А в этом возрасте уже начинают проскакивать между мальчиками и девочками те самые искорки на сближение, а когда мальчик в лаптях, то моментально срабатывает принцип «броуновского движения» на отталкивание. Лапоть он и есть лапоть. Но Матвея выручало то, что он учился отлично, а потому и утверждение о том, что «встречают по одёжке, а провожают по уму» делала своё дело. Отношение одноклассников к нему формировалось не по его одежке, часто несуразной, а по его ответам на вопросы учителей, по оценкам за контрольные работы, за выполнение домашних заданий. Но при этом «отличник» был очень застенчивым, стеснительным и смелости даже не хватало на то, чтобы участвовать в школьной художественной самодеятельности. Куда уж тут до того, чтобы закрутить роман.
Как же, «артисты» на сцене видны со всех сторон, а сельский зритель весьма критичен не только к мастерству «артистов», но и к их одеянию. Если мастерство дело наживное и его за счёт репетиций, несомненно, можно достичь, то где взять более или менее приличную одёжку, в которой не стыдно было бы предстать перед зрительным залом. Одно дело быть в классе, где внимание всё-таки уделяется, прежде всего, учёбе, но не одежде и обуви. Выход же на сцену автоматически переводит того же ученика в положение фактически воспитателя, который просто обязан быть безупречным не только в своих словах и действиях, но и во внешнем виде. Сложившиеся внутренние убеждения не только у Матвея, но и у многих его одноклассников, не позволяли им выставлять напоказ то, чего они стеснялись и от чего испытывали внутренний дискомфорт. Как тут не робеть?
Казалось бы, ради собственного духовного развития и даже большей узнаваемости среди сверстников и сельчан можно было преодолеть и робость, и не смущаться своей неказистой одежонки. Но, с одной стороны, сложившийся патриархальный образ сельской жизни никак не стимулировал «выставлять себя напоказ». А с другой, на поведение ученика существенное влияние оказывала всё-таки школа и чеховское «в человеке должно быть всё прекрасно: и одежда, и душа, и мысли» заставляло многих учеников внимательно оценивать своё отражение в воображаемом (импровизированном) зеркале. Почему в импровизированном? Да потому что у многих дома не было даже такого атрибута в убранстве их жилья как зеркало. Ничего не поделаешь. Нищета и послевоенная разруха вкупе с менталитетом сельской жизни просто вынуждали многих жителей обходиться не только без зеркала, но даже и не умываться ежедневно, тем более, с туалетным мылом, которого, естественно, никогда не было, и чистить зубы с зубным порошком (тогда паст и в помине ещё не было).
Такая, даже простейшая «парфюмерия» ещё очень долго не была в обиходе. Матвей впервые почистил зубы только после окончания 7-го класса. И то всего только один раз совершенно случайно, когда много ребят со всей улицы пришли пообщаться с только что вернувшимся домой после долгой семилетней военной службы в Германии сержантом Сергеем Васильевичем (с 1943 г. служил в разведке и принимал непосредственное участие в боевых действиях, в том числе и в штурме Зееловских высот на подступах к Берлину). Ребята интересовались, конечно, за что «дали» столько много наград, почему так долго пришлось служить. Всем ребятам выделили по кусочку сахара, что им явно понравилось, но когда самый, должно быть, любопытный парнишка, поинтересовавшись назначением такой красивой щёточки, лежавшей на подоконнике, получил ответ, что она предназначена для чистки зубов, то у ребят моментально появилось желание тут же попробовать этот инструмент в действии. Ведь о том, что люди чистят зубы, ребята уже знали, но как это делается, им, конечно, было неведомо. Служивый не только разрешил попробовать, но и открыл наполовину заполненную каким-то белым порошком коробочку. Все присутствующие в порядке «живой очереди» одной этой щёточкой фактически очистили коробочку от порошка, но восхищения тем, что щётка побывала на зубах, явно не было, о чём свидетельствовало недоумённое выражение лица у большинства экспериментаторов. Навряд ли много ребят после этого приобрели средства для чистки зубов. Матвей точно ничего не приобретал. За какие такие шиши, да и где? За этим надо было шагать в районный центр. Да, по-видимому, и Сергей Васильевич надолго, по крайней мере, до очередного посещения райцентра, не мог воспользоваться этим благом цивилизации.
