Вряд ли о каком-то серьезном влиянии Гагарина на живопись Лермонтова можно предполагать при таком кратковременном их знакомстве. Остается лишь добавить, что традиционное освещение вопроса о совместных работах Лермонтова с Гагариным ошибочно. Подтверждением подобного мнения служит и тот факт, что большая часть рисунков, акварелей и картин маслом исполнена Лермонтовым до его знакомства с Гагариным. А в период их знакомства интерес поэта к занятиям живописью как раз слабеет; об этом красноречиво свидетельствует небольшое число живописных работ поэта этого времени, дошедших до нас: около 20 рисунков и всего одна акварель.
Н. Белявский пытался объяснить их творческое содружество еще и тем, что-де Гагарин не умел изображать движение. «При всех достоинствах рисунки Гагарина, пишет он, обычно статичны: лошади и люди в движении ему, как правило, не удаются. В то же время Лермонтов, с юных лет работавший над изображениями всадников горцев и кавалеристов в самых различных ракурсах, обладал уменьем быстро схватывать и передавать движение. И вот все совместные работы Гагарина и Лермонтова обязательно включают как раз момент сильного движения, в то время как пейзаж и портреты, в которых Гагарин чувствовал себя гораздо сильнее, всегда писались порознь».
Для полноты картины выдвигаемых убеждений следует провести более детальный сравнительный анализ акварельной картины Г. Гагарина «Эпизод сражения при Валерике» и карандашного рисунка М. Ю. Лермонтова «Сражение при Валерике».
Акварель Гагарина изображает рукопашную схватку между русскими регулярными войсками и горцами-ополченцами. На переднем плане, около срубленного дерева, и в глубине лежат убитые горцы. В центре несколько горцев отражают штыковую атаку русских. Некоторые чеченцы застыли в ужасе, от растерянности они лишь отгораживаются руками от солдатских штыков. В правом нижнем углу картины изображены безоглядно бегущие от солдат чеченцы. На заднем плане очертания гор. Вот тут хотелось бы еще раз обратить особое внимание на задний план картины, и очертания гор. Как уже было замечено, мы наблюдаем на картине Гагарина гору Бештау, что в более 400 км от Чечни. Если называть вещи своими именами, то это не что иное, как введение в заблуждение доверчивого российского обывателя. Если же вдадимся в содержание и идею картины, то и в этой плоскости появляется ряд противоречий картины Гагарина с идеей рисунка Лермонтова.
Цель Гагарина вытекает из его кавказского путешествия, думается, не одного творчества ради. Зачем и в те затянутые тайнами года, и в наши дни «искатели чинов» устремляются к «горячим точкам»? Гагарину при его сугубо «мирной миссии» довольно сложно было бы показывать геройство в рукопашной схватке с горцами. Но, показать царю-батюшке, каковы есть его доблестные русские воины, с такой легкостью протыкающие штыками диких горцев, которые от растерянности отстраняются руками от солдатских штыков, тоже немалого стоит, скажем, как средство для индивидуальной карьеры. И все это несмотря на тот факт, что Гагарин позднее карандашом приписал, что акварель его. Что и воспринимается исследователями, что Гагарин лишь раскрасил картину.
Если же судить о кавказском творчестве Лермонтова, в частности о стихотворении «Я к Вам пишу: случайно, право» и карандашном рисунке «Сражение при Валерике», то мы видим великого поэта в другом ракурсе он возвышается над самой идеей войны. Голос поэта противостоит бесчеловечности всего происходящего на его глазахдействия. В карандашном рисунке М. Лермонтова нет ни побежденных, ни победителей в войне не может быть победителей, это столь же естественно и просто, как и гениально! Вот в чем величие таланта! Лермонтов не мог не знать и обычая горцев: выносить с поля боя погибших соплеменников, рискуя своей жизнью. Именно этот обычай центральная тема и идея рисунка поэта. Ему нет нужды создавать фигуры жалких, перепуганных горцев, как у Гагарина. У Гагарина другая цель, его картина имеет другую идею выслужиться и попытаться поставить свое имя рядом с именем великого поэта. Художник, в конце-то концов, получает вот таким «мирным путем» чин генерала, и это тоже факт. Онлишь поучаствовал, для полноты картины, в нескольких особо неопасных для его собственной персоны разбойничьих и грабительских набегах на мирные деревни чеченцев вместе с солдатами. В его картине «Эпизод сражения при Валерике», даже в заимствованном у Лермонтова, центральном эпизоде характерные фигуры резко отличаются от лермонтовских. Так, например, мертвый горец на картине и тот выглядит перепуганным до смерти: руки его висят словно веревки, лицо перекошено от испуга. Двое горцев, выносящие погибшего товарища, сами мало чем отличаются от мертвеца жалкие творения кисти Гагарина.
