Алекс Гейст являлся садовником и по совместительству разнорабочим. Очень сильный физически, он при необходимости выполнял по дому мелкий ремонт и тяжёлые работы, вроде разгрузки угля, который использовался для обогрева и топки печей, и т. п. Гейст был убит топором в той же манере, что Дитхардт и Киль ему нанесли большое количество ударов по голове сзади, примерно 56 или больше, что привело к открытой черепно-мозговой травме. Также имелся длинный ножевой порез в основании шеи. Нападение, по-видимому, явилось для Гейста неожиданным и он не предпринял никаких мер самозащиты.
Его помощник Руди Дарр, в отличие от садовника, не успел даже переоблачиться в рабочую одежду. По-видимому, Руди убили сразу при появлении возле дома. Ему было нанесено не менее дюжины ударов топором как лезвием, там и обухом причём часть ударов пришлась на плечи, чего не отмечалось при убийствах других людей, найденных на первом этаже. Ожесточение, с которым рубили Руди Дарра, заставляло подозревать, что убийца опасался этого молодого и рослого мужчину более остальных. Из четверых убитых, тела которых оказались сложены в кабинете Ангерштейна, садовник и его ученик были самыми рослыми и сильным. Тем не менее, они подобно остальным жертвам, оказались застигнуты врасплох и не оказали убийце сопротивления.
Дом, явившийся местом массового убийства, сильно выгорел от пожара и впоследствии был снесён.
На полу в углу кабинета был найден заряженный револьвер, принадлежавший, как стало ясно позднее, Фрицу Ангерштейну. Другой револьвер хозяина дома оказался найден под лестницей, ведущей в подвал. Из пистолетов не стреляли, гильз или пулевых отверстий на месте преступления найдено не было.
Уже при первоначальном осмотре тел на месте их обнаружения судмедэксперты обратили внимание на то, что трупы Дитхардта и Киля имели намного более выраженное трупное окоченение, нежели тела двух других жертв Алекса Гейста и Руди Дарра.
Трупное окоченение начинает развиваться с жевательной мускулатуры, приводящей в движение челюсти, примерно через 2 часа после наступления смерти и опускается сверху вниз, т.е. от головы к икрам. Примерно через 12 часов с момента смерти тело оказывается сковано окоченением полностью. Снятие трупного окоченения начинается примерно через 23 суток и происходит в обратном порядке, т.е. те части тела, которые оказались скованы последними, обретают подвижность первыми (надо оговориться, что так следует из т.н. теории Нистена, которая признаётся не всеми судебными медиками). На скорость развития и степень выраженности трупного окоченения влияют различные факторы: температура окружающей среды (в тёплом помещении процесс растягивается), тип сложения умершего (у лиц атлетического сложения трупное окоченение более выражено) и т. п. Наличие в теле некоторых ядов (т.н. деструктивных) способно заметно исказить классическую картину развития трупного окоченения, что может служить своеобразным индикатором отравления. Причина трупного окоченения не вполне ясна до сих пор, на сей счёт существует несколько гипотез (как-то: патологические импульсы умирающей нервной системы, свёртывание мышечного белка под воздействием молочной кислоты и пр.). Но независимо от природы этого явления, степень выраженности трупного окоченения и его распространение по группам мышц, несут важную с точки зрения судебной медицины информацию. Каким бы ни был пол и возраст умершего, развитие процесса окоченения и его последующее снятие развиваются одинаково, что позволяет судебным медикам довольно точно судить о времени наступления смерти.
То, что тела Дитхардта и Киля находились в состоянии полного окоченения, свидетельствовало о наступлении смерти за 12 и более часов до момента их осмотра судебными медиками. Поскольку осмотр проводился примерно в 21 час, получалось, что потерпевшие были убиты ранее 9 часов утра. Как быстро выяснили сыщики, оба канцелярских работника покинули дома, в которых проживали, в своё обычное время, рано утром. В доме Ангерштейна они должны были появиться в интервале от 7 до 7:30. А сие означало, что оба были убиты сразу или почти сразу по прибытии на рабочие места.
А вот с садовником и его помощником картина выглядела иначе. Судя по степени трупного окоченения Гейста и Дарра, они были убиты гораздо позже за 68 часов до осмотра судебными медиками. Это передвигало время наступления их смерти к полудню и даже послеобеденным часам. Если грабители вломились в дом ранним утром и сразу же убили секретаря и бухгалтера, то почему они продолжали оставаться на месте преступления ещё долгие часы, рискуя привлечь к себе внимание? Ведь 1 декабря являлся рабочим днём, в контору могли явиться самые разные люди: рабочие каменоломни и цементного завода, которыми управлял Ангерштейн, почтальоны, курьеры и пр. Наконец, посторонних людей могли заметить соседи. Таинственные грабители сильно рисковали уже тем, что не открыли ставни на окнах первого этажа, т.е. там, где находились помещения конторы. Для рабочего дня подобное выглядело весьма подозрительно, удивительно даже, что никто из окрестных жителей не обратил на эту деталь внимания. Попадись среди соседей или проезжавших мимо жителей Хайгера какой-нибудь особо бдительный гражданин с хорошим зрением и эта небрежность могла выйти грабителям боком.
