Она сомневалась и с опаской смотрела на меня. Я обняла свою дочь и тихо сказала, что все будет хорошо.
Пойдем, ты останешься с Роттером, я вижу, вы сдружились.
Да, он хороший парень. По-моему, я ему нравлюсь.
А он тебе? с хитрой улыбкой спросила я.
Нет, он мне как друг, да и тем более он слишком взрослый для меня.
Хорошо. Пойдем разберемся во всей этой катавасии.
У моей дочери уже появляются женихи. Как быстро время летит. Скоро придется замуж ее выдавать, если, конечно, мы переживем весь кошмар, что творится. Я не присматривалась к этому Роттеру, хотя надо бы. Мужчины на войне особенно падки на женщин, мало ли что у него на уме. С виду он хороший парень. Сильный, симпатичный и не так еще испорчен войной, как остальные. Видно, ему не приходилось убивать. Русые волосы и выражение лица как у щеночка, совсем юн, а его уже в армию и на поле.
Здравствуйте, Вирельга, приветливо произнес он.
Роттер, кивнула я, мне нужно повидать пленника.
Не думаю, что это хорошая идея он опасен, он чуть не убил нашего воина.
Мне всего лишь взглянуть на него. К кому нужно обратиться?
К главному, но не думаю
Отлично, присмотри за Герельти, пока меня не будет.
Я решительно направилась к главному, что-то подсказывало, что с этим пленником не так все просто. Если он не хотел убить нашего воина, значит, он не желает нам зла. Тогда, возможно, мы преследуем одинаковые цели? Я подошла к палатке главнокомандующего, окружающие ее воины хищно на меня поглядывали, от их взглядов мне становилось не по себе.
Что вам надобно, мэм? неожиданно спросил он, выходя из палатки.
Я хотела бы взглянуть на пленника.
Это невозможно, уверенно отрезал он.
Пожалуйста, позвольте! Мне кажется, он не враг.
Все вы женщины одинаковые. Он опасен, а я дал слово защищать вас. Извините, но ваше свидание невозможно.
Я не буду к нему близко подходить, вы даже можете пойти со мной, просто позвольте взглянуть на него.
На что вы хотите посмотреть? Все его лицо разбито в кашу, вам острых ощущений не хватает? Надоела спокойная жизнь? по его голосу было понятно, что он начинал злиться.
Пожалуйста! жалобно воскликнула я.
Он нахмурил брови, поджал губы и сквозь стиснутые зубы произнес:
Идите за мной.
Я обрадовалась победе. Честно сказать, я уже думала, что он останется неприступным, но, даже если б он мне отказал, я пробралась бы тайком в облике нишери и все бы узнала, однако этого не потребовалось, мой дар убежденья все еще работает.
Мы вышли на небольшую поляну, я увидела человека, привязанного к дереву, его голова безжизненно упала на грудь, и я не могла видеть лица. Волосы были мокрые и темные, но темные, скорее всего, от крови. Одет он был в черный костюм, сначала мне показалось, что это нововведения Либерии, но уж очень это было необычно даже для мастеров Либерии. Странная мысль пришла мне в голову, и от нее меня всю передернуло.
Я же говорил, что это зрелище не для дам, ехидно произнес мой спутник.
Я не вижу лица, можно подойти ближе?
Нет, оборвал он.
Но так я его не узнаю!
Он напряженно выдохнул, но уступил. Подойдя к пленнику, он схватил его за волосы и рывком поднял голову. От увиденного я вскрикнула и чуть не упала в обморок. Лицо несчастного было все в ссадинах и кровоподтеках, некоторые места даже опухли, но, несмотря на все это, я узнала его: привязанный к дереву человек, несомненно, являлся Красавчиком Ником.
Глава 7
В трюмах замка трупы тлеют,
В трюмах замка смертью веет
Только в момент, когда мы уже повернули фауксы, я подумал, куда они нас принесут? Макс говорил, чтобы перенестись в определенное место вместе, надо держаться за руки и тот, у кого фаукс настроен на нужное место, должен его поворачивать. Ничего из вышеперечисленного мы с папой не сделали, и я с боязнью думал, куда нас занесет. Открыв глаза, я сразу понял, что его со мной нет и, скорее всего, он находился очень и очень далеко от меня, но можно было поспорить, что в месте более безопасном.
