«Какая же ты сволочь, Витя!» думаю с горечью о любовнике. Теперь уже бывшем.
Но больше всего корю саму себя. На что надеялась? Зачем ждала? Почему верила каждому слову Торганова и его отмашки «сейчас не до этого!» воспринимала как должное. Вникала во все его проблемы. А он?!
Да не любит он тебя, Надя! приходят на ум слова известной всему Шанску гадалки Юны Петровны. Тебе другой мужик по судьбе идет. Он сейчас женат. Как освободится, сразу в твоей жизни появится. Вот с ним ты будешь счастлива. С Витькой нет.
Так уж и сразу, усмехаюсь я недоверчиво. И не верю ни одному слову Юны.
А кто его спрашивать-то будет? фыркает она недовольно. Раз по судьбе написано, значит, придет. Никуда не денется.
А какой он? спрашиваю, стараясь не расхохотаться.
Наглый, с благоговением произносит она.
Хорошее описание, киваю я, не скрывая ехидства.
И по дороге домой рассуждаю примерно так. Мужик придет, когда освободится. Если найдет дорогу, конечно. Компаса у него нет. От меня ничего не зависит. Сидеть и ждать? Так лучше в компании с Витей.
Так я и думала лет десять назад. Считала, что Юна ошибается. Торганов меня любит. И женится, как только
Вот только у него и в мыслях не было! Это я себе все напридумывала. Сколько лет мы с Витей женихались? За это время точно можно было сто раз сойтись и развестись. Два года в школе, потом еще десять лет, когда я домой вернулась. Если это не любовь, то что?
«Выгода», подсказывает мне здравый смысл. Очень удобно крутить роман в отделении. Подхарчиться, потрахаться. Эдакая жена на работе. А потом, как и полагается супругам, мы поругались и развелись. То есть я уволилась! И Вите стало неудобно. Роддом главное место для свиданок обломилось само собой.
Вот тогда и надо было уезжать. Так нет же, нарисовался Морозов со своей двойней.
«Лере тяжело. Боюсь, не справится!»
Я и согласилась помочь. Работа непыльная. Зарплата хорошая. Да и с младенцами лучше возиться, чем терпеть капризы толстопузиков в патологии.
Надь, ты здесь? охая, вбегает Коля Дудков.
Интересный вопрос, прикусив губу, демонстративно оглядываю зарешеченные окна.
Там мужика привезли, вытирает потный лоб бывший одноклассник. Здоровый кабан, Надь. На заправке все витрины разнес. Да еще Дрозда пригасил немного. А потом сам отрубился.
Зачем ты мне это рассказываешь, Коль? роняю непонимающе. Так и хочется закричать: «Отвали! Мой Витя женится!».
И только сейчас осознаю весь ужас ситуации. Морозову, наверное, надо позвонить. Может, пришлет кого-нибудь. Все-таки я его детей нянчу.
Так нам его в чувство надо привести и допросить, деловито продолжает Дудков. Судя по правам, мы такую рыбу крупную поймали, Надь! Самого Лунина!
А кто это? брякаю, не выдерживая собственного любопытства.
Аферист один. Что-то с криптой мутит. Я уже в управление «К» позвонил. Они подтвердили. Все правильно, говорят, Дудков, есть такой. Ярослав Андреевич Лунин.
Мне-то что? бросаю равнодушно.
Ну как? изумленно смотрит на меня Коля.
От меня что требуется? уточняю настойчивее. Поди разбери, что там варится у Дудкова под темечком. Какие мысли посещают пустую головушку?
Ну ты какая-то бестолковая у нас, Надь! Он под газом капитально. Надо его реанимировать, заявляет решительно Коля и важно расправляет полные плечи. Ну орел! Настоящий орел. Только комнатный.
Скорую вызови. Пусть в больницу отвезут отворачиваюсь к окну. Мне бы на своих проблемах сосредоточиться.
Ну какая больница! устало вздыхает Дудков. Он же сбежит. Давай, подумай, что ему там вколоть. Пусть быстрее очухается Ты же медицина у нас, Щербинина.
Я акушерка. Могу принять роды. У него схватки?
Нет в тебе ни капли доброты, трет потный лоб Коля. Я тебя как друга прошу.
Прикусываю щеку, лишь бы не рассмеяться. Ну какой же ты мне друг, Коля? Иди своего Торганова проси!
А я тебе взамен сотовый верну по-тихому. Морозу позвонишь. Он тебя быстро с кичи вытащит, приводит главный аргумент Дудков.