В свете первичных выводов судмедэкспертов получалось, что грабители помимо серьёзной ошибки, связанной с не открытием ставен, допустили и другую, более важную они надолго остались на месте преступления.
Кабинет в котором находились тела убитых, сильно выгорел, однако, отнюдь не полностью. Как впоследствии выяснили пожарные эксперты, изучавшие состояние здания, первоначально разгоревшийся огонь практически затух из-за отсутствия притока воздуха. А притоку воздуха помешали закрытые ставни на окнах и плотно притворённая дверь. Поэтому после первоначального яркого пламени, уничтожившего легко воспламенявшиеся предметы (бумаги на столе, мебельная обивка, тюль и шторы на окнах), интенсивность горения понизилась, огонь притух и дал сильную копоть. Это позволило сделать криминалистам очень интересное открытие: на полу остались следы крови, появившиеся в силу волочения трупов. Тела Дитхардта и Киля перетащили волоком в кабинет Ангерштейна из приёмного зала, где оба служащих и были убиты. Для чего это было проделано, понять не представлялось возможным. Можно было только догадываться, что же хотели скрыть нападавшие, занимаясь подобными перемещениями мёртвых тел
Приёмный зал также был повреждён огнём, но в значительно меньшей степени, нежели кабинет Ангернштейна. Очевидно было, что очагом возгорания являлся именно кабинет.
Остальные комнаты первого этажа пострадали от огня ещё меньше. При всём том, на первом этаже отчётливо ощущался запах бензина так бывает в том случае, если более-менее заметные количества топлива не сгорят. Очевидно было, что пожар на первом этаже толком не разгорелся, хотя поначалу не совсем было ясно что же именно помешало огню.
Последующий тщательный осмотр помещений всё разъяснил. Оказалось, что трубы водной разводки в уборной были размонтированы и при повороте вентилей вода с сильным напором начинала заливать пол. Именно обильное поступление воды и способствовало тому, что огонь на первом этаже причинил повреждения сравнительно незначительные, во всяком случае, его воздействие оказалось куда менее разрушительным, нежели на втором этаже и чердаке.
Однако, данное обстоятельство рождало новые вопросы: кто и когда размонтировал трубы? с какой целью это было проделано? поскольку соединения труб нельзя было разобрать голыми руками, а слесарного инструмента в помещении уборной не оказалось, то куда же исчез инструмент, использованный для этой работы?
Дальнейший осмотр дома привёл к обнаружению новых трупов. Второй этаж, как было сказано, использовался в качестве жилого. Там находились, выражаясь современным языком, три квартиры. Самую большую из них из трёх жилых комнат и совмещенной с ванной уборной, занимала чета Ангерштейнов (Фриц и его жена Кетэ). Две других, поменьше, отводились Катарине и Элле Барт, матери и младшей сестре Кетэ. Эти квартиры представляли из себя спальни с отдельными ванными комнатами и уборными. Также на этаже находилась кухня. Приготовленную там пищу подавали в гостиную в квартире Ангерштейнов, где обычно по вечерам собирались родственники.
Комнаты второго этажа выгорели гораздо сильнее, чем первого. Этому способствовали объективные причины как обилие мягкой мебели, так и отсутствие на окнах ставен. Последнее привело к свободному поступлению уличного воздуха после того, как в части окон лопнули от жара стёкла. Данное обстоятельство эффективно поддержало горение. Пожарные, опасаясь падения потолочных перекрытий, обрушили часть стропил и чердачного настила, поэтому после окончания тушения пожара из квартиры Ангерштейнов можно было видеть ночное небо.
В спальне четы Ангерштейн под грудой мусора и углей была найдена Кетэ, жена Фрица, точнее, её сильно обгоревшие останки. От кровати, в которой находилось тело, мало что осталось, однако часть постельного белья и матраса, оказавшиеся под телом, от огня почти не пострадали. Они оказались сплошь пропитаны кровью, так что факт жестокого убийства сомнений не вызвал. Тело Кетэ, как было сказано, сильно обгорело, но его исследование судебными медиками принесло некоторый результат. Удалось установить, что для убийства женщины был использован нож (в отличие от топора, которым были убиты мужчины этажом ниже). Кетэ получила по меньшей мере 18 ножевых ранений и это только то, что смогли обнаружить эксперты. Данная деталь не оставляла сомнений в чрезвычайной ярости нападавшего.
