Яна Демидова
Терапия
Вторник. 8 мая.
Преодолев холодный больничный коридор, Анна оказалась в кабинете с густым ковром, мягкость которого ощущала через тонкую подошву тапочек. В центре комнаты стоял круглый журнальный столик с кожаным креслом с одной и диваном с другой стороны. Диван был обит тканью рубчик, как мебель в доме, в котором она выросла.
Добрый день, Анна.
Она оглянулась в поиске источника голоса. В глубине кабинета располагался письменный стол, за ним сидел человек в белом халате, с густыми, побеленными у висков волосами. Его серые, без блеска глаза, будто покрытые пылью, внимательно разглядывали Анну.
Можете присаживаться, куда хотите, сказал он, поднимаясь с места.
Даже за ваш стол? пошутила Анна.
Если вам будет удобно.
Доктор сел в кресло. Он говорил и двигался не торопясь, как будто ему принадлежало все время мира. Анна прошла к дивану и провалилась в него.
Как у вас дела? спросил доктор.
Как в психушке.
Очень понимаю, он улыбнулся, сделал короткую паузу и продолжил, Анна, вы понимаете, почему находитесь здесь?
Я больна?
Это вопрос?
Ну, вы же доктор. Я знаю только то, что меня привезли сюда посреди ночи несколько дней назад, и никто так и не объяснил мне, что произошло.
Понятно.
Может быть, все-таки, объясните?
Я хочу, чтобы вы сами ответили на свои вопросы. Давайте не торопиться.
Анна сцепила пальцы в замок и напряглась.
А вы хорошо держитесь в такой ситуации.
Однажды я писала книгу, действие которой происходило в психушке, и попутно прочитала много литературы, в том числе и пособие, как себя там вести Мне стало ясно, что буянить не следует. Но здесь не так плохо, как могло бы быть. Это точно обычная психушка?
Это пансионат для людей с психическими расстройствами.
Звучит дорого.
Доктор ухмыльнулся.
Очень похоже на моего мужа. Все должно быть самым лучшим.
Чем он занимается?
Поставляет медицинское оборудование.
Много времени проводит на работе?
Да постоянно. Даже когда дома, все равно работает, на телефоне. Бесконечные «дзынь», «дзынь», «дзынь», Анна расцепила руки и начала размахивать ими. Затем выпрямилась и снова сцепила пальцы.
Но что тут поделаешь, это его работа и с этим нужно смириться. Он же все делает ради нас с дочерью.
Как зовут вашу дочь?
Маша.
Сколько ей лет?
Она подросток.
У вас бывают конфликты?
Нет.
То есть вы совсем не ссоритесь?
Нет. У нас идеальные отношения.
То, что люди не ссорятся, еще не значит, что их отношения идеальные.
О чем вы? Анна заерзала на диване.
Переходный возраст обычно переносится сложно: депрессия, ощущение чуждости окружающим, проблемы с внешностью, в конце концов. Это часто приводит к агрессии. Но еще хуже, когда агрессия не выпускается, а удерживается в себе.
Думаете, моя дочь держит все в себе?
Не обязательно, но возможно.
Анна замотала головой: Вы же ничего не знаете о моем ребенке. Какая она, Анна вдруг замолчала.
Какая? Расскажите немного.
Она занимается танцами. С пяти лет. Ездит на региональные соревнования. Везде только первые места.
Замечательно. Поздравляю. А кроме танцев? У нее есть еще какиенибудь увлечения? Она общается с друзьями?
Конечно, она общается с другими детьми в школе, но остальное время занята танцами. А другие увлечения Какие могут быть другие увлечения, когда ты сконцентрирован на одном деле? Анна сказала все скороговоркой, заламывая при этом пальцы. Ее взгляд стал отсутствующим.
Что-то не так?
Почему мне не дают писать? сказала она невпопад, Я попросила у медсестер бумагу и ручку. Они сказали, что это запрещено, но в коридоре я видела блокнот вернее, женщину с блокнотом.
Сейчас для вас это нежелательно. Я хочу, чтобы вы полностью сосредоточились на своих воспоминаниях, поняли, почему здесь оказались.
