Я бываю здесь каждую пятницу. Заходи, ещё поболтаем, красавчик, на прощание она впилась языком в его шею, чтобы наутро засос напомнил Владимиру о недавней встрече.
Через неделю он явился вновь. Адалана ждала его во всеоружии, закинув одну ногу на другую и попивая вермут. На этот раз мужчина овладел ею на заднем сиденье арендованного Fordа.
Третью пятницу провели в мотеле.
На четвёртом свидании Владимир заметил у Ланы новые синяки и изъявил желание выслушать историю её жизни.
Ты слишком красивая, чтобы быть счастливой, сказал он на неплохом английском, тебе есть что поведать.
Не твоё дело, расхохоталась зарёванная англичанка. Спасибо за коктейль.
Девушка спрыгнула с барного стула и натянула на бёдра задравшуюся джинсовую юбку. Прежде, чем она ушла, Владимир вручил ей визитную карточку. Он сказал, что пробудет в Лондоне ещё неделю вместе со своей шестнадцатилетней дочерью, и заверил, что в течение этого времени Лана может круглые сутки обращаться к нему за помощью.
Надо же, какая забота, подколола Лана, если я захочу потрахаться, мне есть кого вызвать по телефону помимо тебя.
Из вежливости она сунула визитку в карман юбки.
Номер Владимира понадобился ей через три дня, когда у Чеса снова случился припадок. Сначала он, как обычно, распластался на полу и испускал фонтан пены изо рта, но потом вдруг вскочил, набросился на Лану, сломал ей руку и чуть не засунул ей в рот крысиный хвост с криками: «Давай поиграем в крысоферму!» Лана отбивалась, как могла. Улучив момент, она вырвалась и ударила шизофреника ногой в живот. Мальчик заскулил и успокоился на мгновение, схватившись за тощее пузо, и Фэйн выбежала в коридор. Она посадила Джоанну в ванну, попросив соседей-наркоманов присмотреть за ней (она доверяла им, потому что те не принимали героин, а лишь баловались травой, а это не считалось), вышла на улицу и набрала номер Владимира Дивановского. Мужчина словно караулил её круглые сутки. Он прибыл в паб через две минуты. Женщина, даже не поздоровавшись, сразу перешла к делу и попросила у него денег в долг.
Мне нужно уехать на время, ты сказал, что поможешь, быстро пояснила она.
Владимир прервал Лану поднятой ладонью и пригласил её сесть за столик у окна. Лана прошмыгнула к скамейке и нетерпеливо ждала, пока русский вдовец усядется напротив. Владимир Дивановский медленно, скорее для вида, просмотрел брошюру с напитками, особенно не вчитываясь. Адалана ёрзала на скамейке.
Здесь нет официантов, надо самим к барной стойке подходить.
Кому как, небрежно бросил Владимир. Через секунду к их столику подскочил бармен, и Дивановский попросил две пинты сидра. Затем он повернулся к Адалане: Ни к чему торопиться. Расслабься. Расскажи, что произошло.
Лана раздражённо вздохнула, обняв левой рукой обездвиженную ноющую правую. Хорошо, что из-за препаратов её мозг работал медленно и лениво, потому не успел ощутить невыносимо острую боль.
В общем, мой парень
Она прикинула, что терять ей нечего, и рассказала Владимиру всё. Ей некому было выговориться, и она вновь решила как это было с Чарли, что первому встречному можно доверить даже больше, чем себе самому. Владимир слушал женщину не перебивая. Лана Фэйн спокойно поведала о сломанной руке, о лечебнице, выставив себя жертвой обстоятельств, о знакомстве с Чарли, о бедной жизни и о дочери, умолчав лишь о барыгах, крысах и стиральной машинке. Ей трудно было определить, о чём в приличном обществе уместно и неуместно говорить на свидании, поэтому на всякий случай оставила пару секретов на десерт. Владимиру было достаточно.
Ты сумасшедшая, отрешённо заключил Дивановский, осушил пинту сидра и, подумав с минуту, произнёс: И меня заодно с ума свела. Я ночами не спал, ни о ком не мог думать, кроме тебя.
И что мне с твоей пресловутой любви? фыркнула Лана. Мне нужны деньги.
Владимир дал бармену сигнал, чтобы тот принёс ещё две пинты, и без малейших колебаний выдал:
Мы летим в Россию вместе. Я вытащу тебя из этой дыры.
Фэйн нисколько не удивилась. Это был далеко не первый ухажёр, сходивший с ума от её красоты.
Мне нужен твой паспорт, чтобы сделать документы, ровно продолжал Владимир. Его серьёзность пугала Лану больше, чем припадки Чарли.
У меня нет паспорта, ответила неврастеничка.
Так даже проще. Оформлю всё с нуля.
Ты бандит?
Владимир усмехнулся и опустошил следующую пинту.
Скажем, мелкий чиновник. Где твоя дочь?
Осталась дома.
Отвыкай называть это домом. Забери дочь, и я встречу тебя на лестнице. Сниму вам номер в хостеле, поживёте там. Через четыре дня уедем вместе.
Владимир бросил на стол несколько монет в благодарность за сидр, поднялся со скамьи, накинул пиджак и молча удалился. Лана осталась сидеть в полном недоумении. Что ей делать? Согласиться? Его предложение звучало, словно злая шутка. Она ни разу не была за границей. Боялась России. Ненавидела Россию вообще-то. Но теперь она была не в том положении, чтобы жеманничать. События развивались настолько быстро и неправдоподобно, что Лану это забавляло. Даже если этот человек окажется маньяком или мафиози, уехать с ним будет лучше, чем остаться одной в городе, в котором она потеряла себя. «Что ж, попробуем», Лана едва успела довольно улыбнуться, прежде чем задеть сломанной рукой угол стола и завопить от острой боли.
