Напоминаю, товарищи курсанты, спиртные напитки не употреблять! А почему знаете? Не знаете. Наш курсант после ста грамм становится шире в плечах раза в два. И ему не пройти свободно ни в дверь, ни в автобус или трамвай не зайти, да вообще, ему и тротуар узок. Он начинает всех задевать, ему все мешают. И откуда-то у него появляется желание врезать по интеллигентной морде кому-нибудь, особенно студентам, да ещё по очкам Кончается это всегда печально. Напоминаю, на гауптвахте камеры просторные, туда вас засунут даже с очень широкими плечами!
И ещё, инструктируя тех, кого отпустили до утра:
Товарищи курсанты, сидя дома, кушайте хоть дерьмо, но на утро от вас должно пахнуть «Красной Москвой»
(«Красная Москва» это дорогой и престижный по тем временам одеколон.)
Должен сказать, что многие из нас, этот совет восприняли на будущее как незыблемый принцип поведения офицера.
Наверное по тому, что вся служба Виктора Вильгельмовича прошла в стенах училища, от курсанта до полковника, он, практически досконально, знал нашу психологию. Каким-то неуловимым образом, Павлович просчитывал наши возможные действия и всегда появлялся в нужном месте и в нужное время, когда, кстати сказать, мы были уверены, что всё продумали и всех перехитрили. Начальник курса легко мог показать упражнение на гимнастических брусьях или провести тренировку боксёров, надев на руки «Лапы». С удовольствием играл с нами в бильярд, при этом ведя неспешную беседу «за жизнь». Он искренне гордился нашими успехами и переживал наши же неудачи и «косяки». Наверно мы это чувствовали и по-этому командир пользовался непререкаемым авторитетом и всеобщим уважением.
Однажды, в начале второго курса у нас вышел конфликт с старослужащими солдатами батальона обеспечения учебного процесса, казарма которого была рядом. Один из дембелей «воспитывал» молодого солдатика, бил его ремнём. Наш курсант заступился за несчастного, дембель взъерепенился, началась драка. Как штормовой ветер пролетел традиционный клич «Наших бьют!». Дело было вечером, в свободное время, на улицу высыпали группы поддержки с обоих сторон. Началась массовая драка. Со всех сторон к нам бежали офицеры, дежурный по училищу, пытались разнять, разогнать противоборствующие стороны. Но всё было тщетно. Наша рота, взяв дембелей в клещи, принялась их добросовестно мутузить, не обращая внимания на грозные крики дежурного по училищу. Павловича, в это время уже выходившего через КПП, вернули. Он бегом, с огромным кожаным портфелем в руках, направился к месту ристалища и на ходу громко крикнул:
А ну стоп! Брэк, я сказал!
Услышав его голос, как по волшебству мы все отскочили назад, прекратив драку. Дембеля, изрядно потрёпанные, к тому времени уже только оборонявшиеся остались на месте. Разбирательство было коротким, зачинщиков увели, остальных отправили в казармы. Стоя рядом с дежурным по училищу и другими офицерами, Павлович, уже немного остывший от возбуждения, глядя нам в след, с хитрой улыбкой сказал:
А всё таки я их чему-то научил
Конечно же он имел в виду не умение драться, не нашу физическую подготовку, а она была на высоте, речь шла о том, что за год учёбы мы стали дружным, сплочённым коллективом, где своего никому не дадут в обиду. А ещё, немаловажно то, что драку не смогли остановить ни дежурный, ни другие офицеры. И только услышав голос своего командира мы немедленно прекратили потасовку
Потом, что естественно, было примирение и даже, отчасти, братание с дембелями, в результате чего с бойцами батальона установились взаимные дружественные отношения. Но с тех пор начальство нас стало называть просто «Банда Павловича».