Я огляделся, и сердце бешено застучало. Как будто я никуда не исчезал, будто сейчас закричит Макс и на меня с яростью бросится Зирель. Я был в ее комнате. В Либерии был день, но почему-то тут было темно, как в склепе, да и, признаться, пахло так же. От этого я затрясся от страха. Что со мной сделают, если обнаружат? Как мне отсюда выбраться?
На кровати были видны свежие пятна крови. Ее было много, по телу побежали мурашки, а волосы на затылке встали дыбом. Вдруг его убили? Вдруг Макса убили? Она проткнула его ножом, а тот держал ее изо всех сил, чтобы та не добралась до меня, чтобы я успел убежать. Он пожертвовал собой, чтобы спасти меня.
Я сел у кровати и начал плакать, навзрыд, закрыв лицо руками. Он постоянно спасал меня, от Томы, от Висконта, когда тот пытался задирать меня, теперь его убили, его убили из-за меня! Меня трясло в истерике, я так не плакал уже очень давно, с детства наверно, но сейчас у меня уже не было сил держаться.
Почему? Почему ты умер? Как я без тебя буду? Я не знаю, что дальше делать! Это несправедливо! тихо хныкал я. Я знаю я знаю, я не должен сдаваться, если я сдамся то я предам тебя. Ты умер, чтобы я отправился в свой мир, чтобы я привел маму, чтобы мы победили Зирель и в Либерии наступил бы мир, то самое время, о котором нам так много рассказывали. Это счастливое время.
Я несколько минут еще побился в рыданиях, но потом успокоился. Слезы закончились. Я поднялся с колен и посмотрел вперед, передо мной было огромное зеркало, но я почти ничего не видел, так как в комнате было темно. Мне опять стало страшно, мой темный силуэт в зеркале немного пугал меня. Чтобы разрядить обстановку, я помахал себе рукой, но, опустив ее обратно, я заметил, что в зеркале рука осталась на том же месте. Это еще больше меня напугало, она просто застыла в приветственном махании, как будто время в зеркале остановили. Затем в руке что-то блеснуло, похожее на металл, и молниеносно оказалось у моего горла.
Я ничего не понимал, как моя рука могла угрожать мне ножом в зеркале, что это за зеркало такое?! Но холодный женский голос вернул меня в действительность. Я понял, что все это не в волшебном зеркале происходило, а наяву. Ледяное лезвие было приставлено к моему горлу, и я чувствовал, как от него веет смертью. Сколько людей она им убила? А вдруг один из них был Макс?
Попался, мальчишка! прошипела она. Думал надурить меня? Но признаться, я не совсем тебя ожидала вновь здесь увидеть. Где Филиппа? со злостью спросила она и еще больше прижала нож к моему горлу, из маленькой ранки пошла кровь. А ну, говори, гаденыш! Где твоя мать?!
Я молчал, мне было ужасно страшно. Почему-то мне казалось, что она непременно убьет меня, независимо от того, скажу ли я ей правду или промолчу.
Решил в молчанку со мной играть? Ну ладно, давай поиграем, я люблю игры!
Она дернула меня за волосы и резко потащила за собой, я чувствовал, как из ранки, сделанной острым лезвием у меня на шее, стекала капля крови. Мы шли по коридорам, потом спускались долго вниз, там было сыро и темно, по-моему, мы были под водой, потому что везде были лужи и капли стучали по стенам. Она завела меня в жуткую комнату, там стояли необычные сооружения и инструменты, и на секунду в моей голове пролетела страшная мысль, которая потом подтвердилась ужасным воплем человека: «Комната пыток!»
Зирель усадила меня на стул и приковала руки, крики несчастного не смолкали и наводили на меня дикий страх. Я ничего не должен ей говорить, я обязан молчать я боюсь я не хочу, чтобы мне делали больно! Она подошла к двери, откуда доносились страшные звуки, и яростно постучала. Через несколько секунд появился Тома. Увидев меня, он злобно ухмыльнулся, предвкушая потеху. Мои руки начали трястись, и их даже кандалы не смогли удержать.
Откуда он? спросил Тома.
Фаукс перенес обратно. Молчит, щенок, я надеюсь, ты развяжешь ему язык?
Будь в этом уверена, моя госпожа! льстиво произнес он, взял ее руку и долгим поцелуем припал к ней.