В какие- такие артисты пойдёшь с неумытым лицом? Конечно, молодость выручала: ни от кого не смердило, хотя баню и знать не знали из-за её отсутствия, а искупаться можно было только летом, в речке или в заполненной водой воронке от взрыва 500-кграммовой бомбы. Так вот доходила тогда до ребят цивилизация. Зубную щётку не знали, но в калибрах бомб и снарядов разбирались. Да так разбирались, что бомбы или мины при их разборке сами лишили многих ребят рук, ног, а некоторых и жизни. Всё было!
«Эх! Лапти, да лапти мои». Одежда в нашей жизни
И всё проходит! О лаптях ребята довольно быстро забыли, как будто они их никогда и не носили. А послевоенные фуфайки-телогрейки ещё долго служили и старым, и малым, как единственно доступная и достаточно удобная одежда практически для всех возрастов и всех времён года. В те тяжёлые годы пальто было всё-таки экзотикой, доступной лишь сельской интеллигенции. И не потому, что у них денег было много. Просто положение обязывало экономить на всём ради того, чтобы «на публике» выглядеть достойно, а вообще говоря, чтобы не быть противным себе самому. По-моему, это главное для любого человека.
Одежда, конечно, для современного человека весомый довод в подтверждение того, что стыд не прикрывает только скотина. Качеством этого прикрытия можно было быть и недовольным, что часто реально и было, но все недовольства снимались ответом на единственный вопрос: «есть что-то лучше?». Конечно же, нет! Откуда оно возьмётся. Одевали то, что было. И об этом все знали по собственным гардеробам. А потому и не спрашивали. Ибо часто на многих ребятах были очень примитивно сшитые вручную мамой или бабушкой холщовые штаны, кое-как окрашенные анилиновым красителем, какие удавалось приобрести в райцентре. А иные «щеголяли» и в некрашеных штанах из-за отсутствия хотя бы одного пакетика краски. Через неделю носки об их первоначальном светло-сером цвете напоминали лишь редкие более светлые пятна в недоступных местах, и зачастую уже было трудно назвать материал, из которого они были сшиты.
Но то время ушло безвозвратно. А изменилось ли что-то в поведении людей, в их восприятии той же одежды как необходимого для жизни атрибута? В теперешнее время очень мало кто страдает от отсутствия или плохого качества одежды, её стало «девать некуда». Более того, сегодня наметилась явная тенденция носить одеяния, позволяющие «без стыда и совести» демонстрировать все «прелести» человеческого тела, женского, конечно. (а у мужчин, какие прелести?). Правда, надо признать, что стремление публично «раздеться» появилось совсем не вчера. Ещё в 70-80-ые годы прошлого века о наметившейся тенденции упростить одежды, сделать их «прозрачными», вещали известные куплетисты даже с эстрадных подмостков, любуясь женщинами, у которых «сверху кофта из нейлона, снизу то же ничего».
Эта тенденция в развитии моделей одежды не могла, естественно, оказать существенного влияния на жизнь людей, тем более, не отменяла другие их устремления. Конечно, об этом легко говорить сейчас, когда все одеты и обуты. А тогда!
