В 1782 году торговка фруктами Мент имела небольшую лавочку близ Лувра. Корыстолюбивая сестра оттягала у нее наследство 4000 ливров. В ответ бедная торговка усыновила внебрачного сына своей сестры, несмотря на то что сама уже имела десять. Вскоре она благополучно родила одиннадцатое дитя; крестной матерью вызвалась быть баронесса Шампло. Спустя две недели после этих крестин ложа Чистоты задала роскошный банкет, на котором присутствовало до 140 знатных лиц обоего пола. После обычного церемониала взвился занавес, и все увидели на троне добрую Мент, окруженную десятью ее детьми с усыновленным мальчиком у ног: вся семья была одета в чистое платье за счет ложи. Маркиз, председатель, произнес красноречивую речь о добродетелях бедной женщины. В самый патетический момент одна графиня возложила гражданский венок на голову Мент; одна маркиза вручила ей кошелек со значительной суммой денег, а другая графиня поднесла корзиночку с бельем для новорожденного. Усыновленный мальчик был объявлен стипендиатом ложи.
В том же году та же ложа на празднестве в честь братьев Монгольфье восславила за выдающуюся храбрость молодого солдата Клавдия Тиона.
После блестящей речи председателя о великолепном открытии братьев Монгольфье один из них был тут же на эстраде награжден одной из графинь.
Слышится барабанный бой: открываются ворота, и среди своих товарищей и развевающихся знамен показывается храбрый Тион, который и был награжден грациями ложи при звуках барабанов. Графиня П. преподнесла герою великолепную медаль, и военная музыка в соседнем помещении исполнила известную арию «Ничто так не приятно прекрасным очам, как доблесть воителей» Затем последовал блестящий банкет на 100 кувертов. За здоровье храбреца пили под звуки военного оркестра. Бедняк Тион не выдержал и залился слезами. Один из членов ложи от имени чествуемого произнес нарочито сочиненное стихотворение.
Близится революция. Какую роль сыграло масонство в этом движении? Когда революционная буря пронеслась, не один писатель приписывал ее происхождение масонам. В 1797 году Джон Робинсон доказывал существование заговора франкмасонов и иллюминатов против всех религий и правительств Европы, причем утверждал, что во французских ложах развился зародыш пагубных начал, разрушивших религию и нравы. В том же году иезуит Огюстен Баррюэль издал знаменитые «Мемуары к истории якобинизма». Он доказывает, что ложи распространились по городам, селам и местечкам Франции и по приказу Центрального комитета готовы были начать восстания, превращаясь в якобинские клубы. До сих пор реакционная французская историография остается верна заветам отца-иезуита Баррюэля: ученый-архивист Борд написал два тома и обещает еще несколько, чтобы доказать, что масоны были главными виновниками Великой революции.
Баррюэль уверяет, что парижские предместья были масонизированы, и мало того: он исчисляет французских масонов в эпоху революции в 600 000. Из них полмиллиона, по его словам, были готовы по первому знаку к восстанию. Добросовестные исследователи истории масонства с цифрами в руках опровергли эти злостные измышления. Несомненно, возможно указать принадлежность многих крупных революционных деятелей к масонским ложам и Робеспьера, и Дантона, и Мирабо, и Бриссо, и других. Но сам характер деятельности масона, как указано выше, исключал возможность политической оппозиции.
Как резко преломляется личность во время Великой революции, доказывает недавно открытая речь Шометта, который произнес ее в восьмидесятых годах в одной масонской ложе. Будущий прокурор революционной коммуны, адепт культа разума, атеист и террорист становится елейным проповедником, противником атеизма и материализма; он проявляет большую эрудицию в богословии, ссылается на пророка Даниила, цитирует с умением опытного проповедника подходящие места из Евангелия, развивает довольно своеобразную философию математики: это довольно скучный благонамеренный педант, но, во всяком случае, ничто не предрекает в нем будущего ярого революционера.
