А уже первое августа мой День рождения.
Иво поздравляет меня букетом чудесных островных цветов, розовых с голубым. Потом я на правах именинницы беру лодку, ту, что полегче, и гребу через журчащую (сильное течение) воду к маленькому необитаемому острову, что напротив маяка. У самого острова тихая бухточка, где вода зачарованно отражает небо и отлогие, поросшие высокой травой с цветами и редким низкорослым ивняком берега.
На одном из кустов, который оголенным суком торчит из воды, видится дивная птица. Боясь испугать, держусь от нее подальше. Она будто застыла, так и сидит, выпростав одно крыло, вот-вот улетит. Я тихонечко, чтобы не плескануть веслом, приближаюсь к ней. Она всё сидит. Наконец я поняла, что эта птица дерево, чудо, обточенное водой, подаренное мне природой (ко дню рождения).
А вечером снова вздохи животастого Франтишека, Ивиного отчима: комары не дают уснуть К тому же он сильно затосковал без пива.
Так что нашему блаженному пребыванию на маяке скоро, наверное, придет конец.
Прохладным утром 11 августа мы все покинули маяк. Дед Миша доставил нас прямо к причалу, где уже толпились жители Самолвы, ожидая катер, идущий из Тарту в Псков. На этот раз вместе с Франтиком поедет Иво, а Бабичка с нами на катере.
Дорогой штормило до тошноты и ломоты костей. Шел косой дождик. Палубу то и дело окатывало волной. И снова на всех причалах атаковали наш кораблик люди с большими сумками. На этот раз в буфете везли колбасу и конфеты. Ужасная спешка: успеть бы взять и сойти. Одна женщина, эстонка, не успела. Умоляла капитана не отчаливать, у нее грудной ребенок остался там, она же на несколько минут отскочила Стоявшие на нижней палубе мужики угрюмо молчали, а полоска воды, отделявшая катер от лесистого берега, увеличивалась. Мне ужасно жаль было женщину, даже голова разболелась. Отец пошел к морячкам поговорить. Но так и вернулся ни с чем. Низ-зя. Женщина до самого следующего причала тихонько подвывала. Впрочем, как сказали отцу, по суше ей всего четыре километра добираться, и автобус ходит
Наконец остановка, а меня вдруг стало знобить, даже трясти. И всё виделась эта плачущая женщина. Отец укутал меня одеялом, прижал к себе. Муть дождя, качка Домой приехали на такси. Ноги не сдвинуть, так отяжелели. Отец уложил в постель, принёс чаю, лимончик, сказал, что сильный жар.
На третий день температура спала, но из носа хлестала кровь. Никак не хотела уняться. Перепуганные лица отца и его жены Веры Григорьевны, любопытствующая хорошенькая мордашка сестренки Вали и озабоченный Иво. Маму свою с Франтиком он уже проводил. Сказали, что я бредила, что вызывали ко мне врача и хотели было везти меня в больницу Однако температура спала, и оставили дома.
Ревматическая атака и диссертация
Уже недели две мы в Дубровицах. Лена в школу пошла. А я дома: наша Дубровицкая врач, осанистая, интересная лицом Валентина Ивановна, определила у меня ревматическую атаку. Предписала уколы пенициллина, аспирин и строгий постельный режим. По вечерам ознобы и температура небольшая, которую в амбулатории назвали субфебрильной. В сердце шумы, РОЭ повышенная
Диссертацию дописываю лежа в постели и раз в десять дней хожу к врачу.
В амбулатории всегда народищу. Валентина Ивановна принимает подолгу, особенно своих знакомых. А у нее их все Дубровицы и деревни окрестные. У меня все без улучшения. «Вот так же и Тамара (называет фамилию), говорит Валентина Ивановна, обращаясь к сестре, ходила, ходила Тоже с ревмокардитом. Больше года. Температура всё субфебрильная была. Так и умерла» У меня сердце аж в пятки ушло при этих словах.
«Я не умру! Я не умру!» вырвалось у меня. «Конечно, нет, конечно, нет», испуганно заворковали сразу обе. Однако на душе тяжело: «Для чего вся эта диссертация?»
