В порядке исключения отдельным сотрудникам аппарата Гёббельса, сотрудникам разведки и аналитических служб генерального штаба для выполнения ими служебных обязанностей, выдавались специальные разрешения на прослушивание иностранных радиопередач. Ни генералы вермахта, ни высшие чины СС, ни партийные руководители, ни даже министры гитлеровского правительства не имели таких разрешений. В начале 1942 года Гёббельс, отказывая в выдаче таких разрешений четырём министрам, раздражённо отметил: «Удивлён, что так много высших чиновников пытаются доказать мне, что их дальнейшая работа остановится, если им тотчас не выдадут разрешения на прослушивание иностранных радиопередач».
К концу 1942 года, когда для многих немцев победа вермахта на восточном фронте уже не казалось такой очевидной, нелегальное прослушивание вражеских радио передач достигло огромных масштабов. Тысячи немцев за прослушивание английских и советских передач на немецком языке были осуждены и отправлены в концлагеря и тюрьмы.
Гёббельс прекрасно понимал, что запретить продажу иностранных газет и журналов не представляло большого труда, но запретить распространение радиоволн на территории Рейха никто не в силах. По личной инициативе рейхсминистра пропаганды, ещё до начала войны, нацисты запланировали производство приёмников с фиксированной настройкой на частоты государственных немецких радиостанций, в качестве гарантии от прослушивания их владельцами иностранных радиопередач. Контроль за реализацией этого проекта Гитлер возложил лично на Йозефа Гёббельса. Но, по-видимому, у министра пропаганды Рейха так и не дошли руки до этого проекта.
Глушить вражеские радиопередачи нацисты не могли по техническим причинам, т. к. при несовершенстве немецкой радиотехники того времени значительно ухудшился бы приём передач собственных пропагандистских радиостанций при увеличении мощности передатчика происходило одновременное увеличение неизбирательности полосы глушения.
Из мемуаров Карла Альбрехта и Хайнриха Курца всему миру стали известны подробности, как была устроена гитлеровская машина радиопропаганды. Как заранее, ещё до начала войны стали подбирать людей, обладавших знанием языков и сведениями о странах, которые намеревались захватить нацисты Польше, Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии, Украины и России. Большая часть этих людей состояла из бывших граждан стран, намеченных к оккупации. Их полностью изолировали в здании на Викторияштрассе 10 без всякой связи с внешним миром. Охрану здания внутри и снаружи осуществляло гестапо. Было запрещено даже общение с близкими, разрешалось в ограниченном виде обмениваться с ними сообщениями в письмах, которые в обязательном порядке просматривались гестаповцами.
Не каждый секретный военный объект охранялся в Германии так же, как отделы радиопропаганды, так высоко оценивали важность их работы нацистские руководители.
Радиопропагандисты не собирали информацию, не обрабатывали ее, не анализировали и тем более не проверяли на достоверность. Директивы и основные тезисы присылались напрямую из Министерства пропаганды и народного образования, а работники отделов лишь сочиняли тексты новостей и радиоочерков, либо полностью выдумывая события, либо додумывая подробности к реальным фактам, изрядно приправляя их собственной ложью для большего устрашения слушателя или большей убедительности.
Радиотрансляции начинались с официальных сообщений правительства и военного командования, после чего следовали речи Розенберга и Гёббельса. Обращения Розенберга были больше теоретическими, а Гёббельс предпочитал оформлять свои речи, содержащие прямые призывы к действиям, эмоциональными эпитетами. Министр пропаганды убеждал слушателей в том, что враги поджидали удобного момента для нападения на Германию, но прозорливый Гитлер упредил их удар. Рейхсминистр пропаганды постоянно требовал от немцев жертв во имя будущего Германии, называл немецкую нацию великой и непобедимой, не забывая восторгаться «гениальностью» великого народного вождя и полководца Адольфа Гитлера.
Особое значение Гёббельс придавал выступлениям радиопропагандиста Ганса Фриче, который с 1942 года стал главным комментатором событий в Германии и за рубежом. На самом деле Фриче был в большей степени контрпропагандистом, что было востребовано во время войны, когда пропаганда противника на население Германии стало настолько мощной, что этот факт уже не могли игнорировать нацисты. Основной задачей Фриче было скомпрометировать вражескую пропаганду раньше, чем новости и комментарии от противника успеют услышать немецкие радиослушатели.