Общий взгляд на списки лож и регистры их заседаний, опубликованные даже таким пристрастным историком, как Борд, доказывает, что деятельность лож постепенно прекращается к 91-му году. Жизнь уходит из лож: они погружаются в оцепенение, засыпают. Некоторые обращаются с приветственными адресами к национальному собранию, но большинство безмолвствует. Политическая и социальная борьба ворвалась в тихий приют безмятежного жития масонов. Многие эмигрировали, другие ушли в политические клубы. Немногие ложи нашли силы продолжать свои прежние занятия в это бурное время и реагировать на события дня.
Так, ложа Шотландского общественного договора в Париже после бегства короля в Варенн нашла достаточно силы, чтобы 16 июля 1791 года послать циркуляр к капитулам, признававшим ее власть, советуя уважать конституцию и соблюдать полнейшую преданность законному государю Людовику XVI. Но уже 31 июля ее главный оратор, аббат Бертольо, потребовал прекращения работ, которые и закрылись с сентября, чтобы возобновиться лишь в 1801 году.
Иначе вела себя старая Английская ложа в Бордо: она выказала себя ревностной сторонницей революции. 13 ноября 1792 года она постановляет сжечь атрибуты брата Муши, «изгнанного святыми законами республики». 28 ноября 1794 года принимает титул ложи Равенства, устанавливает обращение на «ты» и удостаивается посещения народного представителя Изабо. Но и эта революционизированная ложа принуждена была с 9 термидора II года по брюмер III года (приблизительно 9 месяцев 17941795 годов) прекратить свои заседания и лишь после этого промежутка вернулась к своему прежнему имени. При всем этом, несмотря на все старания Баррюэля, Борда и других, не представляется возможности отметить выступление революционеров как членов масонских лож. Единственным случайным фактом становится церемония при приеме Людовика XVI в Парижской думе 17 июля 1789 года. Когда иностранец-масон посещал ложу, то, если он обладал высшей степенью, члены ложи, выстроившись в две шеренги, пропускали его, скрещивая над головой гостя «стальной свод» из шпаг. Такой свод образовали над головой Людовика XVI, когда он стал подниматься по ступенькам лестницы, входя в Думу. Но и в этом случае масоны демонстрировали свое глубокое уважение к королю и отнюдь не революционные тенденции.
По мере того как замирала жизнь в отдельных ложах, засыпали и центральные органы. Если еще в 1791 году Великий Восток открывал новые ложи, то уже в декабре 1792 года герцог Орлеанский, принявший имя Луи Филиппа Жозефа Эгалите, сложил с себя звание гроссмейстера, доведя об этом до всеобщего сведения путем печати. «Я вступил в масонство, гласило его заявление, которое представляет собой некоторое подобие равенства, в ту эпоху, когда еще никто не мог предвидеть нашей революции, точно так же, как примкнул к парламентам подобию свободы. Но я покинул затем призрак ради действительности. Не зная, каким образом составлен Великий Восток, и полагая, что республика, особенно в начале своего учреждения, не должна допускать никакой тайны, никакого тайного общества, я не желаю более вмешиваться ни во что, касающееся как Великого Востока, так и собраний франкмасонов».
Немногие ложи нашли силу жить в это тяжелое время, и те ушли целиком в свои мелкие дела. Так, во время борьбы Жиронды с Горой важнейший вопрос, интересующий Французскую ложу в Тулузе, перемена часов собраний. Ложи так напуганы, что та же ложа после смерти Робеспьера решает воспретить всякие беседы по вопросам политическим и заниматься лишь масонскими делами.
Одно лишь вливает на время некоторое оживление в тусклое прозябание уцелевших лож: сборы пожертвований на обмундирование волонтеров.
