Мы идем садиться за стол, внезапно ворвался в ее сознание голос Хью.
Кэролайн поняла, что он говорит ей это уже не в первый раз.
Что-то ты размечталась, Кэролайн. Допивай мартини, и пойдем, пора что-нибудь перекусить.
За обеденным столом она оказалась между Джоном Ландстромом и Шоном. Шон усердно колдовал над графином для вина, и ей, естественно, пришлось разговаривать с мистером Ландстромом.
Это ваш первый приезд в Англию? спросила Кэролайн.
О, вовсе нет! Я и прежде бывал здесь много раз. Он поправил на столе нож и вилку, слегка нахмурившись. Однако я что-то запутался. Я имею в виду ваши семейные отношения. Вы падчерица Дайаны?
Да, верно. И я выхожу замуж за Хью, ее брата. Многие, похоже, думают, что такой брак противоречит законам, но это вовсе не так. Я хочу сказать, что в церковных канонах об этом ничего не сказано.
У меня и мысли такой не было, что это незаконно. Наоборот, неплохо придумано. Все нужные люди остаются в одной семье.
Вам не кажется, что это несколько узколобо?
Мистер Ландстром поднял на нее глаза и улыбнулся. Когда он улыбался, то становился меньше похожим на богача, выглядел и моложе, и веселее. Человечнее. Кэролайн даже почувствовала к нему симпатию.
Скорее практично. Когда у вас свадьба?
В следующий вторник. Никак не могу в это поверить.
А вы не хотите вдвоем навестить Шона и Дайану в Монреале?
Надеюсь, когда-нибудь навестим. Но не сразу.
И еще у вас тут есть мальчик
Да, Джоди, мой брат.
Он едет вместе с ними.
Да.
В Канаде он будет чувствовать себя как рыба в воде. Прекрасная страна для мальчишки.
Да, снова сказала Кэролайн.
И что, вас только двое?
О нет, ответила Кэролайн. Есть еще Энгус.
Тоже ваш брат?
Да. Ему скоро будет двадцать пять лет.
А чем он занимается?
Нам это неизвестно.
Брови Джона Ландстрома удивленно, хотя и достаточно деликатно, поползли вверх.
Я серьезно, сказала Кэролайн. Никто не знает, где он и чем занимается. Понимаете, раньше мы жили на острове Афрос в Эгейском море. Мой отец был архитектором, своего рода агентом для тех, кто хотел купить там недвижимость или построить дом. Так он и познакомился с Дайаной.
Погодите-ка. Вы хотите сказать, что Дайана приехала туда, чтобы купить землю?
Да, и построить на ней дом. Но она не сделала ни того ни другого. Зато познакомилась с моим отцом, вышла за него и осталась с нами на Афросе, стала жить в том доме, который у нас был всегда
Однако вы вернулись в Лондон?
Да. Видите ли, наш отец умер, и Дайана забрала нас с собой. Но Энгус сказал, что он никуда не поедет. Ему было тогда девятнадцать лет, он носил длинные волосы до плеч, и в голове у него гулял ветер. И Дайана сказала, что если он хочет остаться на Афросе, то пусть остается, а он сказал, что она может продать дом, потому что он приобрел подержанный военный внедорожник и собирается ехать через Афганистан в Индию. Дайана спросила, что он собирается там делать, а Энгус ответил, что хочет найти себя.
Таких, как он, тысячи, вы ведь понимаете?
От этого не легче, когда речь идет о твоем брате.
И с тех пор вы его не видели?
Нет, почему же. Вскоре после того, как Дайана и Шон поженились, он вернулся, но вы знаете, как это бывает. Мы надеялись, что он одумался, стал благоразумным, но он нисколько не изменился, остался таким же упертым, и что бы ни предлагала ему Дайана, все становилось только хуже, а потом он снова отправился в Афганистан, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.
Совсем?
Ну один раз пришла весточка. Открытка из Кабула или Шринагара[2], а может, из Тегерана в общем, откуда-то оттуда.
Она улыбнулась, пытаясь свести все к шутке, но, прежде чем Джон Ландстром успел придумать, что сказать в ответ, за его плечом возникла Кэти и поставила перед ним тарелку с черепаховым супом, прервав их разговор, так что он отвернулся от Кэролайн и заговорил о чем-то с Элейн.
