Посему отправили они за море гонцов на парусных кораблях, и Случай благополучно провел корабли через море к дальнему берегу. Через холмы и долины пустились трое путников искать богов, а их сотоварищи вытащили корабли на песок и остались ждать на берегу. Тридцать ночей напролет те, что искали богов, следовали за молниями в небесах и преодолели пять горных кряжей, а когда поднялись наконец на вершину последней из гор, узрели внизу долину и о чудо! богов. Ибо там-то и восседали боги, каждый на мраморном холме, каждый упершись локтем в колено и подперев подбородок рукой, и на устах у каждого играла улыбка. А под ними сходились армии маленьких человечков: у ног богов человечки сражались друг с другом и убивали друг друга во славу и во имя богов. А повсюду вокруг пылали во славу богов долинные города, что возвели люди трудами рук своих, и жители их гибли во славу богов, а боги глядели вниз и улыбались. Из долины ввысь вспархивали молитвы людские: изредка боги и впрямь отвечали на молитву-другую, но чаще Они лишь насмехались над молитвами, а люди между тем умирали.
Гонцы с Трех островов, разыскивающие богов, увидев то, что увидели, легли и вжались в землю на вершине горы, чтобы боги их не заметили. Они отползли чуть назад и зашептались, а затем, пригнувшись, бросились бежать, и за двадцать дней преодолели горные кряжи, и возвратились к своим сотоварищам, поджидавшим на берегу. И спросили их сотоварищи, потерпели ли они неудачу в поисках своих, но трое ответили лишь, ничего к тому не прибавив:
Мы видели богов.
Подняв паруса, корабли понеслись по волнам обратно через Срединное море и возвратились к Трем островам, что покоятся у ног Случая, и объявили посланцы людям:
Мы видели богов.
Се! Боги
Но правителям островов рассказали посланцы, как боги гонят людей, точно стадо; и вернулись по домам своим, и снова стали ходить за коровами да овцами на Благодатных островах, и сделались добрее к своей скотине, поглядев, как боги обращаются с людьми.
Но боги, грозно расхаживая по Своей долине и выглядывая за гребень великой горы, однажды утром обнаружили следы троих чужаков. Боги склонились над следами, и, хищно подавшись вперед, побежали бегом, и еще до наступления вечера добрались до берега, откуда отчалили корабли, и увидели широкие борозды, оставленные на песке кораблями, и зашли вброд далеко в море, но так ничего и не увидели. И все еще обошлось бы для Трех островов, если бы некие люди, выслушав рассказ путешественников, не захотели своими глазами посмотреть на богов. Под покровом ночи они тайком отплыли на кораблях с островов, и боги, еще не успев возвратиться в холмы, увидели там, где океан сходится с небом, раздутые белые паруса тех, кто в недобрый день отправился на поиски богов. И народ тех богов получил недолгую передышку, пока боги, затаившись за горами, поджидали гостей с Благодатных островов. А путешественники сошли на берег, и вытащили корабли на песок, и отправили шестерых человек в горы, о которых им рассказывали. Но спустя много дней возвратились посланцы, богов так и не увидев увидели они лишь дым, что поднимался к небу над руинами сожженных городов, да хищных птиц, что висели в небе вместо отвеченных молитв. И все путешественники снова кинулись к кораблям, и вышли в море, и подняли паруса, и вернулись на Благодатные острова. Но на некотором расстоянии от кораблей вброд через море шли, пригнувшись, боги, дабы заставить острова себе поклоняться. И явили себя боги в разных одеждах и в разном обличье на каждом из Трех островов и всем говорили:
Оставьте стада ваши. Ступайте и сражайтесь во славу богов.
С одного из островов весь народ вышел на кораблях биться за богов, кои расхаживали по острову точно цари. А с другого явились люди биться за богов, которые бродили по земле как смиренные странники в нищенских лохмотьях; а жители третьего острова сражались во славу богов, покрытых шерстью, точно звери: у них множество горящих глаз, а во лбу торчат когти. Но о том, как сражались эти воинства, пока острова не обезлюдели, однако ж обрели великую славу, и все во имя богов, написано немало хроник.
