Без телевизора, отчаянно прошипел Макс мне в ухо.
Как думаешь, можно быть родителем и не стать злобным деспотом?
Я повернулась к нему: наши лица теперь разделяли считаные дюймы.
Нет, сказал он.
Посмотри на мальчугана. Он счастлив. Ему весело. Бегает в парке, а не по проезжей части. Что не так?
Мы оба следили за Орландо, который бросился на траву и катался, как гончая, задыхаясь от истерического хохота. В обозримом будущем он определенно лишится телевизора.
Наверное, ужасно грустно наблюдать за тем, как превращаешься в комок нервов. Вряд ли есть способ этого избежать, продолжила я.
Не заводить детей, например?
Да, сказала я. Точно.
Ты хочешь детей? спросил Макс.
Лола предупредила, что так случается, когда ходишь на свидания после тридцати: темы, которые раньше не поднимались, теперь всплывали в течение первого месяца. Кэтрин посоветовала ставить в известность заранее.
Да, сказала я. Хочу.
Я тоже.
И одновременно боюсь. Наблюдая за детьми друзей, я хочу своих и больше, и меньше в равной мере.
Со мной так же.
Макс достал из кармана папиросную бумагу и табак.
Помню, однажды на моих глазах моя крестница Оливия в приступе истерики стукнула свою мать по лицу. Наотмашь ударила ее по щеке, оставив синяк на скуле. Через три минуты малышка уже сидела в ванне, подносила резиновую уточку к материнским губам и говорила самым сладким голосом, какой я только слышала: «Мама, поцелуй уточку».
Он рассмеялся.
У нее будет еще один ребенок. У моей подруги Кэтрин. Думаю, это самый веский аргумент в пользу рождения детей. Если бы все было настолько плохо, никто не согласился бы такое повторить.
Почему твои родители не завели еще одного ребенка?
Вряд ли мама по-настоящему хотела стать мамой, сказала я. Возможно, она внушила это себе, а потом, когда появилась я, осознала свою ошибку.
Глупости.
Да все нормально. Я на удивление спокойно к этому отношусь. Вряд ли дело конкретно во мне она бы разочаровалась в любом случае. Вообще-то, мне ее жаль. Ужасно, наверное, родить ребенка, а потом осознать, что сделала неправильный выбор. Хуже всего, что ей пришлось молчать и хранить этот секрет всю мою жизнь. Макс наконец скрутил сигарету и закурил. А вот папа завел бы десятерых, если бы мог.
Они спорили из-за этого?
Нет, не думаю. Папа был счастлив наконец-то обрести семью. Они с мамой поженились, когда ему перевалило за сорок.
А сейчас они счастливы?
Я взяла у него сигарету и глубоко затянулась.
Я снова курю, и все из-за тебя, Макс. На прошлой неделе даже купила пачку впервые за сто лет. Он выжидательно смотрел на меня. Все непросто. Папа болен, наконец ответила я.
Мне ужасно жаль.
Я сделала еще одну затяжку и покачала головой, давая понять, что ему не о чем беспокоиться. Он догадался о моем нежелании впредь касаться этой темы.
Когда мы допили бутылку вина, Макс достал из рюкзака еще одну. Потом растянулся на земле, а я улеглась рядом и смотрела на темнеющее небо.
Что собой представляет «Линкс»? спросила я.
Сама знаешь.
Нет, я имею в виду для тебя. Какие там женщины?
О, все разные.
Кончики его пальцев коснулись моей руки, и теплая ладонь крепко сжала мою.
Да, само собой. Но ты наверняка замечал какие-то закономерности? Не буду считать тебя сексистом, обещаю. Мне правда любопытно.
Что ж, ладно. Макс протянул руку и привлек меня к себе. Я прижалась к его груди. У них пунктик на джине: все говорят, что любят джин.
Интересно, отозвалась я. Мне кажется, женщины используют джин для создания определенного образа. Он придает им некий налет изысканности, а-ля женщина из другой эпохи.
Да, и у них обычно все фотографии черно-белые, промурлыкал он глубоким, вибрирующим голосом.
Знаешь, какое у мужчин средство для создания образа?
Какое?
Пицца.
Правда?