Вечер, как и следовало ожидать, тянулся медленно, церемонно и для Кэролайн ужасно скучно. После кофе и бренди все снова собрались в гостиной. Мужчины переместились в один угол поговорить о делах, а женщины расположились возле камина и принялись обмениваться сплетнями, строить планы на жизнь в Канаде и восхищаться гобеленом, над которым в данный момент трудилась Дайана.
Через какое-то время Хью отделился от группы мужчин, якобы для того, чтобы снова наполнить стакан для Джона Ландстрома. Но, сделав это, он подошел к Кэролайн и сел на подлокотник ее кресла:
Ну как ты?
Почему ты спрашиваешь?
У тебя еще есть силы, чтобы сходить в «Арабеллу»?
Она подняла голову и посмотрела на него. Из глубины кресла его лицо предстало перед ней почти перевернутым. Очень необычный ракурс.
А который теперь час?
Хью посмотрел на часы:
Одиннадцать. Ты не слишком устала?
Ответить она не успела: Дайана услышала их разговор и, оторвавшись от своего гобелена, скомандовала:
Давайте, давайте, марш отсюда оба!
Куда это они собрались? спросила Элейн.
В «Арабеллу». Небольшой клуб, в котором состоит Хью.
Звучит интригующе
Элейн посмотрела на Хью с видом завсегдатая лучших лондонских ночных клубов.
Хью и Кэролайн извинились, пожелали всем доброй ночи и вышли. Кэролайн пошла наверх, чтобы захватить плащ и поправить прическу. У двери Джоди она остановилась, но свет в его комнате не горел, и оттуда не доносилось ни звука, поэтому она решила не беспокоить брата и спустилась к ожидавшему ее в вестибюле Хью. Он открыл перед ней дверь, они вышли в теплую темноту ветреной ночи и двинулись по тротуару туда, где Хью оставил машину; развернувшись на площади, выехали на Кенсингтон-Хай-стрит, и сквозь мчащиеся по ветру рваные облачка Кэролайн увидела тоненький серпик луны. Деревья в парке качали голыми ветвями; оранжевое сияние города отражалось в небе, и Кэролайн опустила стекло, позволив прохладному встречному ветру трепать ее волосы. Она подумала, что в такую ночь лучше всего было бы брести где-нибудь за городом по неосвещенным дорогам, в неверном свете ночного светила, и слушать, как шелестит ветер в ветвях деревьев.
Она вздохнула.
Ну а теперь что такое? спросил Хью.
Ты о чем?
Опять вздыхаешь. Будто с тобой что-то стряслось.
Пустяки.
После паузы Хью спросил:
Все в порядке? Тебя что-то беспокоит?
Нет.
Да и о чем ей беспокоиться, в конце-то концов? Не о чем. Но с другой стороны Она, например, почему-то постоянно плохо себя чувствовала. Интересно, думала она, почему с Хью нельзя говорить об этом? Наверное, потому, что сам он всегда здоров и в прекрасной форме. Полный сил, деятельный, энергичный и, похоже, никогда не устает. Так или иначе, быть нездоровой скучно и тем более скучно говорить об этом.
Молчание затягивалось. Наконец, пока они стояли на перекрестке и ждали, когда загорится зеленый свет, Хью заговорил:
Ландстромы очень приятные люди.
Да. Я рассказывала мистеру Ландстрому про Энгуса, и он меня слушал.
А чего еще ты ожидала от него?
Наверное, того, что делают все остальные. Изображают потрясение, ужас, восхищение или просто меняют тему. Дайана, например, терпеть не может говорить об Энгусе. Думаю, это потому, что он был ее единственной неудачей. И остается до сих пор, добавила она.
Потому что он не поехал с вами в Лондон, ты это хочешь сказать?
Да, и не стал учиться на бухгалтера или еще на кого-нибудь, уж не знаю, кого она из него хотела вылепить. Он выбрал то, что было интересно ему самому.
Рискуя услышать обвинение в том, что я принимаю сторону Дайаны в данном споре, я все-таки скажу, что ты сама сделала то же самое. Не считаясь ни с чьим мнением, поступила в театральную школу и ухитрилась даже получить постоянную работу
Всего на полгода.
Ты ведь тогда заболела. У тебя было воспаление легких. Ты в этом не виновата.