Ночь и Утро
Как-то раз в вертограде богов над сумеречными угодьями лорд Ночь, блуждая в одиночестве, повстречал нежданно леди Утро. И открыл лорд Ночь лик свой, откинув плащ, сотканный из темно-серого зыбкого тумана, и молвил: «Погляди, я Ночь», и уселись они вдвоем в вертограде богов, и Ночь принялся рассказывать чудесные истории о происшествиях загадочных и непостижных, что случались во тьме в стародавние времена. А леди Утро дивилась услышанному и не сводила глаз с лика Ночи и с его звездного венца. И поведала Утро, как на равнине курятся дожди Снамартиса, а Ночь поведал о том, как Снамартис предавался буйному разгулу во тьме, и шел пир горой, и рекой лилось вино, и короли держали речи, а между тем подступили незамеченными бессчетные воинства Минаса, и погасли все огни, и звон и лязг оружия не стихал вплоть до прихода Утра. И поведал Ночь, как Синдане-нищему приснилось, будто он царь; а Утро поведала, что своими глазами видела, как Синдана внезапно обнаружил на равнине целую армию и, все еще почитая себя царем, вышел к войску, и войско ему поверило, и теперь Синдана правит Мартисом и Таргадридом, Динатом, Захном и Тумейдой. Но всего приятнее было Ночи поведать про Ассарниз, от которого не осталось иной памяти, кроме руин на краю пустыни; а Утро рассказала о городах-побратимах под названием Нардис и Тимаут, что властвовали над всей равниной. И поведал лорд Ночь жуткую историю о том, что такое повстречал на пути Минандес, бродя по собственному своему городу во тьме. А у локтя величавого лорда Ночи не стихал шепот: «Вот еще что расскажи леди Утро»
И лорд Ночь все рассказывал да рассказывал, и дивилась леди Утро его речам. Поведал Ночь о том, что содеяли мертвецы, когда явились во тьме к королю, который некогда вел их в битву. Ночь знал, кто убил Дарнекса и как. Сверх того, открыл Ночь, почему семеро царей пытали Сидатериса и что им сказал Сидатерис под самый конец, так что цари пошли и покончили с собою.
И еще поведал Ночь о том, чья кровь запятнала мраморные ступени, ведущие к храму в Озахне, и почему в храме хранится череп, увенчанный золотою короной, и чья душа вселилась в волка, который воет во тьме под стенами города. Ночь знал, куда уходят тигры из Иразийской пустыни, знал тайное место их встречи, знал, кто говорит с ними, и что она говорит, и почему. Рассказал лорд Ночь, как так вышло, что зубы человеческие перекусили железные петли могучих врат в стенах Мондаса, и кто явился с болота один под покровом темноты, и потребовал аудиенции у царя, и солгал царю, и как царь, поверив в эту ложь, спустился в подвалы своего дворца и не нашел там ничего, кроме жаб и змей, которые царя и сгубили. Поведал Ночь и о том, что деется во дворцовых башнях в тишине; знал он заклятие, с помощью которого можно направить лунный свет прямо в душу своего врага. А еще рассказал Ночь про лес, где колышутся тени, и слышится поступь мягких лап, и горящие глаза вглядываются во тьму, а за деревьями затаился страх и принял обличие изготовившейся к прыжку твари.
Но далеко внизу под вертоградом богов, на земле, горный пик Мондана заглянул в глаза леди Утро и отрекся от служения Ночи, и малые холмы у колен Монданы один за другим приветствовали Утро. А между тем на равнинах уже выступали из сумерек силуэты городов. Показалась гордая Конгрос, и все ее шпили и башни, и крылатая фигура Поэзии, изваянная над восточным порталом врат, и коренастая фигура Алчности, изваянная напротив нее с западной стороны; нетопырю прискучило порхать вверх-вниз по улицам, и сова уже воротилась в гнездо. А суровые львы ушли с долины в свои горные пещеры. Пока еще не вспыхнула переливчатой росой паутина, и не слышно было ни дневных птиц, ни насекомых, и все долины нерушимо хранили верность лорду Ночи, владыке своему.
