это было неофициально, потому что я обязана была отрабатывать срок по полученной в Саратовском авиационном училище специальности.
Через полтора года закончил саратовское училище мой муж и получил назначение в Батайскую лётную школу ГВФ, туда же Главное управление ГВФ перевело и меня. В 1938 году у меня родился сын Володя, и нам в батайской школе дали в «доме одиночек» квартиру. А когда сын подрос и ему исполнилось 1,5 года, моя мама увезла его из Батайска в Нижний Новгород на наше прежнее место жительства.
В Батайской лётной школе действовала единственная в Советском Союзе женская эскадрилья, и меня назначили работать именно туда. В ней я с удовольствием работала в экипаже Сони Черняк и осуществляла своё давнее желание учиться летать. Работали мы с Соней очень дружно, она меня любила и передавала мне свои знания, а я, в свою очередь, с большим умением и старанием готовила наш самолёт, который всегда был в отличном состоянии. Но и здесь дело до конца довести не удалось: в 1939 году Батайскую лётную школу расформировали, и я получила назначение в Авиационный отряд ГВФ 201 г. Горького и переехала к своим милым и родным мамочке и сыну Володеньке, а моего мужа Б. И. Челнокова назначили замполитом полка, базирующегося на Дальнем Востоке.
Наш авиационный отряд под командованием Клыкова выполнял различные задания: врачебно-санитарные, горгаза, почты и другие. Чаще всего мы летали по районам Нижегородской области со стареньким бортврачом Анной Николаевной Поляковой, прекрасным добросовестным специалистом. В 1940 году слетали в село Василёво (ныне Чкаловск родина Валерия Павловича) для того, чтобы принять участие в торжественном открытии Дворца культуры имени Чкалова. На своих самолётах катали желающих гостей, его родного сына Игоря, который в ту пору был ещё мальчиком. Во время этого праздника на глазах у всех присутствующих произошло огромное несчастье авиационная катастрофа лётчика-испытателя 21 завода Коровина, прилетевшего на празднование для показа фигур высшего пилотажа. Он вошёл в отвесное пикирование, но из него не вышел врезался в овраг. Самолёт сгорел, а лётчик погиб. На катастрофу прибыли лётчики Байдуков и Беляков из экипажа В. П. Чкалова, летавшие с ним в Америку. Оцепили место произошедшей беды сгоревший самолёт и обуглившееся тело лётчика. Если до этого страшного происшествия было много желающих попасть на наши самолёты, то они сразу отхлынули. Мы с трагическим настроением вернулись на свою базу. Но происшедшего не поправишь, а жизнь продолжается.
Я очень любила своё дело, свой самолёт, очень тщательно готовила его к полётам, понимала, насколько это ответственно, что от качества подготовки зависит жизнь экипажа. В 1940 году мне вручили газету союзного значения, называлась она «Вестник воздушного флота». В разделе «Гражданская авиация» (ГВФ) на первой странице была большая статья со снимком моего самолёта 2247, а около мотора работает техник-девушка. Оказалось, это я. Когда этот снимок сделали, мне неизвестно. Эта газета у меня не сохранилась, потому что её попросила редакция полка пикирующих бомбардировщиков, писавшая книгу о действиях полка, и эта статья исчезла неизвестно куда.