Да. По их мнению, пицца ни много ни мало определяет стиль жизни. Она мелькает в каждом втором профиле. «Как ты любишь проводить выходные?» Пицца. «Твое идеальное первое свидание?» Пицца. Один даже указал свое текущее местоположение как «Пицца».
Что еще? спросил он.
Все поголовно любят поспать. Не знаю, с чего вдруг взрослые мужики решили, что мы без ума от поедающих пиццу младенцев, которым постоянно нужен сон.
Гетеросексуальных женщин давно пора награждать, как героев войны, только за то, что они нас любят, вздохнул Макс, нежно перебирая пальцами пряди моих волос. Не знаю, как вы все это терпите.
И не говори. Бедняжки. Вкалываем от звонка до звонка на такой неблагодарной работе
Макс повернулся на бок, так что мы оказались лицом к лицу, и поцеловал меня, мягко и осторожно, а затем притянул за талию ближе к себе.
Постоянно о тебе думаю, сказал он. Об этом изгибе у основания шеи. О форме твоих губ. О тыльной стороне плеч. Как по-твоему, это слишком смелая фантазия представлять, как целуешь тыльную сторону чьих-то плеч?
Отличная фантазия, ровно ответила я, решив не рассказывать ему о тарелках с канапе или о том, как представляла его за стиркой белья дома.
Последней девушкой, чьи плечи я хотел поцеловать, была Габби Льюис. Я сидел за ней на химии. Хвост у нее на голове колыхался всякий раз, когда она вертелась по сторонам. А это происходило без конца. Думаю, она нарочно сводила меня с ума.
Ты говоришь, как инцел[21].
У нее были такие же идеальные руки, как у тебя. Я постоянно глазел на них, считая каждую веснушку. Моя двойка на ее совести мне прочили тройку.
Очаровательно.
Скажешь, я ненормальный?
Сказала бы, не будь ты таким красавчиком. Законы привлекательности делают свое черное дело.
Тогда я вовсе не был красавчиком.
Да ладно.
Честно. Я был огромным волосатым подростком без друзей. После школы играл в шахматы с дедушкой единственным человеком, кто хотел проводить со мной время.
Вот что мне в тебе нравится. Гадкий утенок, превратившийся в прекрасного лебедя.
А какой ты была в подростковом возрасте?
Почти такой же, как сейчас.
Неужели?
Да, скука смертная. Тот же рост, то же лицо и тело, те же волосы, те же интересы. Мой уровень привлекательности застыл в тринадцать и больше не отклонялся ни в плюс, ни в минус.
Бывает же
Хочешь, расскажу тебе свою теорию?
Давай.
Знаю, гораздо увлекательнее меняться с течением времени. Зато здорово, когда у тебя есть двадцать лет, чтобы привыкнуть к своей внешности. В отличие от подруг я почти не задумываюсь о том, как выгляжу, а вот они до сих пор стремятся к идеалу красоты как к финальной точке своей трансформации.
Ты красивая.
Я не разыгрываю скромность. И не считаю себя непривлекательной. Просто я никогда не была и не буду сногсшибательной красавицей. И это оставляет мне массу энергии для других дел. Кроме того Я сделала короткую паузу, спрашивая себя, не пора ли остановиться. Думаю, именно этим объясняется моя популярность в «Линксе».
Почему?
Мне кажется, слишком красивые женщины подавляют неуверенных в себе мужчин. А когда они видят такой профиль, как у меня милое личико, обыкновенные волосы, чувство юмора, то попадают на знакомую территорию. Макс громко рассмеялся, откинув голову назад. Понимаешь, о чем я?
В тебе определенно есть нечто располагающее, но не в том смысле, в каком ты думаешь.
Я как станция техобслуживания на шоссе. Они знают, что могут остановиться на чашку чая и бутерброд с сыром. Знают, чего от меня ждать. Им это знакомо. Мужчинам нравится привычное, хотя сами они уверены в обратном.
Допив бутылку, мы двинулись назад в сторону Арчвэя. В вечернем летнем воздухе веяло прохладой. Мы дошли до ворот, за которыми начиналась тропинка к Дамскому пруду, и заглянули внутрь. Темные очертания тонких ветвей на фоне индигового неба напоминали роспись в стиле шинуазри[22].