Однако ж земля уже готовилась к приходу нового правителя и украдкой отбирала у Ночи одно царство за другим, и ворвались в людские сны миллионы глашатаев и прошествовали из края в край, возвещая петушиным криком: «Се! Утро грядет за нами». Но в вертограде богов над сумеречными угодьями звездный венец Ночи постепенно бледнел и мерк, а на челе Утра все ярче проступал дивный знак власти. И в тот миг, когда гаснут походные костры и серый дым тянется в небо и верблюды, принюхиваясь, чуют рассвет, леди Утро внезапно позабыла лорда Ночь. Прочь из вертограда богов, в логовище тьмы, удалился Ночь, закутавшись в свой темный плащ; а леди Утро тронула ладонью туманы, и отдернула их, и явила взгляду землю, и разогнала тени, и все они последовали за Ночью. И внезапно развеялась тайна, одевавшая призрачные, смутные силуэты, и былое волшебство исчезло, и повсюду, вдали и вблизи, над земными угодьями восстала новая краса.
Скряга
Люди земли Зоуну верят, что бог Яхн, подобно скряге-ростовщику, восседает над грудой мелких блестящих самоцветов и даже подгребает их к себе обеими лапами. Сверкающие камешки в жадных когтях Яхна невелики с каплю воды, не больше, и каждый камешек это жизнь. В Зоуну рассказывают, будто, когда Яхн задумывал свой замысел, земля пустовала и не водилось на ней ничего живого. Тогда Яхн сманил к себе из-за Окоема тени, кои мало что знали о радостях и ровным счетом ничего о скорбях, и место им было отведено за Окоемом еще до рождения Времени. Вот их-то Яхн и сманил к себе и показал им свою груду самоцветов; и сиял в драгоценных камнях свет, и сверкали в них зеленые поля, и проблескивало синее небо и ручейки, и смутно просматривались садики, цветущие в плодородных землях. В одних можно было разглядеть горние ветра, а в других свод небес и равнину, раскинутую под ним от края до края, там ветер клонит травы и ничего нет, кроме равнины. Но самые изменчивые драгоценные камни в сердце своем хранили вечно меняющееся море. И вот тени заглянули в Жизни и увидели зеленые поля, и море, и землю, и сады земные. И рек Яхн:
Я ссужу каждому из вас по Жизни, дабы могли вы трудиться с ее помощью над Картиной Мира, и у каждого будет прислужница-тень в зеленых полях и садах, однако вот каково мое условие: должно вам отшлифовать эти Жизни опытом и огранить горестями, и в конце концов снова возвратить их мне.
Богатство Яхна
На все согласились тени, лишь бы заполучить сверкающую Жизнь и обзавестись прислужницей-тенью, и так был утвержден Закон. А тени, каждая со своей Жизнью, ушли, и пришли в Зоуну и в другие земли, и там опытом отшлифовали Жизни, одолженные Яхном, и огранили их людскими горестями, пока те не засверкали заново. Неизменно обнаруживали они в этих Жизнях новые сияющие виды, и города, и корабли, и люди высвечивались там, где прежде были лишь зеленые поля и море, а скряга Яхн то и дело окликал заимщиков своих, напоминая об условиях сделки. Когда люди добавляли в свои Жизни картины, угодные Яхну, тогда умолкал Яхн; когда же добавляли они картины, не угодные Яхну, тогда взыскивал он с них пеню печалями и горестями, ибо таков Закон.
Но позабыли люди про заимодавца; явились и такие, что утверждали, будто сведущи они в Законе, и говорили, что после всех трудов своих, коим предавались люди в Жизни, Жизнь должна принадлежать им дабы отдохнули люди от трудов и тягот и шлифовки и гранения горестями. Но стоило Жизни засиять многогранным опытом, как Яхн внезапно сжимал ее большим и указательным пальцем, и человек становился тенью. А вдали, за Окоемом, тени говорят:
Немало потрудились мы ради Яхна и познали в мире много горестей: ярко засверкали его Жизни, но Яхн ничего для нас не делает. Лучше бы оставались мы там, где нет забот, и порхали себе за Окоемом.
И боятся тамошние тени, как бы их снова не сманили прельстительные обещания и не угодили бы они к ростовщику в лапы, ведь Яхн куда как сведущ в Законе. А Яхн лишь улыбается, восседая над грудой своих сокровищ и глядя, как преумножается их ценность, и нет в нем жалости к беднягам-теням, коих выманил он из тишины и покоя и заставил трудиться да маяться в обличье людей.