Решила ходить через силу, чтоб уж или пан, или пропал. И одолела. Сначала температура нормальной стала, потом РОЭ. Выписалась.
И вот иду в институт. На лестнице меня все обгоняют и все очень довольны, что обгоняют. Томмэ сияет. Он рядом со мною, вернее, мимо меня, словно молодой кузнечик. «Берите пример с меня!» радостно говорит мне.
Я несу ему свою диссертацию. Со списком литературы, с приложениями почти двести страниц. Торжественно вручаю рукопись. Спрашиваю, когда зайти. «Через недельку», отвечает золотой мой шеф. За эту скорость его особенно любят аспиранты: другие месяцами держат.
Томмэ диссертацию хвалил, исправив только введение: добавил о ведущей роли нашей Коммунистической партии. А Шура Подвигайло, секретарша его, мне сообщила (на ушко), что шеф меня хочет оставить в отделе, но что Махаев против. «Однако если чего хочет Михаил Федорович, то и будет».
У Букина с диссертацией
Позвонила Букину, и он пригласил приходить с диссертацией прямо к нему домой по адресу: Ленинский проспект, 13. И вот я гостем у Василия Николаевича и жены его Ксении Леонидовны. Меня поразила их прихожая: шире и, кажется, длиннее, чем наша вся комнатка в общежитии. А в комнатке нашей ведь не только мы втроем, но и гости приезжие помещаются. Из прихожей двери в столовую, где, будто в ожидании гостей, расставлен в длину (человек на двенадцать) массивный стол и с десяток высокоспинных тяжелых стульев. Несмотря на большие размеры стола комната казалась просторной, даже пустующей, хотя по углам стояли какие-то этажерки и шкафчики с посудой. Посреди пустого пространства комнаты на паркетном полу валяется трехколесный велосипед. «Это внука», говорит Ксения Леонидовна, весьма интеллигентного вида седенькая старушка, наверное, когда-то красивая, с чуть навыкате белесыми глазами на блеклом без бровей лице.
В прежние годы занималась наукой биохимик и первая помощница Букина. Поэтому смотрю и на нее как на божество. И она мне вдруг улыбнулась, враз помолодев лет на двадцать, и отвела в кабинет Букина (дверь прямо из столовой), где жили Василий Николаевич на узкой, но массивной тахте и большущая собака овчарка на тахте, вполовину короче хозяйской. Собака чуток, будто раздумывая о чем-то, поурчала, потом тявкнула, зевнула и доверчиво положила мне свою голову на колени, после чего я почувствовала себя здесь невероятно уютно.
Букин, не вылезая из халата, сел за широченный письменный стол, где моя диссертация среди объемистых рукописей могла бы и затеряться, мне указал на стул рядышком. Сначала полез в самый конец, прочел выводы. Хмыкнул, ничего не сказав, и стал смотреть основную часть, таблицы и схемы. Опыты мои он знал (цитировал даже в своих докладах), так что прошелся быстро. Потом принялся за введение и литобзор. Тут и началось. Даже не думала, что старик может орать, да как! Замечания пошли с самой первой страницы, где Томмэ вообще ничего не тронул, сказав, что о роли партии после его замечания и внесённых им дополнений написано «в удачных выражениях».
«На черта здесь вообще о партии писать? У вас диссертация о витамине В
12
«А это что за имбаланс такой?» взревел с новой силой он, читая о влиянии разного соотношения незаменимых аминокислот в диете на животный организм. «Это когда избыток одной или двух аминокислот по отношению начинаю объяснение. Это работы Харпера». «Харпер американец, а мы русские. И у нас есть слово для этого: дисбаланс. И поверьте мне, у нас, в русском языке, достаточно слов, чтобы все вещи и явления называть по-русски», и он тут же с радостью перечеркнул все мои «имбалансы», очищая заодно фразы от «мусорных» слов. Между тем из столовой (за ней должно быть кухня) потянуло чем-то вкусным. Собака скульнула сквозь сладкий зевок, приподняв морду от моих колен, и понимающе глянула мне в глаза. «Обед чует!» заулыбался враз повеселевший Букин.