Я бы хотела показать тебе это место. Думаю, туда можно проникнуть, произнесла я неуверенно, не обладая задатками злостной нарушительницы.
Нет-нет, ответил Макс. Просто опиши его.
Ну, вон там, я указала налево, все оставляют свои велосипеды. Дальше по тропинке, справа, есть клочок травы, который называют лугом. Немного напоминает сцену из греческого мифа. Летом там волшебно. Целая поляна разомлевших полуголых женщин с банками джин-тоника. Дальше, справа, пруд.
Глубокий?
Очень дна не видишь и не чувствуешь. Вода всегда холодная, даже летом. Но многие делают вид, что теплая. Весной рядом плавают крошечные утята. Мы купались здесь на девичнике у Кэтрин. А в прошлом году, в день солнцестояния, моя подруга Лола заставила меня прийти сюда на рассвете и провести церемонию.
Она язычница?
Нет, просто невротичка, сказала я. Это мое любимое место в Лондоне. Если у меня когда-нибудь родится дочь, я буду приводить ее сюда каждую неделю для познания женского тела и силы.
Видишь, вот почему мы вас так боимся.
Боитесь?
Конечно. Поэтому всегда отбирали у вас право голоса, держали взаперти, бинтовали вам ноги и лишали силы. Просто мы чертовски боялись, что вы станете так же свободны, как мы. А жаль.
Что в нас такого пугающего?
Да все Вы умеете общаться и координироваться друг с другом так, как не могут мужчины. Ваше тело подчиняется определенным циклам. Вы животворящие, волшебные, сверхъестественные и фантастические. А мы можем только кончать себе на животы и бить друг друга.
И болтать о чем угодно на парковках.
Едва ли.
И менять предохранители.
Я даже этого не умею.
Девчонка, прошептала я, приближаясь к его лицу.
Хотел бы, черт возьми, сказал он, прижимая меня к перилам и целуя.
До нас долетал мокрый, травянистый запах земли и открытой воды английский запах плавающих по каналам банок «Special Brew» и озерных кувшинок.
Весь путь до дома мы держались за руки, чего со мной не происходило с тех пор, как мы с Джо были студентами. Я перенеслась назад, во времена обещаний и удовольствия. Вновь стала подростком, только с чувством собственного достоинства, с зарплатой и без комендантского часа. Рядом с Максом я открыла для себя вторую жизнь, которая текла параллельно той, где ждали больной отец, рассыпающаяся дружба и ежемесячные выплаты по ипотеке. Я задумалась о реальности: ишиас, развившийся у меня годом ранее, и физиотерапия, которую я не могла себе позволить; черная плесень между плитками в душе, не поддающаяся никакой чистке; поток не вполне понятных новостей и местные выборы, на которых я не голосовала; бесконечные электронные письма от моего бухгалтера, всегда предваряемые словами: «Нина, ты, кажется, напутала». Я чувствовала, как тепло Макса перетекает в меня через наши руки, защищая от остального мира. Реальность могла стучаться ко мне всеми возможными способами, писать по электронной почте и звонить по телефону с Максом я была вне зоны доступа.
Он зашел со мной в парадную дверь, поднялся по лестнице и остановился в общем коридоре с грязно-розовым ковролином, ободранными обоями и тусклым желтым светом голой лампочки на потолке. Я не знала, было ли это проявлением рыцарства или попыткой соблазнения скорее всего, и то и другое вело к одному исходу. Я прислонилась к дверному косяку.
Умираю от желания тебя пригласить.
Ты не обязана.
Просто подумала, может, знаешь будем вести себя как взрослые. Подождем.
Я слегка кривила душой: я помнила, что на моей кровати лежит куча вещей для стирки. И, возможно, вывернутые наизнанку трусики в ванной. В холодильнике не было молока к утреннему чаю. А в браузере, скорее всего, открыта вкладка с поисковым запросом вроде: «Сколько волосков на сосках норма для женщины в 32?»
Нам некуда спешить.
Как ты доберешься до дома? спросила я.
На автобусе.
Повисло молчание.
Спокойной ночи, наконец сказал он.
Спокойной ночи.