Все новые и новые тени соблазняет Яхн и шлет их гранить свои Жизни и старые Жизни снова отправляет в мир, чтобы заблестели они еще ярче; случается, что дает он какой-нибудь тени Жизнь, которая прежде принадлежала королю, и отсылает ее вниз на землю играть роль нищего, а порою отсылает Жизнь нищего играть роль короля. Яхну-то что за дело?
Те, кто уверяет, будто сведущ в Законе, наобещали людям Зоуну, что их Жизни, над которыми трудились они, станут принадлежать им вечно, однако ж опасаются люди Зоуну, что Яхн куда более могуществен и закон знает не в пример лучше. Более того, говорится, будто с ходом Времени богатство Яхна возрастет непомерно и превзойдет самые алчные его грезы. Тогда Яхн оставит землю в покое и не будет больше докучать теням, но воссядет над грудой Жизней, с вожделением глядя на сокровище свое, и уродливый его лик преисполнится злобной радости, ибо душа его душа скряги-ростовщика. А другие утверждают и клянутся, что воистину есть Древние боги, куда более великие, чем Яхн: это они утвердили Закон, в котором Яхн так сведущ, и в один прекрасный день запросят с Яхна слишком много. Тогда Яхн уйдет прочь жалким позабытым божком и, может статься, в какой-нибудь затерянной земле станет торговаться с дождем за каплю воды, ведь душа его это душа скряги-ростовщика. А что до Жизней кому ведомы боги Древности и как знать, какова будет Их воля?
Млидин
Было это в незапамятные времена. Однажды ввечеру восседали боги на вершине Моурах-Ноат над Млидином, удерживая лавину на привязи.
В Срединном граде повсюду высились храмы городских жрецов; и сходились туда все жители Млидина и несли им дары, жрецы же завели обычай ваять себе богов для Млидина. Ведь в отдельном покое в храме Былого посреди храмов, что высились в Срединном граде Млидине, хранилась книга, называемая Книгой Прекрасных Умыслов, написанная на языке, на котором люди давным-давно разучились читать и писать, и рассказывалось в той книге, как человеку сработать для себя богов, которые не станут ни яриться, ни мстить малым сим. А жрецы, начитавшись Книги Прекрасных Умыслов, снова и снова пытались создать богов благих и милостивых, и все боги, коих ваяли они, были отличны друг от друга, но все они обращали взоры к Млидину.
А на вершине Моурах-Ноат, покуда длились незапамятные времена, боги терпеливо ждали, чтобы жители Млидина изваяли себе ровно сотню богов. Ни молнии не обрушивались на Млидин с Моурах-Ноат, ни пагуба на посевы, ни чума на город, но восседающие на Моурах-Ноат боги лишь улыбались. Рекли люди Млидина: «Йома бог». И улыбались недвижные боги. Позабыв Йому и минувшие годы, рекли люди: «Зунгари бог». И улыбались боги.
И вот на алтаре Зунгари жрец утвердил приземистую фигурку из пурпурового агата и объявил: «Йазун бог». А недвижные боги все улыбались.
К ногам Йону, Базуна, Нидиша и Сандрао склонялись жители Млидина, а боги, восседавшие над городом, по-прежнему удерживали на привязи лавину.
«Йазун бог»
Но вот ближе к закату над вершинами гор воцарилась великая тишина, и застыл недвижно пик Моурах-Ноат, одетый в мерцающий снег, и от приветных его склонов в знойный город повеяло прохладой, а Тарси Зало, верховный пророк Млидина, вырезал из цельного сапфира сотого городского бога, и тогда на Моурах-Ноат боги отвернулись и молвили:
Се! Свершилось сотое святотатство.
И более не глядели они на Млидин и не сдерживали более лавину, и лавина с воем понеслась вниз.
Срединный град Млидин погребен ныне под каменным завалом, а на камнях выстроен новый город, и живут в нем люди, ведать не ведающие о древнем Млидине, боги же по сей день восседают на Моурах-Ноат. В новом городе люди поклоняются изваянным богам и смастерили уже девяносто девять, а я, тамошний пророк, как раз нашел занятный камушек: пойду-ка вырежу из него статуэтку бога, дабы весь Млидин поклонялся ему.