Юр, я устала, очень, я и правда тогда вымоталась, тяжёлые пары и практика у папы на фирме отнимала много сил.
Нет? он расстроенно удивился. Но я же пришёл к тебе, тоже устал, ждал. Пойдем! и я шла, как овца на заклание.
Сейчас, через призму времени, легко было рассуждать, чтобы я сделала, как исправила бы свои поступки, действия, возможно, слова. Смогла ли я, та, отстоять своё право на мнение, на себя? Возможно, а может и нет. Только ничего нельзя изменить. И только развод, словно сияющая табличка со словом «выход», мигал в моём подсознании, как надежда на светлое будущее.
Уснула я в беспокойных лабиринтах памяти, снова пропуская через себя всё, что мне нужно было оставить позади.
***
В вечер пятницы Полонский ждал меня, как обычно, на парковке. Мне нужно было избегать его, как советовал мой адвокат, что я и делала изо дня в день, всю прошедшую неделю. Игнорировала. Молча проходила мимо, как сейчас.
Маш, привет, внутренне сжалась от дружелюбного мягкого голоса, давно забытого.
Я зачем-то остановилась и замерла спиной к нему. Боялась повернуться и попасть в омут этих холодных безразличных глаз. Боялась, что он в очередной раз решит за меня, продавит, лишит выбора.
Мы можем поговорить?
Вопросительное предложение, серьезно? Настолько отчаялся? не сдерживая саркастического тона, издала смешок.
Я повернулась и встретилась с серьезным спокойным взглядом Полонского, но в то же время, такого что ли неизбежного, говорящего «дурочка, ну что ты бегаешь».
Юр, оставь меня, пожалуйста, в покое, моя жалкая попытка достучаться до него провалилась.
Он подошёл ближе, и я мысленно готовилась к очередному выбросу обвинений, ласки, оскорблений. Что там ещё?
Этого не будет. И ты это знаешь, гипнотический властный голос окутывал, сковывая цепями.
Я снова терпела. Ждала. Чего?
Юрий приблизился ко мне мягко, как хищник, чтобы не спугнуть свою жертву. Мы одни сейчас, вокруг никого. И я снова проклинала себя за то, что говорила с ним, за то, что позволяла прикасаться к себе. Он обхватил ладонями моё лицо, нежно гладил щёки большими пальцами, посылая липкие импульсы страха по позвоночнику. Неприятные ощущения ужаса от прикосновений родного человека скапливались в груди.
Чего ты хочешь? мой голос дрожал, он снова делал это со мной: подчинял.
Полонский всматривался в мои наполненные слезами глаза. И где-то в глубине, в не здоровом блеске чёрного зрачка, я видела, как он упивается этой властью надо мной.
Хочу, чтобы ты вернулась домой, вернулась ко мне.
Если ты ещё не понял, я повторю, Юра очерчивал пальцами мои пухлые губы, а мне было страшно. Впервые рядом с ним, так страшно. Я подала на развод, холодные пальцы резко замерли, сжимаясь на нижней челюсти. Взгляд мужчины заострился, пробирая до костей.
Ты заберешь заявление, Маш, ласково шептал он, целуя лицо и волосы.
Собирая мои слёзы аккуратными губами и медленно ведя руками вдоль моих плеч, прижимал к своей груди. Впечатавшись щекой в неё, я крепко зажмурилась, до белых пятен перед глазами. Вспомнила, как в кабинете у врача гинеколога придумывала оправдание себе и любимому мужу, когда она пыталась меня переубедить делать аборт. А потом вздохнула, щёлкнула автоматической ручкой, поставила подпись и печать, и с сожалением, протянула направление.
Щелчок зазвучал в моей голове так, будто у моих ушей, заставляя выйти меня из оцепенения и оттолкнуть от себя Юру.
Хватит! Я всё знаю, слышишь! Ты не захотел нашего ребенка! Нашего! Понимаешь? в моем голосе звучит надрыв. Теперь у тебя есть другая дурочка, иди к ней! кричала на всю улицу, совершенно не беспокоясь, что кто-то посторонний станет свидетелем семейной ссоры.
Муж пытался заткнуть меня шипящими угрозами. Конечно! Ведь такой адекватный, вежливый и обходительный Юрий Полонский, генеральный директор ведущего рекламного агентства, не мог позволить подобного поведения в обществе.