Новинкой для пропагандистов «старой школы», которые ранее в своих репортажах и выпусках новостей никогда не ссылались на новостные сообщения противника и комментарии событий, стала новая методика Фриче по воздействию на радиослушателей. Эта методика заключалась в цитировании настоящих сообщений радио и прессы противника, перемешивании их с выдуманными фактами. Комментируя сообщения вражеских радиостанций, искажённых до неузнаваемости и перемешанных с откровенной ложью, Фриче ссылался уже на другие вымышленные события. Получалась такая каша в подаваемом комментатором материале, что разобраться, где правда, а где вымысел в этой сумасшедшей смеси, состоящей из реальных фактов и выдумки, уже было не под силу обычному обывателю.
Фриче связывал новости, передаваемые противником на немецкую территорию, непосредственно с политикой правительства врага, с конкретными государственными деятелями противника. Этим он добивался эмоционального отторжения высказываемых противником аргументов и создавал у своих слушателей впечатление манипулирования их мнением в угоду «плутократам и либералам».
По сути, программы Фриче сводились к «спорам» с пропагандой противника, будто комментатор разоблачает вражескую пропаганду «железными» аргументами, оперируя при этом «настоящими» фактами, опровергающими сообщения противника.
Радиопропагандист все свои передачи вёл так, чтобы у каждого немца возникало чувство, что это не Фриче навязывает своё мнение слушателям, а у самого слушателя возникают собственные мысли, что это он самостоятельно принимает участие в разоблачении чудовищной лжи британских и американских пропагандистов.
Слушатели передач Фриче были уверены в том, что они сами хорошо разбираются в том, о чём говорят радиостанции BBC, пишет американская и британская пресса и что конкретно скрывают они своей грубой ложью.
Адвокат Фриче на Нюрнбергском процессе так охарактеризовал методику оболванивания радиослушателей: « мой подзащитный не призывал напрямую ни к чему, а лишь создавал у слушателя иллюзию, что сообщения противника приходят к нему из первых рук».
Подчинённые Гёббельса понимали, что между пропагандой, направленной на свой народ, и пропагандой для других народов, существует большая разница. Для того же, чтобы эффективно воздействовать на чужой народ, необходимо знать особенности национального характера, историю и культуру этого народа. Цели и задачи двух видов пропаганды так же разные.
В структуре Министерства пропаганды и народного просвещения были созданы целые отделы, ответственные за пропаганду на оккупированных территориях.
Сразу после начала войны начались передачи на польском языке, а после 22 июня 1941 года радиопередачи на шести языках эстонском, литовском, латышском, белорусском, украинском и русском.
Радиостанции на оккупированной территории СССР, кроме обычных передач, транслировали также на радиочастотах советских самолётов и танков пропаганду для их экипажей. В августе 1941 года призывы сдаваться в плен стали озвучиваться советскими военнопленными, прикомандированными к редакциям радиостанций.
Сотрудники Гёббельса были очень изобретательны. Они создали две вымышленные тайные радиостанции, вещавшие на русском языке. Одна передавала пропаганду с монархистским уклоном и религиозные православные радиопрограммы, рассчитанные на русских эмигрантов первой волны, бежавшие из Советской России в 19171920 годах. Вторая распространяла коммунистическую пропаганду под девизом «с Лениным против Сталина», обращаясь к старым советским ленинцам, видевшим в сталинизме чудовищное искажение истинного марксизма. Обе станции слушали и обсуждали по обе стороны фронта, они оказывали определённое воздействие на тысячи людей.
Некоторые тезисы из марксистской антисталинской пропаганды послужили основой идеологии подпольных организаций в 1950-х и 1960-х годах в Советском Союзе. Наслушавшиеся в годы войны гёббельсовской пропаганды, наивные мечтатели о «большевизме с человеческим лицом» создавали различные тайные организации «истинных ленинцев», не понимая, что сталинизм органично вытекает из ленинского большевизма и ничем, кроме сталинизма, не может закончится. Рано или поздно всё должно было закончиться кровавой диктатурой нового класса большевистской партийной бюрократии, со свойственной такого типа диктатуре сверхэксплуатацией населения, концлагерями и массовым уничтожением миллионов несогласных.
Сам факт существования таких организаций говорит об эффективности пропаганды нацистов среди части советской интеллигенции, заражённой утопическими коммунистическими идеями.
Работу этих «ленинских» нацистских радиостанций в подробностях описал в своих послевоенных мемуарах Карл Иванович Альбрехт (настоящее имя Карл Маттеус Лёв), бывший советский высокопоставленный функционер, ставший нацистским писателем и пропагандистом.
Вторым по значимости методом манипулирования общественным сознанием было печатное слово.