Тимофей в отпуске, прикрываю глаза от усталости. Может, это сон? Я сейчас проснусь, и все будет как прежде. К вечеру сварю борщ. Витя приедет с работы
Впиваюсь зубами в щеку. И даже чувствую привкус крови во рту.
Да очнись же ты, дурочка! Витя женится! Женится. На поганой блонде. И как теперь быть, если вся моя жизнь крутилась вокруг него. Я даже платья покупала такие, как нравились Торганову. По малейшему зову бежала. И все надеялась
У Морозова телефон всегда к ладони приклеен. Тебе ответит, отвлекая меня, настойчиво пыхтит Коля. На вот, протягивает мне мой мобильник.
И вся моя защита летит к чертям.
Ладно, соглашаюсь нехотя и предупреждаю строго: Я могу только капельницы поставить.
Да хоть клизму, отмахивается Дудков. Мне главное, допросить этого перца. А если он еще чистосердечное у меня подпишет
Так нельзя, мотаю я головой. Нужно дождаться прояснения сознания
И мысленно оправдываю себя. От гемодеза и гептрала ничего страшного не случится. Побочек минимум. Помогу человеку, может, и мне плюсик в карму зачтется. Так хоть мозги у человека прояснятся. Будет понимать, что говорит и подписывает.
Коля снова вытирает потный лоб. В тоскливом взгляде появляется немного радости.
Что надо купить, скажи! Он в себя придет, я его допрошу. Может, по службе продвинут. Не вечно же мне в этом Шанске куковать.
Записывай, вздыхаю тяжко. Мне кажется, и капитанский чин это верх для Коли. А куда он метит? Даже подумать страшно.
Дудков со списком выбегает в коридор. Зычно зовет кого-то из подчиненных.
А я, воспользовавшись легким послаблением, звоню Морозову и горько рыдаю в трубку.
Тимофей слушает терпеливо, а потом заявляет решительно:
Сейчас я Тора наберу, Надь. Пусть уладит вопрос с ювелирами.
Нет, Тима, пожалуйста, всхлипываю в трубку. Не хочу я его!
Это сказка не про любовь, Надя, отрезает он решительно. Просто быстро вытащить тебя из ИВС не получится. Самый лучший вариант это забрать заявление и по-тихому возместить ущерб, понимаешь?
У меня таких денег нет! сквозь слезы кричу я.
Ерунда, усмехается Морозов и объясняет мягко, как маленькой: Украшения наверняка не пострадали. А витрины стоят недорого. Витя заплатит.
А Дудков сказал, что я иду по статье в особо крупных, реву я. И сама ничего не понимаю. Но Тима прав, украшения не могли пострадать. А значит, Дудков меня запугал? Зачем?
О господи, устало вздыхает Морозов и добавляет резко: Ни о чем не беспокойся. Ничего не подписывай. Поняла? Я порешаю.
Да, Тима, да! улыбаюсь, вытирая слезы.
Отложив трубку в сторону, упираюсь взглядом в серую стену. Какая же я все-таки овца! Дала себя запугать, как последняя дура. Дудков, конечно, тот еще гад! Но без Витеньки моего точно не обошлось. На смену панике и бессилию приходит здоровая злость. Попадись мне сейчас Торганов, я бы ему все в глаза высказала!
Ненавижу!
Хотя это слишком сильное чувство. Виктор Петрович его не заслуживает. Слишком много чести.
«Это тебя бог отвел от этого опарыша», пеняет мне чуйка голосом бабушки.
Но как себя ни уговаривай, душа все равно болит. От несправедливости и предательства человека, которого я всю жизнь считала самым близким. Доверяла. Любила. Мечтала о нем, как дура!
Надюха, у нас все готово, весело вваливается в камеру Коля. Пойдем, поможем человеку
Конечно, решительно поднимаюсь с места. В горле застревает ком. Если меня, свою одноклассницу, Коля запугал до смерти, то чужому человеку наверняка навешает несуществующих грехов. У Дудкова тормозов нет. На все пойдет, лишь бы выслужиться.
«Тима меня спасает, а я другого человека», думаю, шагая вслед за толстым маленьким полицейским по полутемному коридору.
«А откуда ты знаешь, что он хороший? усмехается моя чуйка. Может, действительно, бандюган»
Но войдя в камеру, я даже сбиваюсь с шага. У стены на узком топчане навзничь лежит самый настоящий богатырь. Широкоплечий мужик в камуфляже и берцах. На руках ни колец, ни татуировок. Отрубился, бедняга. Будто спит. Светлые выгоревшие волосы подстрижены почти под «ноль». Да и сам задержанный больше напоминает военного, а не мошенника.