Ты сама виновата! с омерзением выплюнул он каждое слово правдивой фразы.
Да! Только я больше не позволю тебе вмешиваться в мою жизнь. Это конец, Юра! змеиный, наполненный ядом, голос заставил его замереть в неверии, что я дала отпор. Не намеревалась больше выслушивать бред больного ублюдка и побежала к своей машине.
«Господи, только не это! Пусть он не слышал последних слов!» заметив шокированного отца, я молилась и надеялась, что он не стал свидетелем нашей ссоры.
Но разъярённые налитые кровью глаза, не человека зверя, говорили об обратном. Широкая фигура Шилова шла напролом, я пыталась встать перед ним, чтобы объясниться. Но папа переставил меня, убирая с пути, как куклу. Яростно нависнув над Полонским, угрожающе рычал, что-то выговаривая. Затем подхватил меня за руку и не говоря ни слова, волоком потащил к своей машине. Я еле успевала перебирать ногами.
Ох, Маша! Ну ты и дура! опираясь руками о капот, отец шумно дышал, ноздри раздувались.
Переполняющие эмоции выплеснулись, и папа ударил кулаком по гладкой поверхности металла своего Рендж Ровера. Никогда не видела отца таким злым. Никогда! Я пыталась открыть рот, чтобы хоть как-то оправдаться и промямлить извинения. Но Шилов зыркнул на меня, заставляя заткнуться моментально.
Молчи, Маша! Не сейчас.
Папа отвёз меня к себе, а перед этим позвонил Свете. Я всё слышала словно сквозь толщу воды. Меня трясло. Уже находясь в домашней обстановке, немного пришла в себя. Не решилась заговорить первая. Мы сидели за столом в молчании.
Папа тихий хриплый шёпот вырвался из моего горла.
Отец мгновенно напрягся, стал твёрдым, словно каменное изваяние.
Маша, вот скажи мне, как так, а? он не сводил своего тяжелого взгляда, смотрел словно в душу, ища ответ. Я опустила глаза, не могла вынести его осуждения, хоть и заслужила. Ты не Маша-растеряша, ты Маша-терпяша, бля! повысил он голос, я вздрогнула, когда папа резко подорвался, роняя стул, и уперся кулаками в столешницу. Маша! Да как же ты почему не сказала? Почему не пришла ко мне? мужчина, всегда сдержанный, не скрывал выступивших скупых слез. И мне было больно видеть его таким. Он не заслужил.
Прости меня, папочка, кинулась к нему, обнимая, крепче стискивая за шею.
И вот я не тридцатилетняя взрослая женщина, а маленькая девочка, ревела в сильное родительское плечо. Папа гладил меня по голове, успокаивал. И кажется смягчился сам.
Глава 8
Боже, Машка, ты Да как? Как он тебя так подмял то! возмутилась Самойлова после моего рассказа о вчерашнем вечере встреч с ещё бывшим мужем.
Я молчала, мне было нечего сказать. Я сама позволила такое обращение с собой. Мы сидели в лаундж зоне очень крутого и популярного заведения, где сегодня проходил концерт группы, которую продвигала Ната.
Наташ, это я во всем виновата. Нужно было бежать, а я терпела, слушала и поддавалась влиянию.
На фоне играла музыка, ребята распевались, проверяли аппаратуру. Я отбивала ногой ритм ударов барабана. Мне нравилась атмосфера вокруг, люди разных возрастов, молодые парни, взрослые дамочки и даже подростки. Я давно никуда не выбиралась, только сопровождение мужа и светские беседы на деловых вечеринках. Скука смертная.
Маш, тебе нужно вдохнуть свежего воздуха, я внимательно посмотрела на подругу. Тебе нужно понять, что ты можешь делать то, что хочешь.
Самойлова говорила правильные вещи. Но всегда легче судить со стороны. Я только пожала плечами, продолжая осматривать окружающих.
Вот, чего ты хочешь? У тебя есть мечта?
Я задумалась. Почему-то вспомнился друг юности, забавный парень. Он в свои шестнадцать лет рассуждал о многих серьёзных вещах со знанием дела. И его слова воспринимались чуть ли за чистую монету, ну, или просто я была глупа. Скорее второе. И вот он часто задавал мне именно этот вопрос. И я до сих пор не знала на него ответ.