Сидели за большим семейно-гостевым столом. Ели вкуснейший суп с фрикадельками и кулебякой, а затем паровые котлетки с пюре картофельным. Букин, благодушный, улыбчивый, не поверить, что минуту назад зверем орал, смотря мою диссертацию, сейчас рассказывал о своих похождениях на американском корабле, где он, будучи на службе, исполняя долг перед Родиной, работал простым матросом. На корабле было оборудование по переработке рыбьего жира в чистый концентрат витамина А. Задание было простым разгадать принцип технологии. Промышленники свой патент охраняли. На корабль подозрительных не допускали. Пьяненький забулдыга-морячишко, хватавшийся в порту за любую работу, был вне всяких подозрений. На корабле том ишачил сначала младшим матросом, потом за умелость рук и веселость нрава был повышен до старшего
Василий Николаевич Букин,
выдающийся советский учёный-витаминолог, 1940 г.
Потом вот эта квартира Спасенный из заключения Вальдман, сейчас академик Латвийской АН. Сколько их, «врагов народа», вытащенных им с помощью «руки» (Микояна) из лагерей, ночевало в этой квартире. Андрея Робертовича Вальдмана не побоялся к себе в аспирантуру принять
Ксении Леонидовне очень понравилось, что я не отказалась от добавочки пюре и котлеток. Уж очень не хотелось, чтобы такой приятный обед кончался. Она, между прочим, тихонечко мне сказала, чтобы на ор Букина не реагировала, он так на всех орет, кого любит. Бывает и похуже, если возражать начнут.
После обеда Василь Николаевич почти уж и не орал, а, закончив читать, стал хвалить и работу, и как написано.
Перед уходом еще и чаем напоили. Как раз пришел сын, Юра Букин, чуть моложе меня. Только защитился, женат. Тоже биохимик. Высокий, с благородно-красивым лицом, похожим на мать: «Отец, дай деньжонок!» Василь Николаевич поерзал, пожался. «Взрослый, и всё просит», пробурчал тихонько. Ксения Леонидовна вышла на кухню.
«И чего жмешься, ведь не в первый раз тебе давать Говорю, нужны», доказывал Юра. Конечно же, получил. Меня это поразило: как здорово, что у человека есть родители, которые вот так запросто выручат, подкинут деньжат.
Уже в прихожей Букин, пожимая руку мне, сказал: «Диссертацию печатайте на чистовик, а Томмэ своему передайте, что мне понравилась, и я буду оппонентом».
С утра понеслась в отдел. Поднялась на четвертый этаж довольно быстро. Сразу же отдала секретарше печатать исчерканную диссертацию начисто. Шефу сказала, как передал Букин, что всё отлично и будет оппонентом. Томмэ, радостный, чуть не подпрыгнул: «Представляете, сам Букин, это ж величина! С ним члены правительства консультируются. И готов приехать сюда?! Оппонировать аспирантке моей?! Ему же всё время некогда! На нём фактически вся наша витаминная промышленность держится. Его знает мир!» Словом, Томмэ восхищен был так, что с минуту носился колобком по своему кабинету. А потом вызвал через секретаршу Махаева (зама своего) и почему-то Крохину Веру Александровну.
«Объявляю официально: на вакантное место младшего сотрудника я беру Филипович», произнес торжественно. Махаев, остановившийся у дверей, пожал плечами, мол, он-то здесь причём. Крохина, пожевав губами, что-то мукнула. Томмэ тут же поблагодарил ее за поддержку, а когда вышли, сказал, что они своего какого-то парня пропихивали на это место: «Не могу понять, чем вы досадили Махаеву? Он говорил, что вы ужасная. А весь ужас оказался в том, что как-то кинули пальто на химический стол. А надо же на вешалку! И больше никаких доводов!»
Я пообещала шефу никогда в жизни ничего не швырять на рабочий химический стол. «Я так и сказал ему: пальто Филипович будет висеть, где и ваше, на вешалке в нашем отделе».