На автомате касаюсь крепкой накачанной шеи, безошибочно находя бьющуюся жилку пульса. Засекаю время, отсчитывая каждый удар.
Шестьдесят в минуту. Как у космонавта!
Безотчетно провожу ладонью по гладковыбритой, чуть прохладной мужской щеке и шепчу еле слышно:
Просыпайся, родненький! Не время спать.
Глава 3
Надежда
К спинке кровати, она же лестница на второй этаж, кто-то из полицейских привязывает швабру.
А флаконы куда? чешет репу Дудков.
Сетка нужна или пакет, отвлекаюсь на секунду от больного. И снова поворачиваюсь к нему. Закатываю рукав тонкой камуфляжной куртки.
Хотя нет! По-хорошему снять надо.
Помоги, прошу Колю.
Мы сами, Надюш, добродушно ворчит он. Кивает коллегам. Пацаны, тут одному с этим кабаном не справиться.
Разматываю прозрачные плети системы, достаю иголки из упаковок шприцов, а сама наблюдаю, как двое полицейских с трудом ворочают задержанного. Пыжатся из последних сил.
Украдкой рассматриваю странного афериста. Крепкий сильный мужчина. В меру накачанные бицепсы, мускулистые ноги. С первого взгляда чувствуется мощь специально обученного человека. Такие даже если падают, успевают сгруппироваться.
Клиент готов, Надежда Владимировна! радостно возвещает запыхавшийся Дудков. Надо же, и отчество мое вспомнил!
«Оно же в деле записано!» легонько бьет по темечку здравый смысл.
Подойдя к кровати, снова осматриваю больного.
Кто же тебя приложил, родненький? шепчу под нос. Называю мужчину как толстопузиков в отделении. Слово простое. Незамысловатое. А успокаивает. Лечит.
«Если он с Дроздом подрался, то этот гад мог со спины напасть. Подлая натура и душонка мелкая!»
Потерпи, родненький. Потерпи, вставляя иголку в вену, шепчу как мантру. И сама верю, что гептрал и гемодез помогут. Обязательно помогут!
Надь, ты тут сама справишься? отвлекает меня от молитвы Дудков. А то у нас дел по горло.
Иди спасай мир, повернувшись, роняю едко.
Вот ты языкатая, Надежда, устало вздыхает он. Растягивает губы в улыбке, а в глазах уже мелькает злость и страх.
Наверняка Морозов позвонил и вставил.
В особо крупном!
Но меня это не касается. Пусть теперь сам расхлебывает. Мне бы человека на ноги поставить и домой уйти. Хоть под подписку о невыезде. А если Тимофей пришлет кого-то из своих адвокатов, те быстро докажут мою невиновность.
В суд бы на Торганова подать да не умею я судиться. И его, дурака, жалко. Хлебнет еще со своей блондой. Где он ее только выдрал?
Человек на койке тяжело стонет.
Потерпи, родненький, аккуратно глажу больного по руке, Потерпи.
И неожиданно залипаю на широченных плечах, едва уместившихся на топчане.
С таким мужиком ничего не страшно!
Думаю и сама пугаюсь собственных мыслей.
Кто же ты? Почему дал себя обдурить? Не верю я, чтобы кто-то из наших мог бы открыто противостоять такому шкафу.
Заглядываю в лицо, будто высеченное из мрамора. Наверняка этот человек военный. Одна выправка чего стоит. И разворот плеч! А еще твердая линия губ и волевой подбородок. Интересно, глаза у него какие? размышляю я и, набравшись смелости, открываю веко.
Но ничего не вижу, кроме белков.
Плохо дело!
Снова меряю пульс. Убрав, пустой флакон из-под гемодеза, ставлю гептрал.
Очнись, миленький, умоляю чуть слышно.
И словно услышав мои молитвы, человек тихо ведет пальцами. Следом инстинктивно приподнимаются веки. Дергается рука.
Очнулся, слава тебе господи!
Тихо, тихо, больной! удерживаю на месте иголку.
Мужчина распахивает глаза. Карие. Колдовские. Обводит камеру мутным взглядом и снова прикрывает веки.
Красивый мужик. Никогда таких не видела.
Внутри что-то торкает. Даже с Витей такого никогда не было. Поспешно отхожу к окну. Сквозь толстую решетку смотрю на голубое небо и стайку птиц, поднимающихся в вышину.