В комнате по другую сторону от лестницы, которую занимала Катарина Барт, был найден её труп, также подвергшийся значительному разрушению огнём. Катарина, крупная и крепкая 61-летняя женщина, оказалась зарублена сильными ударами топора, подобными тем, что имелись на телах мужчин, найденых на первом этаже. Как показал последующий судебно-медицинский осмотр, раны располагались как на передней стороне торса Катарины, так и на задней, а кроме того, на голове. Женщина явно пыталась закрыться от нападавшего два удара пришлись в область левого плеча со стороны спины и ещё один между лопаток. Возможно, жертва пыталась убежать или опустилась перед преступником на колени, наклонив голову. Катарина Барт явилась первой жертвой, про которую можно было уверенно сказать, что она видела нападавшего.
В другой комнате, точнее, небольшой квартирке, занимаемой Эллой Барт, оказался найден труп последней. Тело находилось в ванной комнате и не пострадало от огня. Этот угол здания в силу некоей специфики распространения пламени, вообще остался практически не тронут пламенем. Картина убийства Эллы Барт резко отличалась от того, что криминалисты, судебные медики и детективы видели в других местах. 18-летняя девушка оказалась облачена в тёплый халат, поясок которого остался затянут. Эта деталь свидетельствовала о том, что убийца не пытался обнажить жертву и посягательство его не носило сексуального характера. Тело было аккуратно уложено на пол между ванной и стеной, а кроме того, сверху его прикрыли двумя полотенцами. Не вызывало сомнений то, что ванная комната явилась местом убийства на это явственно указывали сохранившиеся на кафельном полу обильные потёки крови. Но явная упорядоченность места убийства сбивала с толку. Убийца кто бы он ни был! проявил к своей жертве странное сострадание и уважение, разумеется, в том смысле, в каком о «сострадании» и «уважении к трупу» можно говорить применительно к такого рода бесчеловечному преступлению.
Элла Барт была убита очень «экономно» с точки зрения трудозатрат убийцы. Ей было нанесено всего три удара топором в голову, прямо в лоб. Удары наносились с большой силой, лезвие каждый раз пробивало лобные кости (самые толстые кости человеческого скелета!) и глубоко входило в мозговое вещество. Первый же удар не оставил Элле шансов на спасение, она умерла в течение нескольких минут с момента начала нападения. Судебно-медицинская экспертиза показала, что девушка не подвергалась сексуальному насилию, однако не являлась девушкой в строгом медицинском понимании этого термина. Специалисты сошлись во мнении, что девушка жила половой жизнью, хотя нельзя было исключать того, что партнёром Эллы являлся вовсе не живой человек, а сексуальная игрушка. Таковые были найдены в её вещах и более того, сделанные с них смывы показали, что они использовались по прямому назначению. Такого рода детали могут показаться кому-то излишними, но это только на первый взгляд, на самом же деле наличие у Эллы любовника могло бы многое прояснить в подоплёке случившегося в доме Ангерштейна.
Однако, судмедэкспертиза хотя и сделала важное в этом отношении открытие, ясности в данный вопрос не только не внесла, а скорее даже, запутала картину. И даже сейчас, спустя почти столетие со времени описываемых событий, в этом вопросе нет никакой ясности.
Выше второго этажа находилась квартира горничной и по совместительству поварихи Минны Штоль (Minna Stoll). Это был не полноценный этаж во всю длину дома, а своеобразная мансарда, встроенная в чердак (классическая мансарда предполагает наличие наклонных окон, прорезанных в скатах крыши, в данном случае же ничего подобного сделано не было. Поэтому и употреблен эпитет «своеобразная». ). Сама квартира представляла собою две комнаты спальню и уборную, перед которыми находилась крохотная лестничная площадка. В процессе пожара весь этот объём здания под крышей выгорел полностью и обрушился вниз, частично, как под собственным весом, так и потому, что его разрушили пожарные. Какие предметы обстановки и где именно находилось до трагических событий, не представлялось возможным определить. Уцелели лишь отдельные фрагменты несгораемых вещей, вроде деталей металлической кровати, чугунного унитаза, небольшой фаянсовой раковины и пр. Все эти несгоревшие предметы были хаотично завалены грудой обгоревших конструкций крыши и кровли.
В толще этого мусора оказалось найдено тело Минны Штоль, вернее, те жалкие останки, которые являлись им прежде. Эта жертва пострадала от огня более других. Конечности от локтей и колен вниз практически исчезли, сильно был разрушен череп. Повреждения костей черепа были таковы, что трудно было однозначно определить их природу, нельзя было исключить того, что на голову мертвой женщине падали массивные элементы кровли. На спине судмедэксперты обнаружили следы по меньшей мере двух ударов топором, но мало кто сомневался в том, что повреждений было гораздо более, только состояние трупа не позволило их выявить.
Чтобы закончить описание места преступления, упомянем о ещё некоторых деталях, представляющих несомненный интерес.