Зирель села на стул напротив меня и начала яростно прожигать меня взглядом. Тома отошел к столу, где лежали разные изделия пыток, и начал выбирать, чем ему воспользоваться. Каждое орудие, которое он поднимал и оценочно крутил в руках, наводило на меня такой ужас, что зубы начинали трястись. Сам того не замечая, я начал плакать и молить о пощаде. В душе я понимал, что должен замолчать и не подавать виду, что мне страшно, но эмоции взяли верх. Тома наконец определился с выбором и направился ко мне.
Прошу вас! Умоляю! Не делайте мне больно! Пожалуйста!
Бойся, щенок! Ты у меня заговоришь, ты у меня все скажешь! За все ответишь, маленький ублюдок! Будешь о смерти меня молить!
Прошу, пожалуйста! Не надо! Не надо! я рыдал, захлебываясь слезами, мне казалось, что вот-вот я сойду с ума от ужаса и страха.
Знаешь, что это такое? Конечно, знаешь, ты же сам это сделал! он истерически засмеялся, и смех его разносился по подземелью злобным эхо. Ну-ка, Марти, расскажи-ка мне, что это за изобретение?
Нет, нет, пожалуйста!
Нет уж, ты расскажи, мне интересно, он говорил со мной притворно добрым тоном, а на самом деле издевался. Говори! Его ладонь со свистом ударила мою щеку так, что та еще долго горела.
Это это прожигатель, рыдая, протянул я.
Отлично! И что же он делает?
Он прожигает клетки нервные клетки они отмирают и потом потом конечность непригодна если ее не отрезать она будет болеть сильно болеть
Как, как она будет болеть, малыш Марти? ехидно спросил Тома.
Очень сильно так, что ты сам будешь молить о смерти.
Правильно! Только о смерти будешь молить он на секунду замолчал. Ты! И разразился истерическим смехом.
Сними с него фаукс, приказала Зирель, все это время наблюдавшая за нами.
Он тут же повиновался, а потом вмиг подскочил ко мне.
Ну что, дружок, с чего начнем? Какая часть тела тебе больше всего не по душе? Может, уши? Кому они нужны, верно?
Не смей, глупец! закричала Зирель. Не трогай тело и голову, мальчишка еще понадобится!
Ну ла-адно, протянул Тома с наигранной грустью, тогда, может, пальцы? Рук или ног? Что тебе дороже? издевался он, а меня всего било в истерике, я понимал, что меня ждет, какая нестерпимая боль. Ну раз ты молчишь, я решу за тебя сам.
Он приставил орудие к моему большому пальцу левой руки. На секунду из моего горла не мог вырваться ни один звук, я не верил, не мог поверить, что сейчас, буквально через несколько секунд, я фактически лишусь пальца. Затем последовала боль, как будто через твой палец прогоняют электрический ток, раскаленные иглы, как будто его обливают кислотой и раздавливают под тяжестью одновременно. Я ничего не чувствовал, кроме боли, ужасной, непередаваемой, только потом я понял, что начинаю хрипнуть от своего крика.
Ну что ты так кричишь, малыш? Это же только первый пальчик! У тебя еще целых четыре! Будешь говорить или продолжим?
Пожалуйста, прошу! Из моих глаз уже не катились слезы, я даже рыдать был не в силах.
Говори, щенок, где Филиппа?
Нет, нет
Указательный палец пронзило той же болью. Горло жгло от порванных голосовых связок. Я кричал, я молил о пощаде, но это его еще больше раззадоривало. Он схватил средний палец и проделал то же, что и с предыдущими. Я потерял сознание. Я провалился в какую-то сладкую негу, в пустоту, у меня ничего не болело там, я, кажется, был счастлив. Несмотря на то что там было темно, я чувствовал себя в безопасности, спокойно. Там меня не мог достать Тома со своими пытками. Внезапно что-то начало стучать мне в грудь, прямо в солнечное сплетение. Темнота начала рассеиваться, а боль потихоньку возвращаться. Я вновь увидел перед собой Тому и Зирель на кресле.
Еще один разряд в грудь полностью вернул меня в действительность. Специальный пробудитель, если вдруг жертва потеряет сознание, это приспособление возвращает в реальность. И только что Тома испытал это на мне.