А на третьем курсе у нас вышел серьёзный конфликт с курсовым офицером, старшим лейтенантом Калинычевым. Этот человек, в силу своих особенностей, и так авторитетом у нас не пользовался, а тут, в один из вечеров, будучи ответственным по курсу, он почему-то решил заняться нашим воспитанием. Причём делал он это мерзко, некрасиво, с употреблением ненормативной лексики и уничижительных идиом в адрес курсантов. Сказать проще оскорблял и унижал. Время было отправляться на ужин. Объявили построение на улице. Калинычеву не понравилось как мы строились. И началось! Бегом назад, на третий этаж, потом снова вниз. Потом длительное выступление перед строем в духе «Я вам козлы ща устрою! Вы у меня ползать ща будете». Градус напряжения в подразделении подскочил, а потом и вовсе зашкалил
Роты уже возвращались из столовой, а мы всё стояли и слушали старшего лейтенанта. Наконец наговорившись вдоволь, насладившись властью он скомандовал:
Курс, на пра-а-во!
А курс не шелохнулся. Мы, не сговариваясь, решили не подчиняться. Это был бунт!
Я чо, бл, не ясно скомандовал? заорал Калинычев.
А в ответ тишина. Выражавший, до сего момента, всем своим видом превосходство и собственное величие, старший лейтенант как-то сник, и, уже голосом, содержащим нотки испуга и беспомощности, сказал:
Старшина, ё твою мать, веди курс на ужин. Командуй
Товарищ старший лейтенант, они вас не послушались. Меня и подавно пошлют. спокойно ответил старшина и остался стоять на месте.
Калинычев, разволновавшись:
А я сейчас пойду доложу дежурному по училищу! Вы знаете что будет?! Щас и Павловича вызовут! И ему будет!
Тут старшина вышел, не обращая внимание на старшего лейтенанта, встал перед строем и , обращаясь к нам, сказал:
Мужики, поймите правильно, у начальника курса могут быть серьёзные неприятности.
Упоминание о том, что можем подвести командира возымело должное действие, мы отправились на ужин. Калинычев, видно подумав что победил, догнал строй и у столовой решил нас потренировать. Ну не понравилось ему как мы входим в столовую, захотелось провести занятие на эту тему. Кончилось это тем, что мы прошли в столовую и дальше, не останавливаясь, через варочный зал и заднее крыльцо из столовой, потом через плац на спорт городок. Ужинать, естественно, не стали. Калинычев, поднявшийся вслед за нами в обеденный зал, опешил. Стоял и хлопал глазами, не понимая что случилось. Старшина отправил гонца за начальником курса. Тот жил рядом с училищем, по-этому примчался моментально. Построил курс, спокойно, без криков и угроз, отправил нас на ужин. Мы, беспрекословно подчиняясь, отправились жевать остывший жаренный минтай с картошкой и пить холодный чай. После нас вывели на плац и началась строевая подготовка под руководством начальника курса. Калинычев, с угрюмым видом топтался за спиной командира. Примерно на третьем прохождении торжественным маршем мимо трибуны, Павлович повернулся к старшему лейтенанту и с улыбкой сказал:
Ну что, хорошо идут?
Тот, не поднимая глаз , утвердительно кивнул. Подполковник обращаясь к старшине:
Всё, достаточно. Инцидент исчерпан. Веди в расположение
Тогда Виктор Вильгельмович поддержал офицера, но при этом, сумел погасить занявшийся было пожар конфликта и примирить враждующие стороны. Для нас поведение начальника курса в этой не простой ситуации стало уроком
Сейчас, по прошествии нескольких десятков лет, могу с уверенностью сказать, что для большинства из нас, те взгляды, убеждения и принципы, вложенные в наши буйные головы начальником курса, стали крепким фундаментом, стержнем, позволяющим выстоять в самых трудных, иногда безнадёжных ситуациях не только в службе военной, но и, в жизни светской.