Все оппозиционные нацистскому режиму издания были запрещены сразу после прихода нацистов к власти. Закон о прессе, принятый 4 октября 1933 года, запустил массовую идеологическую чистку в профессиональной журналистской среде, проводимую руководителями редакций под жёстким контролем партийного аппарата NSDAP.
После идеологической чистки последовала расовая. Из газет изгонялись журналисты и редакторы еврейского происхождения, а оставшиеся обязаны были доказать, что они не состоят в браке с евреями.
Власти провели масштабную экспроприацию газет, журналов и литературных издательств, принадлежавших евреям. Владельцев принуждали продавать свои издания, запретив выпускать печатную продукцию, пока издания не становились банкротами. Так из рук евреев в руки немецких издателей перешли десятки многотиражных газет и крупных издательств, например, такие как «Издательский дом Улльштейна» (Ullstein Verlag), «Газета Фосса» (Vossische Zeitung). «Берлинская ежедневная газета» (Berliner Tageblatt).
Кроме официального нацистского партийного печатного органа газеты «Народный обозреватель» (Völkischer Beobachter), которую возглавлял главный теоретик национал-социализма Альфред Розенберг, в стране выходило множество различных местных нацистских изданий, освещавших деятельность партийных организаций городов и районов страны.
Практически все центральные немецкие газеты, даже не являющиеся официальными государственными или партийными изданиями, были вынуждены помещать на своих страницах антисемитские карикатуры на евреев, зарубежных политиков и дипломатов, глав государств. Тексты изданий жёстко контролировались государственной цензурой.
Наиболее популярным и самым одиозным расистским изданием в Германии был формально независимый от нацистской партии и гитлеровского правительства еженедельник «Штурмовик», который начал выходить ещё в Веймарской республике в 1923 году. В нём печатались статьи, возбуждающие ненависть к евреям, либералам, коммунистам, католикам и противникам нацизма. Лозунгом этого насквозь лживого пропагандистского боевого чтива для малообразованного населения был подзаголовок «Еженедельная газета о борьбе за правду» (Wochenblatt zum Kampfe um die Wahrheit).
Основное наполнение еженедельника «Штурмовик» составляли выдуманные истории о ритуальных убийствах, совершаемых религиозными евреями, конспирологическая чушь о «всемирном заговоре международного еврейства» и о «еврейско-большевистском заговоре». Газеты поощряла доносы граждан в гестапо о порицаемых в немецком обществе связях немцев и евреев, о межрасовых сексуальных контактах и пр..
«Штурмовик» был настолько омерзителен, что против него выступал благовоспитанный доктор филологии Йозеф Гёббельс. Рейхсминистр пропаганды называл газету «отвратительной газетёнкой для слабоумных», а её издателя Юлиуса Штрейхера охарактеризовал как «грязного шантажиста, извращенца, садиста-порнографа, редакционная политика которого не что иное, как сумма его преступных наклонностей». Следует заметить, что в газете для привлечения публики часто печатали материалы откровенно порнографического характера.
Закрыть газету и вообще как-то влиять на её содержание запретил рейхсминистру пропаганды лично Гитлер. Фюрер считал, что только такая тупая и отвратительная пропаганда может воздействовать на необразованную часть населения через самые отвратительные побуждения, через сексуальные извращения, через самые омерзительные стороны личности. «Миллионам безмозглых извращённых фанатиков Штурмовик нравится, а если вы хотите в стране побольше национал-социализма, то вы просто обязаны полюбить Штрейхера и его газету» говорил Гитлер министру пропаганды Йозефу Гёббельсу.
Нацистская партия всегда дистанцировалась от «Штурмовика», газета оставалась частным изданием, а её владелец Юлиус Штрейхер стал обладателем многомиллионного состояния.
В Рейхе до самого его краха оставались газеты, которые считались формально независимыми. В этих газетах существовала самоцензура, когда журналисты знали, о чём можно писать, а о чём лучше воздержаться. Якобы свободная немецкая пресса бодро пела в унисон в одном и том же хоре с официальными нацистскими изданиями. Разницы между частными и государственными изданиями фактически не существовало.
Как и другие тоталитарные режимы XX века, гитлеровский также был заинтересован в том, чтобы в глазах мирового общественного мнения выглядеть в наиболее выгодном свете, для чего в стране существовала одна действительно независимая газета, сильно ограниченная требованиями государственной цензуры, но всё-таки имевшая право на собственное мнение. Гёббельс, в качестве такой «витрины свободомыслия», выбрал широко известную за рубежом «Франкфуртскую газету» (Frankfurter AZeitung). Однако весь персонал еврейского происхождения был из газеты уволен.