А тогдашние одежды и очень, очень скудный «хлеб насущный» были следствиями великой нужды, порождённой той страшной войной. Но несмотря и на эти неимоверно тяжёлые условия, большинство молодых людей жило надеждами на то, что они найдут достойное для себя место в стране, настойчиво восстанавливающей разрушенное войной хозяйство. Потихоньку улучшалась одежда и обувь, и появлялись возможности по их приобретению, в магазинах начал появляться хлеб, сельское хозяйство оснащалось новой техникой благодаря создаваемым МТС и т. д., Страна жила и накапливала силы. В то время информация о происходящем в стране была довольно скудной и, конечно же, идеологизированной. Но, тем не менее, молодые люди всё чаще и чаще, переходя из класса в класс, впитывая в себя и господствующую идеологию, менее всего обсуждали качество своих ботинок и штанов, а больше говорили уже о своих перспективах получения высшего или хотя бы среднего специального образования, либо об устройстве на работу.
О перипетиях на пути к взрослой жизни
Взросление, на взгляд Матвея, начинает «рассортировывать» всех молодых людей по определённым категориям. Это слово, может быть, не совсем подходит для объяснения формирования из первоначально фактически разделённых (по крайней мере, до школы) молодых людей неких смысловых, может быть, точнее, больше всё-таки абстрактных сообществ (не коллективов!), отличающихся друг от друга кругом интересов, поведением, устремлениями и пр. Суть этой рассортировки состоит в том, что каждый индивид в соответствии со своим физическим здоровьем и уровнем умственного развития, материальным и общественным положением воспитывающей его семьи, традициями и менталитетом общества, в котором он живёт, спонтанно занимает своё место в упомянутом выше формальном абстрактном сообществе. Занятое таким образом место становится отныне стартовой площадкой для дальнейшего шествия по жизни. Хватит места для старта и хорошего разбега, наберёшь хорошую скорость, тогда и появляется шанс добежать раньше других до вожделенной цели. Ведь нельзя, категорически нельзя, медлить, ибо там, куда стремишься, места на всех может и не хватить. Такова она «се ля ви». Такова проза жизни!
В условиях сельской жизни, таких стартовых площадок было не так уж много. Послевоенный очень низкий уровень жизни и отсутствие видимых перспектив по его подъёму не позволял большей части населения даже только хотя бы мечтать о желаемых облегчениях. Кто же не хотел появления электрического освещения в деревенских избах, проезжей в любое время года дороги, хотя бы от райцентра до села, кто же был против увеличения на полях необходимых машин и механизмов, облегчающих труд людей. А уж мечтать о далёких мирах вообще было утопией, потому что вся жизненная философия того времени заключалась в элементарном стремлении выжить, не умереть от голода и от холода. Не было ни жилья, ни хлеба. Таков результат гитлеровского нашествия. После довоенного относительного благополучия послевоенная разруха совершенно не представляла возможностей голодному люду, образно выражаясь, воздеть очи к небу и почувствовать в себе потребность «пересчитать звёзды».
Легко ли было дожить тогда до появления такой потребности? Очень тяжело! Многие сверстники Матвея так и не стали даже «мечтателями». Нужда и семейный уклад у многих из них вынуждали искать пропитание для тела на земле. От звёзд исходил лишь бледный мерцающий свет, не дающий ни тепла, ни пищи. О духовной пище, как помнится Матвею, вообще никогда речь не шла. Среди ребят даже в обороте такого термина и понятия не было. Но это совершенно не означает, что в душах мальчишеских был лишь сплошной мрак. Нет, конечно. Там всё-таки теплились маленькие огоньки, свидетельствующие о том, что есть ещё и другая жизнь. Бледный свет этих огоньков позволял, хотя и призрачно, не то чтобы увидеть эту желаемую жизнь наяву, но хотя бы в мечтах. В этих неимоверно тяжёлых условиях не всякому хватало сил и настойчивости, чтобы еле теплящиеся в душе огоньки становились факелами, позволяющими обеспечить переход детских мечтаний в конкретные очертания в реальной жизни. И в возможности из «искры возжечь пламя» огромная роль принадлежала школе. Как бы не относились к советской власти, но именно она, сразу же после изгнания немцев, организуя в невероятно трудных условиях возобновление школьного обучения при отсутствии школьных помещений, учебников, бумаги, карандашей и т. п., приближала практическую реализацию той самой естественной потребности в познании миров.