Говоря о начальнике курса, нельзя не упомянуть и других офицеров, сыгравших далеко не последнюю роль в нашем становлении. Самым первым нашим командиром взвода был Старший лейтенант Абакумов Алексей Егорович, человек неординарный, редкостный оптимист. Его можно сравнить с волшебным горшочком каши из старой сказки. Так вот, как там из глиняного горшка непрерывно выливалась каша, заполонив весь город, так и из Алексея Егоровича прямо таки пёрла энергия. При чём, энергия светлая, позитивная, оживляющая всё вокруг себя. Нам было весело даже после многокилометровой пробежки по лесу в противогазах. А что, взводный бегал с нами, и хохотал, глядя на наши потные и грязные рожи, и мы начинали хохотать, и усталости как не бывало.
А потом упражнения на перекладине и выполнение нормативов. Самым краеугольным был так называемый подъём переворотом. Не скрою, для многих из нас гимнастика на первых порах была серьёзным барьером. Но разве это проблема с таким взводным? Всё, турник родной снаряд! Загоняя нас на перекладину, Абакумов всегда страховал сам, не доверял это ни кому. А как он это делал! Когда кто-то из нас выбивался из сил и был уже не в состоянии подтянуться и перекинуть ноги через перекладину, старший лейтенант начинал щипать несчастного, подталкивать, тыча и подталкивая его в бока, в спину, в поясницу, при этом громко и задорно комментируя:
Ну, Соколик! Ну, ещё раз, на мужчину! Давай! Ну, что же ты, Соколик?! Давай!
И, о чудо, давали, переваливались через эту проклятую перекладину!
Старшего лейтенанта Абакумова очень быстро назначили на вышестоящую должность. Пришлось расстаться. Но, по сей день, слово «Соколик» вызывает в каждом из нас светлые и добрые воспоминания о человеке, на двести процентов состоящем из света и позитива.
Лейтенант Осин Иван Николаевич, кстати сказать как и Абакумов, воспитанник Павловича из предыдущего выпуска, которого назначили к нам на курс сразу после окончания им училища, по возрасту был не многим старше нас. Его профессиональный рост и становление проистекали на наших глазах, отчасти демонстрируя наше же возможное будущее. Иван Николаевич оказался человеком серьёзным и потрясающе уравновешенным, про таких говорят: «Спокойный как удав». Его несколько флегматичная манера общения, в сочетании с жёстким, прямым и пронзительным как выстрел взглядом, слегка исподлобья, не раз парализовали нерадивых смутьянов. Именно из-за этой особенности и способности без крика и ругани привести собеседника в трепет, наши острословы придумали ему прозвище Маузер. Не удивлюсь, что Иван Николаевич знал об этом, но как умный ученик мудрого учителя относился к этому с добрым юмором.
Павлович заочно заканчивал инженерный факультет нашего же училища и к концу первого курса у него началась сессия, а потом диплом. Командовать нами на это время остался лейтенант Осин. И период этот совпал с проведением ротного тактического учения. В добавок ко всему, начальник училища решил провести эксперимент. Если раньше курсанты в учебный центр и на полевые занятия ездили на машинах, то теперь в учебный центр Солдатская Ташла мы должны были идти пешком, не много не мало, а протопать на своих двоих предстояло пятьдесят три километра. Марш спланировали, совместив его с началом учения. В назначенный срок, как всегда неожиданно в четыре часа, курс подняли по тревоге и вперёд
Дело было в июне. Стояла жара, в небе ни облачка, воздух как будто застыл, полное безветрие. И только жаворонок где-то там в высоте выводил свои трели. А прямо по асфальтовому шоссе, растянувшись метров на четыреста, волоча на себе оружие, противогазы и вещевые мешки, шкандыбала колонна первокурсников военно-технического училища, всего около пятисот человек. Впереди медленно двигалась машина ВАИ, в которой ехали руководители всего мероприятия, а замыкали строй медицинский Уазик и большая водовозка. В этих машинах, набившись как кильки в банку, расположились командиры марширующих подразделений. И только лейтенант Осин шёл со своим курсом, от начала и до конца. Наверно в таких моментах командиры и приобретают искреннее уважение и преданность своих подчинённых, именно так зарабатывается авторитет. Не покривлю душой, если скажу, что лично для меня, и смею утверждать, для многих других моих однокашников, Иван Николаевич был и остаётся наглядным примером носителя истинной офицерской чести и благородства. Впрочем, другие командиры, участники того легендарного марша, тоже люди неплохие, но вот только ехали на водовозке
Строевая
Что такое строевая подготовка? Многие скажут, что это не нужная ни кому муштра, пустое занятие, шагистика. А ещё, это действенный способ довести праведные мысли до подчинённых через ноги, в случае, когда они, ну мысли эти, не доходят через голову. Были времена, и я так думал. Но
Строй упорядоченное размещение военнослужащих для их совместных действий. А вот строевая подготовка это уже целый предмет в системе боевой подготовки, вырабатывающий у военнослужащих строевую выправку, подтянутость и выносливость, а также умения правильно и быстро выполнять строевые приёмы с оружием и без него, в одиночку и в составе подразделения и даже части. И организуется она на основе Строевого устава.