Долгое время уцелевшим ложам удается сохранять свою верность католической церкви, но им приходится принять новый календарь, заменить прежние праздники Иоанна летнего (Иоанна Крестителя) и Иоанна зимнего (Иоанна Богослова) тожествами 31 мая, 22 сентября и «первого дня масонического года»; кроме того, приходится выбросить из своих названий имена святых или переименоваться в ложи Горы в честь господствующей политической фракции, принять название «республиканских лож Франции», но и в таком виде они возбуждают подозрение у ревностных монтаньяров. Комиссары Конвента, энергично поддерживая народные общества, вооружаются против «всех памятников фанатизма, равно всех союзов и собраний, не разрешенных законом, а именно масонских обществ». 7 флореаля II года комиссар Конвента Лекарпантье закрыл в Дижоне ложу Нежного братства «как возбуждающую подозрение и нетерпимую при республиканском режиме, когда свобода сделалась общим достоянием, пользование коим не нуждается во мраке таинственности». Последние цепко державшиеся за свой ритуал ложи принуждены были закрыться.
Аббат Фоше. Гравюра Франсуа Бонневиля. 1792 г.
Место их заняли народные общества, демократические по составу, открытые для всех и связанные с активным центром Якобинским клубом в Париже.
Быть может, единственным опытом слияния франкмасонских идеалов с революционной практикой явился Социальный кружок, основанный аббатом Фоше. Он задался целью учредить всеобщее братство человеческое во имя правды и любви к ближнему. В евангельском учении Христа старался указать пламенный аббат начала равенства и братства. Ему удалось при содействии Николы де Бонвиля и Кондорсе собрать до 10 000 сочленов на всех собраниях-лекциях. Но скоро основатели клуба разошлись, сам Фоше занял место конституционного епископа, и Социальный кружок распался. Основатель его погиб в октябре 1793 года на гильотине. Сумрачный покров террора окутывает французское общество. Находит смерть на эшафоте бывший гроссмейстер Филипп Орлеанский, гибнет часть членов Великого Востока. Лишь три ложи в Париже поддерживали свою деятельность: Центр друзей, «Друзья свободы» и Святого Людовика Мартиники. Кончается террор, просыпаются ложи: в 1795 году энергичный Ретье де Монтало вызывает к жизни новый Великий Восток и способствует его примирению с остатками старой ложи (1799). Но прежний дух деятелей филантропии отлетел от масонства. Религиозное течение, одушевлявшее его, обособляется в официально признанную и покровительствуемую правительством директории секту теофилантропов. Ложи покорно живут старыми традиционными формами. Умножается число банкетов патриотического содержания и прокладывается путь для того парадного сервилизма, который охватил ложи во время Первой империи.
«И обновишь лицо земли» гласил гордый девиз Великого Востока!.. Но само масонство было лишь струйкой в том могучем идейном потоке XVIII века, который закончился Великой французской революцией.
А. М. Васютинский
Орден иллюминатов
В 1773 году булла папы Климента XIV закрыла орден иезуитов. Представители просвещенной публицистики XVIII века «философы», которые во имя разума боролись против суровой опеки католической церкви, сковывавшей мысль и волю человека, торжествовали победу над самым упорным врагом.
Идеи «просвещения» к этому времени проникли и в правящие сферы европейских государств. Высшая бюрократия и больших и малых держав немало способствовала падению могущественного ордена.
И в маленькой Баварии, где иезуитский орден полновластно распоряжался более двух столетий, сплотилась вокруг курфюрста Максимилиана Иосифа небольшая группа сановников, разделявшая идеалы «просвещения». Таким образом, и здесь начинается эра реформ сверху, эра «просвещенного абсолютизма». Курфюрст деятельно поддерживал своих советников, замышлявших ряд реформ в области народного образования. Основание нового университета в Мюнхене, реформа средней школы, новое положение о низших школах, реорганизация Ингольштадтского университета, который до сих пор был опорой иезуитов, все это было делом небольшой сплоченной группы советников Максимилиана Иосифа. Но в 1778 году на баварский престол вступает новый государь Карл Теодор. Занятый своими честолюбивыми проектами, он представлял в то же время типичного, сластолюбивого деспота, жаждавшего удовольствий и пугавшегося одной мысли об адских мучениях. Но секуляризация обширных владений ордена была выгодна для государственной власти и Карл Теодор продолжал в первые годы дело своего предшественника. Между тем реакционная, клерикальная партия, ознакомившись с характером нового властителя, ободрилась, воспряла духом. Началась медленная борьба сторонников старого режима и просвещенной бюрократии.