Мне всегда было легче рассуждать на бумаге.
Постарайтесь обойтись без нее.
Сколько?
До тех пор, пока я не пойму, что это не повредит.
Что может быть опасного?! получился чуть ли не крик. Анна сама удивилась этому.
Думаю, на сегодня достаточно. Идите, отдыхайте, продолжим на следующем сеансе, сказал доктор.
Анна продолжала сидеть, несколько раз провела указательным пальцем по ребристой поверхности дивана туда-сюда. Это что-то смутно ей напоминало.
Анна? Все в порядке?
Она кивнула.
Доктор поднялся, помог Анне встать и, проводив ее до двери, занес первую запись в свой блокнот.
***
В палате на прикроватном столике уже стоял поднос с едой: тарелка с зеленоватым овощным пюре, окруженным разложенными веером кусочками огурцов и помидоров, кусок запечённой рыбы, миска супа с фрикадельками, булочка с маком и стакан чего-то ярко-оранжевого.
Анна долго гипнотизировала обед. Наконец, зачерпнув ложкой зеленую кашицу, засунула ее в рот. Кисло-соленое пюре облизнуло стенки гортани и упало в пустоту желудка. Внутри сразу образовалась тяжесть. Анна почувствовала, что не сможет больше проглотить ни ложки. Во рту стоял противный кислый привкус. Она побежала к раковине, находящейся тут же за стенкой, включила воду и прополоскала рот. Стало немного лучше. Анна вернулась в палату.
Ты что, тоже противник еды?
Она только сейчас заметила, что в комнате есть кто-то еще. Девушка сидела на кровати в нескольких шагах от кровати Анны, и тоже возилась с содержимым своего подноса.
Что? переспросила Анна.
Соседка засунула два пальца в рот, изображая рвотные позывы.
О, нет-нет, я не из этих, замахала руками Анна, Постой, а почему «тоже»?
А я как раз «из этих», ответила соседка.
О, только и сказала Анна, и отвела глаза.
Взгляд наткнулся на торшер, стоящий в углу. Она уже готова была смотреть на этот светильник до конца своих дней, но соседка сняла неловкость:
Марина.
Аня.
Так что у тебя с едой?
Марина вилкой вырисовывала на пюре какие-то узоры и, кажется, тоже не собиралась есть.
Все нормально. Просто еда здесь не очень.
Я слышала, что многим нравится. Это, конечно, не государственная больница, но булемичке, как я, на это, конечно, наплевать во всех смыслах.
Анна засмеялась:
Тогда уж, наблевать.
Марина выглядела болезненно: бледная кожа, птичьи запястья, выглядывающие из-под мешковатого свитера, красноватые глаза.
Ну а с тобой-то что не так? спросила соседка, чувствуя, что ее разглядывают.
Анна взяла с подноса вилку и стала крутить ее в руках.
Понятия не имею. Проснулась ночью у себя дома. Слышу на первом этаже какие-то голоса (у нас коттедж). Спустилась. А там моя мама, муж, врачи. Мама меня обнимает, плачет, говорит, что все будет хорошо. Не успела ничего понять, а врачи меня уже повели. Я вырываюсь, а они укольчик и делу конец. Проснулась уже здесь.
Жесть. Проснулся гипс. А из-за чего?
Без понятия. И никто не говорит Боже, надеюсь, я скоро отсюда выйду. Уже несколько дней прошло. Не знаю даже, как муж с дочерью
Да что с ними может быть не так? Не они же в жёлтом доме.
Это так странно. Как такое могло произойти? Со мной ведь все нормально.
Ага, сказала Марина после небольшой паузы, только перестань царапать себя.
Анна не заметила, как начала водить по своей ноге вилкой, туда-сюда. Она была в шортах, и на открытой коже остались розовые борозды.