Да. Но потом мне стало лучше, и если бы я действительно чего-то стоила, то вернулась бы и начала все сначала. Однако я этого не сделала, я струсила. Дайана всегда говорила, что мне не хватает стойкости, так что в итоге она оказалась права. Правда, на этот раз я не услышала от нее: «Я же тебе говорила».
Но если бы ты оставалась на сцене, мягко сказал Хью, то, наверное, не согласилась бы выйти за меня замуж.
Кэролайн бросила быстрый взгляд на его профиль, необычно освещенный сверху уличными фонарями, а снизу лампочками на приборной доске. В такой подсветке Хью казался мрачным и каким-то неприятным.
Наверное, не согласилась бы.
Однако все было не так просто. Причин, по которым она собиралась выйти за Хью, было великое множество, и все они так тесно переплетались одна с другой, что распутать этот клубок было почти невозможно. Но самым важным, как ей казалось, было чувство благодарности. Хью вошел в ее жизнь, когда она худущей пятнадцатилетней девчонкой приехала вместе с Дайаной из Греции. И уже тогда, замкнутая, молчаливая и несчастная, наблюдая за тем, как Хью возится с багажом и паспортами, нянчится с усталым и хнычущим Джоди, она увидела и сразу оценила его добрые качества. Он был как раз тем надежным родственником мужского пола, в котором она всегда нуждалась и которого никогда не имела. Было так приятно ощущать, что о тебе кто-то заботится, снимает с тебя ответственность за принятие решений, и его покровительственное отношение к ней не то чтобы отеческое, но как бы дядюшкино оставалось неизменным все эти годы трудного взросления.
Еще один фактор, с которым надо было считаться, сама Дайана. Похоже, она с самого начала решила, что Хью и Кэролайн когда-нибудь составят прекрасную пару. Ее явно привлекала простота и четкость этого плана. Осторожно, едва заметно она была слишком умна, чтобы действовать напролом, Дайана дергала за ниточки, и как-то само собой выходило, что они с Хью почти всегда были вместе. «На вокзал тебя может отвезти Хью». «Дорогая, постарайся к ужину быть дома, придет Хью, и я хочу, чтобы за столом нас было четное число».
Но даже такое постоянное давление оказалось бы тщетным, если бы не роман Кэролайн с Дреннаном Коулфилдом. После этого после такого вихря страсти Кэролайн казалось, что весь мир перевернулся и ее жизнь уже никогда не будет прежней. Когда буря прошла и у нее вновь достало сил глядеть на мир без слез, она с удивлением увидела, что Хью никуда не делся, он был рядом. Все это время он терпеливо ждал ее. Но теперь он и сам хотел жениться на ней, и у нее не нашлось ни малейшего повода ему отказать.
Ты сегодня молчала весь вечер, сказал он.
А мне показалось, что я болтала без умолку.
Если тебя будет что-то тревожить, ты ведь мне расскажешь?
Просто все происходит слишком быстро, а сделать надо еще очень много, а эта встреча с Ландстромами вызывает у меня такое чувство, будто Джоди уже забрали в Канаду и я никогда его больше не увижу.
Хью помолчал, полез за сигаретой, прикурил от специальной штуки в приборной доске и вставил ее обратно.
Уверяю тебя, что это всего лишь предсвадебная депрессия, или как там ее называют в женских журналах.
А отчего она бывает?
Ну, наверное, слишком многое нужно продумать, слишком много писем написать, слишком много подарков распаковать. Примерять платья, выбирать занавески, а в дверь то и дело барабанят то рестораторы с предложениями, то торговцы цветами. Такое кого угодно может сорвать с катушек.
Почему же ты позволил втянуть нас в этот грандиозный процесс?
Потому что мы оба много значим для Дайаны, и если бы мы просто потихоньку зарегистрировались и потом провели пару дней в Брайтоне, то сделали бы ее бесконечно несчастной.
Но мы люди, а не жертвенные ягнята.
Хью положил ладонь ей на руку:
Ну не расстраивайся ты так. Вторник уже совсем скоро, а там все быстро кончится, и мы полетим на Багамы, и ты будешь с утра до вечера лежать на солнышке и есть одни только апельсины, и никому не надо будет писать письма. Как тебе такая перспектива?
А мне бы хотелось, чтобы мы поехали на Афрос, отозвалась она, прекрасно понимая, что это звучит как-то по-детски.