«Выдыхай, девочка! Выдыхай. Это какой-то сказочный персонаж. Пришелец из другого мира. У нас в окрестностях такие особи не водятся».
Жду минуту-другую, пока сердце успокоится, и на ватных ногах возвращаюсь обратно.
Просыпаемся, больной! велю чуть громче.
Мужчина открывает глаза и впивается в меня требовательным взглядом. По спине бегут мурашки, а ноги подкашиваются.
Как вы себя чувствуете? придаю голосу нужную деловитость.
Бывало и хуже, усмехается он, пожирая меня глазами, и добавляет требовательно: Где я?
В полиции города Шанска вздыхаю устало.
Никогда не слыхал о таком, дергает он плечом. А взгляд так и проваливается ко мне в декольте.
Я бы тоже вовек не слыхала, признаюсь скупо. Внутри поднимается злость на больного. Не фиг меня так разглядывать!
«Вот же гусь! закипаю от злости. Только в себя пришел, а уже раздевает взглядом».
Сколько пальцев видите? отвлекаю внимание от собственного декольте.
Восемь, хрипло смеется он.
А у меня по коже бегут мурашки. Дрожу от одного только голоса.
«Ох и не нравится мне это!» прикусываю губу и с тоской гляжу на дверь камеры. Где ты, Дудков?
Телефон есть? Давай, снова сыплются приказы.
Безропотно отдав трубку, подарок Морозовых, отхожу в сторону. Даже не прислушиваюсь к разговору. Больной, кажется, с отцом разговаривает. Просит вытащить отсюда. Значит, не первый раз попадает, если родители в курсе.
«А мои-то не знают ничего!» спохватываюсь я. Но и звонить им не собираюсь. Родители занервничают, деда и бабушку разволнуют. А старикиони же как дети малые. По любому поводу переживают. А им нельзя. Глупая Витина подстава рассосется, а у деда от расстройства сердце может не выдержать. Шутка ли, любимая внучка в тюрьме.
Пусть лучше так. Если до мамы слушок дойдет, сама позвонит. А если нет ничего не скажу.
Пусть пока побудет у меня, заявляет больной, закончив разговор. Кладет сотовый себе под бок. Когда буду уезжать, отдам.
Ну и наглый же тип!
Потом только верните, роняю тихо. Может, так удержусь и не позвоню маме. Мне все равно звонить некому, добавляю, напоровшись на темный взгляд.
Нормальная ситуация! Голодный он, что ли? Не мое это дело. Но тут с ним оставаться опасно.
Мысли лихорадочно вертятся в голове. И я сама не пойму, что испытываю в данный момент. Страх? Желание? Или это первые признаки Стокгольмского синдрома?
Но что бы это ни было, мне лучше держаться подальше от этого мужчины.
«Что там капельница? перевожу взгляд на пустой флакон и выдыхаю с облегчением. Уже докапала!»
На негнущихся ногах подхожу к кровати. Достаю иголку. Залепляю пластырь на месте инъекции. Обычные действия, доведенные до автоматизма. Но в этот раз все иначе. Пальцы дрожат, а сердце бьется как сумасшедшее. Всему виной дикая энергетика пациента. Нужно уйти. Чем скорее, тем лучше.
Ну все, больной, выздоравливайте! прощаюсь поспешно.
Главное, сбежать! В своих мыслях и чувствах я потом разберусь. Одна.
Погоди. Ты куда? Цепкие пальцы обхватывают мое запястье. Я тебя не отпускал, хрипло заявляет нахал.
От легкого прикосновения по коже рассыпаются электрические разряды, а внизу живота плотным коконом закручивается желание.
Глава 4
Асисяй
В замке щелкает ключ. Дверь открывается. и в камеру входит толстый смешной мужичок. Не входит даже, а вкатывается.
Ну вот и очнулся! замечает радостно. Наверняка думает, что поймал какого-то рецидивиста. И уже даже дырку себе на кителе заделал для медальки. Одно слово, герой!
А еще девчонку со мной одну оставил. Такой шею сломать меньше минуты надо. Шейка тоненькая. Красивая. Нужно потом не забыть, накатать на это чудило рапорт в СК. Пусть выпрут за профнепригодность.
Да вот откапались, кивает девчонка на пустой флакон, привязанный к швабре. Интоксикацию сняли.
Тогда беги, словно падишах, великодушно разрешает капитан. Там Витек за тобой приехал. Ущерб весь компенсировал. Штраф оплатил. Никто к тебе претензий не имеет.