Куда это ты, Марти? Думал отдохнуть от меня? Нет, нет, у нас еще целых два пальца и куча вопросов!
Мой безымянный палец почувствовал ту же боль, я уже не мог терпеть, уж лучше смерть, чем испытать такое. Остальные прожженные пальцы болели так, как будто их непрерывно ломают, каждую косточку, потом эта боль плавно перетекала в режущую, как будто с пальцев живьем снимали кожу, затем нервы, а затем дробили кости. После всего этого наступало затишье, пальцы будто помещали в лед, но это было всего на несколько секунд, затем их будто поджигали, и все сначала. Эта боль была еще хуже, чем прожигание.
Где Филиппа?! кричал он, хватая мой последний палец.
Ее нет! Она не тут! Мы не нашли ее! отчаянно закричал я, только чтобы он не прожигал мизинец, только чтобы я не терпел все это вновь.
Кто мы?!
Я папа! Папа!
Николас? подала голос Зирель. Значит, он тут?
Да!
А Филиппа где?
Не знаю! провыл я.
Что вы собирались делать? Вы собрали армию? наступал Тома.
Нет я не знаю
Жги еще один! властно приказала Зирель.
Нет, нет, прошу, не надо!
Я лишился мизинца. Теперь вся кисть левой руки была непригодна.
Малыш, да у тебя пальцы кончились! За вторую руку будем приниматься или по-хорошему все скажешь? язвил Тома.
Я не знаю мы должны были привести Филиппу Парельо отправился искать Артоса но мы не знаем, нашел или нет я ничего не знаю!
Отлично! Армия Артоса! Уводи пацана, он бесполезен! Все, что нужно, мы узнали.
Тома отстегнул меня от стула и потащил в темницу. Кисть нестерпимо болела, я не чувствовал ничего, кроме этой боли. Я даже нормально ходить не мог. Он кинул меня на сырой, прогнивший и заросший плесенью пол. Я свернулся калачиком и принялся тихо плакать и поглаживать левую руку, от прикосновений боль удваивалась, от нее никуда не деться, был только один выход, но я не мог этого сделать.
Внезапно мне послышалось шевеление совсем недалеко от меня. Я испуганно обернулся, в углу что-то лежало, похожее на большой мешок, но в темноте невозможно было разобрать. «Мешок» зашевелился еще раз, и из него вырвалось что-то похожее на бурчание или хрип. До меня дошло. Когда Зирель притащила меня, Тома кого-то пытал за дверью, и, видимо, меня поместили за эту же самую дверь, к бедному узнику. Я осторожно подполз к нему, стараясь не двигать омертвевшей рукой.
Эй, вы в порядке? тихо спросил я. Скажите что-нибудь? Вы живы?
Ма Мартин Мартин, прохрипел несчастный.
Да, это Мартин.
Уб уб
Что? Я не понимаю
Убей меня!
Холодная дрожь пробежала по всему моему телу. Я понял, кто передо мной лежал. Трясущейся рукой я поднял голову незнакомого человека и кое-как направил ее на свет. Слезы покатились из моих глаз, мне хотелось кричать, биться в истерике, забыться, но ни в коем случае не находиться здесь, рядом с обреченным на смерть человеком. Его лицо было мокрое, в холодном поту, глаза не открывались, мокрые волосы прилипали ко лбу, и я бережно их убирал, но от каждого моего прикосновения он начинал болезненно стонать. «Лучше бы ты умер тогда!» с отчаянием подумал я.
Несчастным пленником оказался мой дядя, с которым мы так сильно сдружились, который заменил мне маму, папу и даже брата, который всегда помогал мне и брал, если надо было, удар на себя, который спас меня от смерти и, возможно, спас Либерию. То, что с ним случилось, было еще большей несправедливостью, чем если б его просто убили. Я плакал и проклинал себя и всех за то, что именно так все случилось.
Макс! Макс! Пожалуйста, Макс! хныкал я.
Мартин, мне больно! прохрипел он, еле дыша.
Что с тобой сделали?
Все прожигание, дробление, внушение все.
Нет нет но тебя же можно вылечить, Макс? с надеждой спросил я.
Мне прожгли почти все тело, Марти, и часть головы.
Нет! громкий всхлип вырвался у меня из груди, и я разрыдался с новой силой.