У меня нет мечты, несмотря на неё, ответила.
Плохо, рыжая о чём-то задумалась.
А я увидела Андрея. Он сидел в компании мужчин, заинтересованно слушал одного из друзей, отпивая напиток из стакана. Наши взгляды встретились и мои щёки покрылись колкими мурашки, а в ушах зашумело.
Машка, а хобби или увлечения? Или Полонский и тут навязывал добро? при упоминании Юры я поморщилась и резко отвернулась в сторону подруги.
Я занимаюсь йогой.
О! Отлично! встрепенулась Наташка. А где, в каком зале? она так обрадовалась и уставилась на меня своими большущими зелёными глазами в ожидании, даже не хотелось её огорчать.
Дома, спокойно ответила ей, а самой показалось, будто проблеяла.
И почему я не удивлена? риторический вопрос Самойловой остался мной не замеченным, потому что сзади раздался мужской голос, посылающий приятное тепло, от которого становилось невыносимо жарко.
Привет, малыш, я тут же вскинула голову, чтобы посмотреть на обладателя чарующего голоса.
Привет, несмело поздоровалась в ответ.
Андрей улыбнулся и присел на соседний стул. Он выглядел дерзко. Чёрные джинсы, чёрная футболка с длинным рукавом и большие тяжёлые ботинки, создавали впечатление, что ему нет тридцати. Медленно осматривая его, я добралась до глаз, которые оказались травянисто-зелёными с коричневыми золотинками вокруг зрачка. Андрей подмигнул мне, давая понять, что заметил моё тщательное сканирование и совсем не против. В этот самый момент моя очень умная подружка, коварно улыбнувшись, удалилась, ссылаясь на внезапную нехватку помощи ребятам. Ага, как же! Предательница!
Я жутко нервничала. Находится с чужим мужчиной, к которому тянуло по непонятным мне причинам, то ещё удовольствие. Я так не чувствовала себя на первом курсе института, когда чёртов Полонский осветил своей улыбкой аудиторию, где у нас проходили совместные пары по высшей математике. Тогда все девчонки поплыли и я растеклась, к своему стыду, а теперь и к несчастью. Брюнет же сидел расслабленно с широко расставленными ногами и смотрел очень внимательно на меня.
Что? я не выдержала, потому что непонятно было, с какого такого перепуга он уселся за наш столик и теперь молчал.
Ничего, Андрей, положив руки на стол, наклонился. Хочу тебя, рыбка, вибрация его голоса прошлась электрическим разрядом прямо туда, куда надо.
Я сглотнула. Глаза мои, наверное, сейчас были выпучены от его наглости и возмущения. Надо же? И он со всеми ведь, так? Сразу. Прямо в лоб.
«Может, еще сейчас закинет на плечо и утащит в свою пещеру?» я кашлянула.
Ч-ч-что, прости? всё же я решила переспросить, могло послышаться. Ну, а вдруг? Платонов рассмеялся и откинулся обратно на спинку стула:
Ты смешная. Расслабься, я пошутил.
Но вопреки его словам, я сидела как на иголках, и не могла даже смотреть в его сторону. Ну вот точно, как малолетняя дурочка, на которую обратил внимание красивый мальчик. Хотя чего уж рассуждать, я и так дура. Не просветная. Уткнувшись в свои руки, перебирала нервно пальцами, искренне надеясь, что он свалит и я выдохну.
Эй, малыш, я так задумалась, что не поняла, что голос раздавался совсем рядом, и когда повернулась, коснулась кончиком своего носа его. Сейчас глаза мужчины были насыщенными и какими-то горящими.
Не убегай никуда после концерта. Ок?
И вот вроде он спрашивал меня, не настаивал. Или давил? Но я чувствовала себя в безопасности, хоть всё равно подсознательно уже знала, что не дождусь. Кивнула. Андрей осторожно поцеловал меня в щеку и вернулся к друзьям, которые всё это время не обращали внимания на нас. Скорее всего, потому что Платонов Андрей вел себя в обычном режиме цеплялся за красивую бабу, очередную. Тут же подлетела Самойлова, будто всё это время следила за нами и поджидала момент.
Ну, о чём болтали?
Ни о чём, холодно ответила и поймала себя на мысли, что я расстроилась, из-за него, да и вообще.