В условиях села среди всех ребят выделяли, прежде всего, тех, кто хорошо учился в школе, кто читал книги. О содержании прочитанных книг при случае рассказывалось другим. Но Матвей уже тогда заметил, что разговоры о прочитанном получались лишь с теми, кто и сам что-то читал. Но кто же из одноклассников, да и вообще из сверстников Матвея мог похвастаться, что он прочёл гениальнейший труд М. А. Шолохова «Тихий Дон»? Не было таких! Кстати, почему-то в библиотеке сельского клуба «Капитал» Маркса был, а книг М. Шолохова вообще не было. Точно так же ни «Тихого Дона», ни «Поднятой целины» не было и в школьной библиотеке. Матвею книгу «Тихий Дон» дали почитать всего на несколько дней, и он, ночами, при тусклом свете керосиновой лампы, с удовлетворением осилил эту великую эпопею о жизни казачества, о гражданской войне на Дону, о постигших этот удивительный край страданиях и бедах. Когда в боях и даже от случайного выстрела гибли родные и любимые люди, когда надежды иссякали, а разочарования мешали трезво оценивать складывающуюся обстановку в станицах, да и вообще в стране. Матвей хорошо помнит, что обменяться своими впечатлениями о содержании книги так и не пришлось. Не с кем было! Точно так же Матвей долго в одиночестве домысливал, почему это «ночь не так черна, как человек» после прочтения книги В. Гюго «Человек, который смеётся». Впрочем, хотя книги В. Гюго, А. Дюма и других известных зарубежных писателей и были в школьной библиотеке, но большим спросом они не пользовались. Так Матвею запомнилось.
И ещё Матвей заметил, что читали книги сверх школьной программы как раз те, кто хорошо учился. По прошествии многих лет он убедился в том, что чтение дополнительной литературы по изучаемым предметам, и художественной по вкусу, даже газет и журналов, способствует лучшему усвоению учебного курса любого заведения. Кто бы сомневался, что книга (а вообще все средства информирования) это источник знаний, и чем больше их прочтёшь, тем больше увеличиваешь свой бесценный капитал, объём информации, который только накапливается и никогда не уменьшается.
Подавляющая же часть молодых сельских парней держала в руках лишь только школьные учебники, а выслушивать рассказы о содержании каких-то других книг помимо школьной программы, как правило, игнорировала. Но, тем не менее, эти минималисты, довольствующиеся только школьным учебником, формировали, как принято говорить сейчас, имидж, читающих ребят. Хотя бы тем, что книголюб, а он, как правило, успешный ученик, при необходимости может помочь найти ответ на неожиданно возникший «не школьный» вопрос, или позволит списать решение не выполненного самим домашнего задания по арифметике или по физике. В средней школе Матвей входил в очень небольшое число хорошо успевающих учеников, но списывать позволял не всем, отрицательно относясь, прежде всего, к откровенным лентяям. Но зато у него был друг, которому все три года (810 классы) всегда помогал делать уроки. Вот такова вкратце одна из категорий молодых людей, начинающих практическое вхождение во взрослую жизнь в то, далёкое теперь от нас время.
Современная же молодёжь выросла в совершенно иных условиях, чем описываемые выше, имеет теперь в своём распоряжении богатый набор источников информации, в том числе и технических средств, о чём тогда даже и представления не имели. Просто ещё время таких средств не пришло. Но в поведенческом плане, отношение к обучению и получению знаний, по-видимому, остаётся практически таким же, но теперь предпочтение отдаётся общению с разного рода гаджетами, игнорируя в большинстве случаев традиционную книгу как источник знаний. Другое время, другие возможности, но характер поведения человека формируется не только воспитательной работой с ним в семье, школе и обществе, сколько заложен природой человека. И именно она изначальна, а потому и наиболее прочна.