Хью начал терять терпение:
Кэролайн, мы с тобой уже тысячу раз говорили об этом
Она перестала его слушать, и мысли ее вновь устремились туда, где она родилась. Она представила себе оливковые рощи Афроса, древние деревья сплошь в цветущих маках по колено и лазурное море на заднем плане. И поля, покрытые благоухающими гиацинтами и бледно-розовыми цикламенами. И звенящие колокольчиками стада коз, и горный воздух, насыщенный запахом сосен, источающих тепло и сочащихся смолой.
Да и вообще, о чем мы говорим, когда все уже организовано?
Но когда-нибудь мы все-таки съездим на Афрос, а, Хью?
Ты меня совсем не слушала, пропустила мои слова мимо ушей.
Могли бы снять там какой-нибудь домик.
Нет.
Или арендовать яхту.
Нет.
Ну почему ты не хочешь туда поехать?
Потому что мне кажется, что было бы лучше, если бы ты помнила, как там было раньше, а не как сейчас, когда все испорчено застройщиками и высотными гостиницами.
Откуда ты знаешь, ты же там не был?
Догадываюсь.
Но
Нет, отрезал Хью.
Несколько секунд оба молчали.
А я все равно хочу вернуться туда, упрямо заявила Кэролайн.
2
Когда они вернулись домой, часы в вестибюле били два часа ночи. Под торжественный мелодичный перезвон Хью повернул в замке ключ Кэролайн и распахнул перед ней черную дверь. В вестибюле горел свет, но лестница тонула во мраке. В доме было очень тихо, званый ужин давно закончился, и все разошлись по своим спальням.
Кэролайн повернулась к Хью:
Спокойной ночи.
Спокойной ночи, дорогая.
Они поцеловались.
Когда мы снова увидимся? Завтра вечером меня не будет в городе Может, во вторник?
Приходи к нам ужинать. Я предупрежу Дайану.
Обязательно.
Хью улыбнулся и открыл дверь, собираясь выйти.
Спасибо тебе за прекрасный вечер, успела сказать Кэролайн, прежде чем он закрыл за собой дверь.
Щелкнул замок, и Кэролайн осталась одна. Она подождала, прислушиваясь к звуку его автомобиля.
Когда шум двигателя умолк вдали, Кэролайн повернулась и медленно, ступенька за ступенькой, пошла наверх, держась за перила. Поднявшись, она выключила свет в вестибюле и двинулась по коридору к своей спальне. Шторы в комнате были задернуты, постель разобрана, ночная рубашка лежала поверх стеганого одеяла в ногах кровати. Уронив сумочку, на ходу сбрасывая на ковер туфли, плащ и шарф, Кэролайн наконец добралась до кровати и рухнула на нее, не думая о том, что платье неизбежно помнется. Полежав немного, она медленно расстегнула маленькие пуговки, через голову стащила с себя платье и сняла остальную одежду; затем надела ночную рубашку, ощутив кожей ее прохладу и легкость. Босиком прошла в ванную комнату, кое-как сполоснула лицо, почистила зубы. Эти процедуры освежили ее. Усталость еще чувствовалась, но голова работала и мысли бегали живо, как белка в клетке.
Кэролайн вернулась к туалетному столику, взяла было щетку, потом решительно ее отложила, открыла нижний ящик столика и достала письма от Дреннана, целую пачку, перевязанную красной ленточкой, вместе с их совместной фотографией, на которой они на Трафальгарской площади кормят голубей; тут же были старые театральные программки, листочки ресторанных меню и все остальные бесценные листки бумаги, которые она собрала вместе и бережно хранила, потому что это был единственный ощутимый способ остановить, зафиксировать то время, которое они провели вместе.
«Ты ведь тогда заболела, сказал вечером Хью, пытаясь как-то оправдать ее. У тебя было воспаление легких».
Объяснение простое и понятное. Но никто из них, даже Дайана, не знал про Дреннана Коулфилда. И даже когда все было кончено и Дайана с Кэролайн вдвоем находились на Лазурном Берегу, куда Дайана отвезла ее на поправку, Кэролайн так и не рассказала ей, что случилось на самом деле, хотя порой ей очень этого хотелось, хотя бы для того, чтобы услышать в ответ привычные, старые как мир слова утешения. «Время великий лекарь. Каждая девушка должна хотя бы один раз в жизни пережить несчастную любовь. Свет клином на нем не сошелся. Море большое, там всегда найдется рыбка и получше».