***
Их отделение представляло собой длинный коридор с чередой вечно обнаженных дверных проемов. Анна часами ходила по нему, упираясь то в стену, то в запертую на ключ входную дверь. Ей нужно было идти, в движущуюся мишень тяжелее попасть, быть может, если она будет двигаться, происходящее вокруг сумасшествие потеряет ее из вида. Постепенно ей начинало казаться, что она идет не по коридору, а по той дороге, по которой они шли когда-то с мужем. Точнее, тогда он еще не был ее мужем. Они шли вместе по центральному проспекту из университета. Вообще-то, она жила в противоположной стороне, но выдумала бабушку, которую «посещала» ежедневно. Чего она добивалась? Ничего. Ей ничего не было нужно кроме этого проспекта. С ним. Ей нравилось, как много она узнавала от него за этот путь, насколько богаче становился ее внутренний мир. Сколько личностей писателей, режиссеров, ученых, музыкантов выплывали к ней из небытия. Сколько мыслей жалили ее своей провокационностью. Потом он сворачивал влево, а она еще некоторое время шла вперед, смакуя каждую его фразу, записанную у себя в памяти, а потом садилась в автобус и ехала в обратном направлении. Они поженились через три года. Может, это случилось бы гораздо раньше, знай он о том, что никакой бабушки не было.
***
Она долго не могла заснуть. В голове проносились тысячи мыслей, но, не закрепленные на бумаге, они не связывались друг с другом, а неприкаянно роились в мозгу, наполняя его невыносимым жужжанием.
Анна изо всех сил зажмуривала глаза, стараясь притянуть к себе сон. После долгих изнурительных попыток у нее это получилось.
Ей снился ее дом. Все было таким же, как она помнила: расположение комнат, предметов, только вся мебель была ядовитых цветов, как в каком-нибудь телешоу.
Анна с мужем сидели в гостиной с друзьями, супружеской парой. Она не могла припомнить, чтобы они были знакомы в реальности, но во сне казались близкими людьми. Анна чувствовала, что боится их разочаровать. Она хотела, чтобы этот вечер прошел идеально. На кухне пекся шоколадный кекс, на который возлагались большие надежды. Гости нахваливали их дом, муж сидел рядом, в безупречно отглаженной белой рубашке, чисто выбритый и загорелый, как с рекламного плаката. Время от времени он брал ее руку в свою, как бы ненароком, но так, чтобы друзья заметили этот жест. Все было безупречно.
Лиза, чем ты сейчас занимаешься? обратилась Анна к подруге, Слышала, ты ушла из ателье.
Да. Зарплата никакая! Кто будет шить одежду сейчас, когда всё можно купить в магазине?
Некоторые любят индивидуальность, заметил муж Анны.
Верно, подхватила она. Анна любила, когда их с мужем точки зрения совпадали, Производители обнаглели, для кого они шьют? В магазинах каждая вещь кричит «Ты толстая», «иди худей, а потом уже приходи». Что за фигня? В конце концов, это мое законное право быть толстой.
А в ателье каждая вещь кричит «Ничего страшного, возьми еще пироженку», сказал муж Лизы.
Все засмеялись.
Кстати. Пойду, проверю, как там кекс.
Анна пошла на кухню. Открыла духовку и потрогала вилкой шоколадную верхушку. Вилка утонула в вязком тесте. Это было странно, Анна помнила, что поставила кекс уже давно. Она крутанула переключатель температуры и вышла к гостям.
Зашла на фразе мужа: Очень необычно
Что необычно? переспросила она.
Я рассказывала, чем сейчас занимаюсь. Тадам! Я создаю цветы, сказала Лиза, разведя руками.
Ты что, садовник? спросила Анна.
Да нет. Искусственные. Для свадеб, интерьера домов, подарков, чего угодно. Мне очень нравится.
Она так запылалась этим, подтвердил муж Лизы.
Анна, у которой искусственные цветы ассоциировались исключительно с похоронами и детским садом, скривилась. Это были серые, неуютные воспоминания с могильной грязью под ногтями и засохшим канцелярским клеем на подушечках пальцев. Да и слово «запылалась» резануло слух.
Лиза заметила ее реакцию:
В чем дело?
Просто подумала, что для того, что ты перечисляешь, больше подойдут живые цветы. Не очень-то я бы обрадовалась, если бы кто-то подарил мне пластиковый букет.