Скула, в которую он мазнул губами, горела. А в голове проносилось очередное указание самой себе: «Не вздумай ждать его, Машка».
Маш, тебе это нужно, будто читая мои мысли, говорила Ната.
Что именно?
Общение с людьми, пояснила она.
Я задумалась. На протяжении нашего брака с Юрой, я растеряла подруг и знакомых. И единственными в окружении остались папа и коллеги с работы. Я никуда не ходила. Весь мой досуг состоял из домашних хлопот и выходов в свет в качестве красивого дополнения Полонского.
И хороший трах, как ни в чём не бывало добавила, хихикая, а я покрылась краской очередного смущения. Шилова, тебе тридцатка, что ты видела в браке со своим Юрочкой? Миссионерскую позу и чтение книг на ночь под лампой? и хоть интонация, с которой подруга нравоучала меня была участливой, я разозлилась.
Наташ! Самойлова продолжала хихикать и привлекать внимание окружающих.
Машка, между тобой и Платоном так и летали искры! старалась переубедить меня Ната.
Хватит, холодно отрезала попытки подруги «направить меня на путь истинный». Я, я не могу, тут же поднялась, собирая свои вещи.
Наташка виновато поджала губы, понимая, что немного перегнула и молча наблюдала за моими сборами.
Чёткая установка, что я должна сначала избавить себя от фамилии Юры, отрезать себя от него, невыносимо пульсировала во мне. Не хотелось даже повода давать этому мерзавцу для сплетен. Он обязательно использовал бы любую возможность, чтобы в очередной раз указать мне место, как собаке.
Пока. Я позвоню как-нибудь, быстро сорвалась, по пути надевая пальто.
Когда я вышла на воздух и вдохнула осеннюю прохладу стало легче. Хотелось укутаться в теплое сильное мужское плечо. И перед глазами возникал только образ наглого улыбчивого брюнета, даже его запах почудился.
«Всё Машка, крыша поехала окончательно.»
Рыбка, ты куда это? взвизгнув, потому что была уверена, что стою одна.
«И когда он успел подойти, главное, как ему удалось это сделать бесшумно?»
Тшшш большие ладони накрыли мои такие маленькие плечи и прижали к себе.
А дальше происходило что-то необъяснимое. Андрей резко развернул меня лицом к себе и впился губами в мои. Жестко и нагло, под стать своей манере общения. Требовательно просовывал свой язык в мой рот и ласкал им, подчиняя и заманивая в свои сети. Я упёрлась ладонями в крепкую грудь, даже сквозь ткань чувствуя твердость мышц. Хотела оттолкнуть его, но не могла, сдаваясь и обмякая, ответила на такой сладкий поцелуй. Ещё никогда меня так не целовали. Платонов просунул прохладные руки под моё пальто и сжал ягодицы.
«И когда он успел расстегнуть его!»
Мне хотелось, хотелось большего. С ним. Сейчас. Обвив руками шею брюнета, я провела пальцами по ёжику волос. Андрей оторвался от меня и похотливо-ошалевшими глазами жадно и одобряюще посмотрел.
Наконец-то, бля Маш, поехали? Да? Хочешь?
Платонов захватил нижнюю губу и нежно посасывал. При этом гладил мою спину и едва касался подушечками пальцев ягодиц. От этого бегали приятные мурашки, волнующие своей прохладой.
Хочу тебя, малыш. Как увидел, сразу торкнуло.
Андрей снова поцеловал и я бесстыдно прижалась к нему, постанывая в его терпкие, слегка обветренные, губы. Видимо, мужчина воспринял это за согласие. Переплетая наши пальцы, потащил за руку к парковке.
Я пыталась прислушаться к себе, пыталась сквозь морок возбуждения запротестовать. Пыталась, но так хотелось, впервые в жизни, не думать о последствиях! Мы остановились у чёрного байка. Он протянул мне шлем и помог надеть его.
А ты? понимание, что Андрей отдал мне свой, пришло в тот момент, когда он оседлал своего «коня».
Давай малыш, прыгай, игнорируя мой вопрос брюнет, завёл мотоцикл.
Я была в трикотажном платье-лапше. Перевела взгляд на хитро улыбающегося наглеца, фыркнула, но подтянула подол выше, тем самым оголяя бёдра.