Макс наклонился и прижал губы к моему обнаженному плечу, затем покрыл поцелуями тыльную сторону правой руки до запястья. Он положил ладони мне на бедра и перешел к левой руке и стал медленно ее целовать, словно проводил измерения губами. Кожа у меня будто истончилась и стала прозрачной, как пищевая пленка, через которую он мог разглядеть мое нутро. Макс повернулся, чтобы уйти, и я инстинктивно потянула его за руку. Он прижал меня к стене в коридоре и жадно поцеловал, словно я была единственным, что могло его насытить.
Теперь я понимаю, что в первую ночь с Максом я искала следы его бывших любовниц. Я хотела впустить его внутрь себя, чтобы отыскать призраков внутри него. Не обладая сведениями о прошлом Макса, я изучала неизгладимые отпечатки пальцев, оставленные до меня другими. Когда он зажимал мне рот ладонью, я видела женщину, которая использовала его как способ раствориться и обрести свободу. Когда он мял мою плоть, я знала, что он занимался любовью с телом более податливым, чем мое. Его губы на сводах моих ступней открыли мне, что он боготворил женщину во всей ее полноте он равно любил косточки пальцев на ногах и тазобедренные суставы; он изведал ее кровь на своей коже так же хорошо, как ее духи на своих простынях. Во время сна он обнимал меня, как грелку, и я знала, что ночь за ночью он делил постель с другой, и обычный матрас служил им оазисом.
Утром он рано встал на работу. Он не принял душ, сказав, что хочет носить меня как лосьон после бритья, и поцеловал на прощание. По-кошачьи, непристойно растянувшись на простыне, я услышала, как он прошел по коридору и закрыл тяжелую парадную дверь. Но я все еще чувствовала его присутствие незримое и обволакивающее, как водяной пар. Придя ко мне в квартиру той ночью, Макс остался надолго.
5
Следующий месяц пролетел для нас в новом, более легком режиме. Мы больше не посылали друг другу выверенные тексты, требующие анализа, разбора и подробного комментария от Лолы. Вместо этого мы стали регулярно созваниваться, чтобы узнать, как дела и поговорить о нас. Мы виделись три-четыре раза в неделю. Целовались на последнем ряду в кинотеатре. Узнали, кто какой чай любит. Я встречала Макса во время обеденного перерыва на работе, и мы ели бутерброды с ветчиной и пиккалилли[23] в парке возле его офиса. Один раз сходили на выставку, где я ничего не запомнила из экспозиции гораздо больше меня занимал акт держания за руки средь бела дня. Я увидела его квартиру: в основном белую, чистую и полностью обжитую, с выцветшими, потертыми коврами из путешествий, стопками пластинок на полу и башнями книг в мягких обложках на всех поверхностях. В буфете стояли подаренные на Рождество забавные кружки от добросердечных дальних тетушек. Еще были груды видавшего виды снаряжения для активного отдыха: походные ботинки, гидрокостюмы и шлемы. В квартире висела всего одна фотография крупный черно-белый снимок улыбающегося мужчины с закрытыми глазами, уткнувшегося носом в голову маленького светловолосого мальчика. Я спросила о нем только раз и впредь никогда не упоминала. Мы с Максом обходили стороной наши запертые комнаты с пометкой «папа», и оба, не сговариваясь, понимали важность этого.
Сноски
1
Британский дуэт, образованный в 1981 году Джорджем Майклом и Эндрю Риджли. Одна из самых коммерчески успешных английских поп-групп 1980-х гг. После распада дуэта в 1986 году Джордж Майкл продолжил сольную карьеру. (Здесь и далее прим. перев.)
2
Киббех ближневосточные котлеты из дробленой пшеницы, мелко измельченного мяса и рубленого лука.
3
«Ко-оп» крупная британская сеть супермаркетов.
4
Филип Ларкин (19221985) британский поэт, романист. Поэзии Ларкина свойственны мотивы памяти, прошлого, одиночества и смерти. Сборник из 32 стихотворений «Свадьбы в Троицу» опубликован в 1964 году.
5
Деятельность социальной сети Facebook запрещена на территории РФ по основаниям осуществления экстремистской деятельности. (Здесь и далее.)