Ты просто не видела, которые мы делаем.
Лиза достала телефон и стала показывать «которые они делают». Впечатления на хозяйку дома это не произвело.
Они никогда не завянут, с водой не нужно заморачиваться. Можно при желании отгрохать себе целый вечноцветущий сад, не унималась Лиза.
А запах? вставила Анна.
При желании и это можно. Устанавливаются маленькие коробочки с ароматизаторами, Лиза жестом показала насколько они маленькие, мол, никто не заметит подвоха, Знаете, это забавно. Я тут подумала. Мы с Аней занимаемся почти одним и тем же копируем жизнь.
Я пойду, проверю кекс.
Она не могла поверить, что ее дело сравнили с такой безвкусицей. Открыла духовку на этот раз кекс испекся. Вынула форму, перевернула ее на блюдо, подняла. Кекс распался комками, как неудавшийся кулич в детской песочнице.
«Нет. Так не должно быть» захныкала Анна, как маленький ребенок. Вечер становился все хуже и хуже.
Она придвинула распавшиеся части друг к другу и накрыла их формой, будто бы это могло их склеить.
В этот момент на кухню влетела дочь. Она взяла из холодильника бутылку воды и два банана.
Ань, Маша пришла? Идите обе к нам, послышался голос мужа из гостиной.
Анна посмотрела на дочь. Все ее лицо было в больших красных прыщах, некоторые из которых покрывали желтые гнойные шапки.
Что у тебя с лицом? Что за сыпь?
Издеваешься? Я хожу так уже несколько лет! Не помню уже, когда у меня было нормальное лицо! Я же просила сводить меня к косметологу, сто раз просила!
Не кричи. Потом поговорим об этом. У нас гости. Иди, замажь тональным и садись за стол.
Врунья! Не буду я ничем замазывать, поняла? разозлилась Маша.
Она вбежала по лестнице на второй этаж и захлопнула дверь своей комнаты.
Анна хотела пойти за дочерью, но из гостиной опять раздался голос мужа, а перед ней к тому же лежал по-прежнему расклеившийся кекс.
Расклеившийся, произнесла Анна по слогам.
Она забегала по кухне, обыскивая шкаф за шкафом, ящик за ящиком, пока не нашла его На банке был нарисован человек с малярной кистью. Анна взяла кисть для выпечки. Толсто промазывая сломы, все же склеила между собой куски. Затем покрыла незадачливый кекс шоколадной пастой и грецкими орехами. Выглядело, будто при его приготовлении не было допущено ни единой погрешности. Анна взяла блюдо и понесла в гостиную.
И все-таки, если вернуться к теме цветов, говорила Анна, попутно разрезая и раскладывая по тарелкам свое изделие (оно пробыло целым всего секунд десять, но этих десяти секунд было достаточно, чтобы произвести на гостей впечатление), ты не сможешь полностью воспроизвести натуральные цветы. Как ни крути. Они так и будут выглядеть подделками.
Твои романы тоже не такие, как жизнь, ответила Лиза.
Но я-то и не пытаюсь убедить кого-то в обратном. Произведения искусства изначально не задумываются как что-то равное жизни. Иначе они были бы бессмысленными. Мы осознаем, что перед нами вымысел.
Лиза пожала плечами, обрывая на этом спор.
Где Маша? шепнул муж.
В комнате. Сходить? Анна привстала, но муж удержал ее и покачал головой.
Какой интересный вкус, сказала Лиза.
Да, объедение, подхватил ее муж.
Суббота. 12 мая
Пациентам полезна групповая терапия, так считали врачи. Анна не понимала почему. Разве от соприкосновения с другой болезнью твоя собственная болезнь станет исчезать? Какая глупость. Но ее никто не спрашивал.
Занятия с группой проходили в холле, где были составлены встык несколько столов, вокруг которых рассаживались пациенты. Всем руководила невысокая круглая женщина со стершимися границами лица и шеи, с нелепой виляющей походкой и сюсюкающим голосом. Анну особенно раздражало, что этот шарик на ножках разговаривает с ней как с ребенком.