Как часто можно услышать от несведующих лиц, что строевая подготовка подавляет личность. Увы, так можно утверждать, не зная сути. Кроме всего вышеуказанного, этот предмет обеспечивает формирование коллективизма. Нет, не коллективизма муравейника, а сообщество личностей осознано действующих.
Строевая подготовка это ещё и труд. Нудный, тяжёлый труд, незаметный для обывателя, но дающий внешний лоск, демонстративную красоту и зрелищность. Для нас понимание этой истины приходило постепенно, вместе со взрослением и набором опыта и выучки. Так часто бывает, начинаешь что-то уважать и понимать лишь тогда, когда научишься это делать. И мы были не исключением. С первых дней учёбы, сам факт наличия в расписании занятий предмета «Строевая подготовка» энтузиазма не вызывал, но выбора у нас, что естественно, не было. Хочешь учиться в училище, выполняй всё что тебе предписано. Вот и стаптывали на плацу каблуки юфтевых сапог, зубрили устав, учили строевые песни. Сначала одиночная подготовка, потом в составе подразделений. У нас были хорошие учителя, по этому уже на первом курсе в строевом отношении мы были в лидерах. Как-то незаметно для самих себя мы стали гордиться и даже пользоваться своим умением. Однажды в выходной, когда часть нашего курса собиралась в увольнение, прилетела неожиданная весть, что в город ни кого не выпускают. В тот день ответственным по училищу был полковник Наговицын, человек жёсткий и даже, где-то , своенравный. Кремень, если решил что, то всё, не сдвинуть. На сей раз ему что-то не понравилось: то ли территорию плохо убрали, то ли подразделение какое плохо промаршировало мимо него. В общем, не в духе полковник был, злой и непримиримый ко всему, что двигалось мимо. Он встал на дороге, не далеко от КПП и грозно крича, без разбора заворачивал обратно всех, мечтающих только о «девчонках и танцульках», курсантов, пытающихся пройти в город. У грозного полковника была одна слабость. Уж больно он любил строевую подготовку. А у нас желание попасть в увольнение было настолько велико, что мы решились на отчаянный поступок. Все увольняемые собрались, построились и под командой сержанта, печатая шаг направились к КПП. Когда мы приближались к, стоящему вместе с дежурным по училищу, Наговицыну, как на параде прозвучала команда:
Счёт!
Р-раз! подбородки синхронно дёрнулись вверх, И-и раз! головы вправо, правое ухо выше левого
Шаг зазвучал резче, громче, подразделение как единое целое, как монолитный параллелепипед, продвигалось к заветной цели. Полковник вытянулся, чуть на носочках не привстал, правая рука взметнулась к виску в воинском приветствии. На лице засветилось выражение восхищения и крайнего удовольствия, грудь вздыбилась от набираемого воздуха:
Здравствуйте, товарищи курсанты! громогласно выдохнул Наговицын.
Здравия желаем, товарищ полковник! В такт шагу ответили мы.
Хорошо отвечаете! продолжил довольный начальник.
Служим Советскому Союзу! браво и дружно рявкнули мы, продолжая движение.