Адам Вейсгаупт. Гравюра 17881811 гг.
Именно тогда в Баварии складывается оригинальный союз лиц, одушевленных идеями «просвещения», так называемый орден иллюминатов.
Основателем ордена был молодой профессор Ингольштадтского университета Адам Вейсгаупт (17481830). Сын профессора-юриста, он рано лишился отца и с восьми лет прошел тяжелый искус учения в иезуитской гимназии. Внимание его воспитателей и учителей, как рассказывал он впоследствии, обращено было главным образом на то, чтобы ученики каждый день неукоснительно посещали богослужение. Лишь один день в неделю отводился занятиям, да и те заключались в бессмысленной зубрежке учебников без всяких пояснений. На экзаменах предлагались замысловатые задачи, чтобы проверить хорошее знание текста молитв: приказывали читать молитву Господню наоборот, то есть от конца к началу, спрашивали, сколько раз повторяются предлоги и союзы в отдельных членах молитвы и так далее. Задачи эти давались до тех пор, покамест из массы испытуемых оставался один, счастливо разрешивший все вопросы; он и получал награду. Обучение в гимназии длилось до 15 лет. Оттуда юный Вейсгаупт поступил в университет, где господствовала та же схоластика: до 20 лет, по словам его, он мог доказать истинность своей религии, лишь ссылаясь на то, что «так говорит церковь». Молодому студенту приходилось испытывать большую нужду и самому пробивать себе дорогу. При своих дарованиях он успешно справился с схоластической наукой, рано получил докторский диплом, а затем и место профессора канонического и естественного права в Ингольштадтском университете. Последний в это время делился на два лагеря: один состоял из ставленников Иоганна Адама Икштатта, который незадолго перед тем произвел реформу университета и принадлежал к группе сторонников «просвещения», другой лагерь составился из тайных сторонников иезуитов, которые в своей борьбе с властолюбивым Икштаттом прикрывались идеей независимости профессорской коллегии. Молодой Вейсгаупт был проведен в профессора Икштаттом, который приходился ему крестным отцом, и скоро поневоле втянулся в университетскую распрю, полную жалоб, доносов и мелких интриг. Сперва член партии Икштатта, он вскоре увидел, что она состоит из бездарных и ленивых креатур, воспользовавшихся родством и близостью с всесильным сановником для того, чтобы добыть почести и деньги. Некоторое время Вейсгаупт пытается сохранить независимую позицию вне борющихся партий, что в конце концов ссорит его с самим Икштаттом. Мало-помалу он замечает свое тяжелое положение между властолюбивым противником иезуитов, с одной стороны, и ненавистными, по воспоминаниям раннего детства, иезуитами с другой. Честолюбивый и самостоятельный, он стремится найти себе точку опоры вне университета. Усердно занимаясь этикой и увлекаясь идеей нравственного совершенствования, он постепенно приходит к мысли вступить в тайное общество. Сперва его внимание привлекают к себе франкмасонские ложи, о которых у него наперед сложилось высокое мнение. Но после изучения масонских сочинений Вейсгауптом овладевает глубокое разочарование: он поражен отсутствием конспирации у масонов и пустотой внутреннего содержания масонских степеней. Не менее отталкивает его и то страстное увлечение алхимическими изысканиями, которыми в то время поглощены были даже очень даровитые и развитые люди. И у Вейсгаупта мало-помалу зародилось желание основать новое тайное общество, которое задалось бы целью совершенствовать людей и созидать человеческое счастье. Талантливый лектор, популярный среди студентов, он умеет заинтересовать своими идеями нескольких студентов и знакомых, которые вместе с ним и принимаются деятельно вербовать членов нового общества.