В рисунке Лермонтова, без особого труда угадываются во всем облике погибшего характерные линии и очертания орла. Руки вытянуты и чуть изогнуты, словно расправленные крылья, кулаки сжаты, нос с горбинкой и остро выступающая бородка, напряженно опрокинутая и вытянутая голова, во всемугадывается профиль головы орла с острым клювом. Погибший в бою чеченец у Лермонтова, даже будучи мертвым, продолжает борьбу и остается воином, не ведающим страха. По многочисленным свидетельствам очевидцев того времени, в том числе и знаменитого медика Пирогова, эти люди с детства морально воспитывались не ведать боли и страха, «по-спартански». У Гагарина не было цели знать это. При внимательном чтении чернового варианта стихотворения М. Лермонтова «Я к Вам пишу: случайно, право» основательно убеждаешься в том, что Лермонтов не мог даже предположить идею картины Гагарина. Не видно гагаринской растерянности и на лице горца, выносящего из боя погибшего товарища. Фигура горца, подхватывающего погибшего в бою сородича, тоже изображена у Гагарина очень жалкой, и кроме того, он делает шаг с правой ноги, когда у Лермонтова горец ступает с левой ноги. Мелочь, но вся работа художника состоит из таких деталей, и вряд ли Гагариндопустил бы такую грубую неточность, если бы срисовывал центральную экспозицию своей картины с рисунка Лермонтова. И этот пример свидетельство тому, что Гагарин фактически лишь по памяти использовал рисунок великого поэта. Еще труднее допустить, чтобы сам Лермонтов настолько неточно и превратно изложил свой же рисунок в, так называемой, совместной картине с Гагариным. Дилетант от живописи Гагарин упустил еще одну немаловажную деталь, пытаясь использовать идею Лермонтова, и увлеченный своей картиной-фантазией. У Лермонтова не двое горцев выносят тело убитого товарища из боя, а лишь один, и ему не нужна ничья помощь, чтобы унести товарища, если даже допустить, что такова его цель: он крупного телосложения и сил у него предостаточно для этого. Но чеченец всем своим существом все еще там, в пылу сражения, он внимательным, точным и хладнокровным взглядом изучает ход сражения. Глядя на него, невозможно не прочитатьход его мысли: он, вне всякого сомнения, уже выбрал позицию и ринется обратно в гущу боя, как только передаст тело погибшего товарища на попечение женщины или девушки! Именно так, при внимательном изучении конфигурации тела молодого «горца», подбегающего и подхватывающего тело убитого, мы без особых усилий ума и фантазии можем уловить формы женского тела. Лишь одно отличие она одета в мужской костюм. Весомым дополнением этому аргументу может служить, в том числе и размер ноги, подбегающего воина. В сравнении с вытянутой ногой воина мужчины, выносящего из боя своего товарища, стопа ноги девушки чуть ли не в два раза меньше. Если даже предположить, что этовсего лишь юноша, то и тогда мы должны исходить из факта, что и стопа подростка, и формы тела не имеют женской конфигурации иразмера. Вот тут самое время сразу же, не задаваться вопросом, а ответить, почему Лермонтов изобразил в своем рисунке девушку-горянку в мужском одеянии. Готовый ответ лежит в произведениях самого Лермонтова чем же девушка на рисунке уступает той же Заре из «Измаил-бея»? Не мог не знать великий поэт и творец, к тому же и тонкий знаток женской души, об активном участии девушек-чеченок в боях за свою родную землю. На поле сражениядевушки заряжали кремневые ружья отцов и братьев, помогали раненным бойцам и нередко с оружием в руках бились с врагом. Ярким примером тому служит Таймасха Гехинская, Айбика из Дади-Юрта и многие другие чеченские девушки. Таймасха Гехинская была знаменитым предводителем, возглавляла конное подразделение горцев во время Кавказской войны. Ее отряд попал в засаду, и взяли девушку в плен, когда она одна, после гибели всех ее бойцов, окруженная врагами, израненная в рукопашном бою, потеряла сознание от потери крови. Примеров участия чеченских девушке в сражениях было очень много в ходе всей Чеченской истории. Возможно, оттого, что чеченцы во все времена бились с врагом, превосходящим их числом и вооружением. Даже при Валерике, русских солдат было две тысячи пехоты и тысяча четыреста конницы, а чеченцев, по «Журналу военных действий» российских военных, было примерно «до шести тысяч». Вспомним строку из стихотворения Лермонтова « А почему вы не считали» (По преданиям чеченских стариков их было не более двух тысяч. И Лермонтов в черновом варианте своего стихотворения оговаривается « Из ружей вдруг из семисот, Осыпал нас огонь батальный», правда, он затем увеличил их количество в чистовом варианте своего произведения до семи тысяч. Спишем это на романтику и азарт его первого сражения). Но что могут сделать, будь их даже шесть тысяч, непрофессиональных бойцов-ополченцев, с «кинжалами на-голо» кидавшихся против картечи 14 пушек, гранат и цепей регулярной армии солдат с ружьями со штыками. Регулярных войск у чеченцев не было никогда. Следует добавить еще и то, что и в этом неравном бою чеченцы были верны себе и не нарушали кодекса горской чести: не разили врага острием кинжала и в спину не стреляли. Яркий пример тому, как чеченец, имея возможность убить одного из двоих, выстрелил не в Лермонтова, оказавшегося к нему спиной, а в его приятеля декабриста В.А Лихарева, который, кстати, захоронен тут же на левом берегу реки Валерик, вместе с остальными русскими солдатами, погибшими в этом бою.