Уже не свободный аспирант, а зависимый младший научный сотрудник
И вот я уже не аспирант (до конца срока оставалось еще два месяца), а младший научный сотрудник отдела кормления. Больше всех доволен Рядчиков. Через неделю он хочет начать большой опыт на белых крысах по «имбалансу» (Виктор не захотел переделывать это слово на русский лад). Фактически опыт он поручил вести мне, т. к. меня Томмэ дает ему. Сам шеф меня поздравил с началом работы и посоветовал скорее писать реферат. Хорошо надо написать. Потом доклад Начать это немедленно и сделать поскорее, а то задергают.
И верно, Виктор в восторге, что я у него: со мною он горы своротит! Большой опыт на крысах запланировал. А пока он убеждает жаднющего ВИЖевского бухгалтера и готовит нужные гарантийные письма, я пишу автореферат. Шеф подгоняет: «Не расхолаживайся!» А Виктор своё: надо готовить опыт на крысах с имбалансом и аж на шестнадцати группах. Моя забота поскорее крысят достать и привезти. Рядчиков посылает в питомник на Столбовую. Однако там крыс, тех, что нужны нам, не выращивают, зато заведующая виварием оказалась знакомой из Тимирязевки, на курс старше меня. Угощала своей картошкой и чудесными огурчиками малосольными. Рассказывала про достопримечательности Столбовой: психушку, что находится неподалеку от их вивария, знают и за границей. «Чужие голоса» передают, что свозят сюда неугодных интеллигентов, мол, крыша у них поехала. А сейчас «отдыхает» здесь сын Есенина, математик
Сын Есенина? В психушке?!
Так ужасно, что даже не верится.
А за крысами надо ехать в Химки. Однако вечером почувствовала боль в горле и температуру намерила.
«Раз больная к врачу иди. Ты уже не аспирантка», сказал Рядчиков. Расстроен тем, что срывается опыт. Он собирался до конца года и закончить его. А я получила бюллетень и, стало быть, возможность спокойно закончить автореферат.
Через неделю все же еду в Химки отбирать крыс для опыта. На душе радостно, потому что реферат свой, законченный, вчера отдала Томмэ.
И снова приятный сюрприз: крысята (их нам с Рядчиковым надо штук триста) будут готовы к отъему только через неделю-две. Значит, пока могу шуровать свои аспирантские дела.
С рефератом, уже готовым, столько еще мотаний и самое главное цензура. Там держат неделю-две. Иногда сразу же делают. Вот бы!
В отделе только появляюсь. А за моим столиком сидит югослав Милош Косанович. Он в городе Нови-Сад в институте животноводства руководит лабораторией, а здесь по обмену опытом в командировке. Дядька уже пожилой, лет за сорок, высокий, стройный, с добрым и умным взглядом карих глаз под густыми бровями. Как только я захожу в свой кабинет, где за новыми двухтумбовыми столами восседают Девяткин и Венедиктов и где также и мой столик поставлен, он, серб Косанович, вскакивает, уступая мне мое место. А я всё стараюсь его уверить, что вообще не сижу, а только забегаю на минутку, чтобы взять кое-что из бумаг. На самом деле полно еще у меня работы за столом: доклад, таблицы Однако оставить без рабочего стола гостя серба не в моих правилах. Поэтому перебиваюсь, переходя с одного места на другое, и чаще всего располагаюсь со своими бумагами у витаминщиков. Там почти всегда свободны два стола, и сотрудник лаборатории Надя Крускина меня пускает.
Наши с Рядчиковым опыты на растущих крысах
Нужных для опыта крысят я отобрала в Химкинском питомнике, и на следующее утро мы с Виктором уже едем в виварий Мясомолочного института в Москве начинать его опыт по «имбалансу».
В виварии уже подготовлено все для начала опыта. На шестнадцати группах пойдет. Ждем машину с крысятами. А пока Виктор анекдоты рассказывает: «К врачу пришла старуха лет пятидесяти. Жалуется: ой, там болит, тут болит. Раздевайтесь, говорит врач, и ложитесь, показывает за ширму, где кушетка стоит. Старушенция разделась и голёшенька томным голосом доктора подзывает: ну иди же, ба-аловень!» Виктор мастер анекдоты рассказывать. Хохочем оба