***
Через четверо суток Адалана с Владимиром оказались в Санкт-Петербурге молодом холодном городе на границе с Европой, который ещё десять лет назад именовали Ленинградом.
С Владимиром ей жилось славно. Богато обставленная квартира в центре, море дорогой одежды и косметики, личный автомобиль. Лана всё больше укоренялась в мысли, что он бандит. Незаконные деньги её по-своему возбуждали. Гражданский муж любил её без памяти, но через полгода настоял на узаконении отношений. Лана согласилась, и только тогда счастливый Владимир дал ей полную свободу действий: она могла ночами не бывать дома, тратить десятки, сотни долларов на косметику и алкоголь, и ей всё прощалось. У неё было столько денег, что можно было самой заниматься производством наркотиков, однако Фэйн не торопилась переходить из актрис в режиссёры. Действие героина впечатляло больше, чем деньги, которые можно было выручить за его продажу. Когда ей наскучило ходить по магазинам, её новым хобби стало забытое старое, но с добавлением экстази. Джоанна больше её не сдерживала, с ней возился муж, а потом его дочь Ирина Дивановская.
Дочка Владимира Лане никогда не нравилась. Ирина была длинной русоволосой тихоней, с ней не о чем было поговорить, нечего делать, некуда пойти. Шопинг и клубы девочку не интересовали, зато она хорошо готовила и до блеска выдраивала алюминиевые сковородки. По мнению Ланы, это были два бесполезнейших навыка, поскольку Дивановские могли позволить себе вообще не обедать дома, а ходить в рестораны сутки напролёт. Однако навыки Ирины пригодились, когда её отца застало печальное известие, с каким он явился домой в один из вечеров.
Ирочка, представляешь, сегодня новость узнал, взволнованно проговорил Владимир, что погиб мой коллега. Наш друг семьи. Виктор Кравченко.
Ира охнула и схватилась за сердце.
Виктор Степанович! изумлённо выкрикнула она. Как это случилось?
Пожар. Виктор с супругой погибли, а дети выжили, их вовремя эвакуировали. Тёма и Ян, близнецы. Помнишь мальчишек?
Как не помнить, Ира утёрла слезу. Кравченко нам как семья были. Бедные мальчики, что же теперь?
Владимир покачал головой, откупорил бутылку вина и отправился к серванту за бокалом. Ирина подбежала к отцу и осторожно взяла его под локоть.
Папа, пожалуйста, оставь бутылку. Ты и так в последнее время
Да, да, Дивановский отставил вино и потёр ладонью багровое лицо. У них совсем никого нет. У Кравченко-то. В Новосибирске у них родни не осталось. Как думаешь
Конечно, папа, Ира нагнулась к отцу и обняла его сильные уставшие плечи. Они нам, как семья. Кравченко для тебя столько сделали в своё время, что настал наш черёд.
Прежде чем взять опеку над близнецами Кравченко, мужчина посоветовался с женой. Адалана не показала сопротивления, лишь равнодушно вскинула брови. Положение и состоятельность Владимира позволили ему без труда получить право на опеку. Ирина во всём поддерживала отца, пообещав стать близнецам лучшей сестрой и доброй наставницей. Семья Дивановских переехала в новую квартиру, и мальчишки заняли самую большую спальню.
Артемий Кравченко, старший из близнецов, отличался худобой актёра и заносчивым нравом, а младшенький, Ян, носил очки, заикался и читал, читал, читал. Это были дети совершенно другого поколения и склада, чем дочь Владимира Ира: зрелые, не по годам развитые и печальные, погружённые в раздумья, им не было свойственно подшучивать над девчонками и коллекционировать фантики от конфет. Близнецы так горевали по родителям, что почти не ели, не пили и не разговаривали. Весь день они были погружены в тревожный полудрём, а по ночам ворочались не смыкая глаз до самого рассвета. Ян всхлипывал, Тёма угрюмо размышлял. Позднее к ним присоединилась дочка Адаланы, тоже молчаливая и печальная, и ребята образовали немое нелюдимое сообщество брошенных детей. Владимир старался отвлечь их, но Джоанна шипела на него, Тёма злился, а Ян молча сопел в подушку. «Солнце моё, пригляди за детьми», просил Владимир каждый раз, как уходил на работу. Лана только тушила окурки об их кровати. Потом стала просить Иру помочь уложить детей спать, а утром одеть и причесать к завтраку. Ирина ни слова не говорила, всегда слушалась, понимая, что кроме неё никому нет дела до детей. Отец тоже сдавал позиции, заботясь теперь только на словах. Ира не знала, как помочь ему бросить пить. Глава семьи словно не замечал расходов супруги. Он и течение жизни вскоре перестал замечать, и растущую зависимость, и любимую дочь. Все обязанности по дому легли на хрупкие плечи Ирочки Дивановской. Говорить с отцом было бесполезно и больно: он не слышал, не слушал. Адалана тратила столько, что Владимир скоро погряз в долгах, и Ире пришлось устроиться швеёй в ателье на соседней улице, чтобы иметь деньги на чёрный день.
Вскоре о героиновом хобби Ланы узнал Владимир. Он думал, супруга сидит на наркотиках полегче. После долгого неприятного разговора Дивановский уговорил её лечь в клинику. Лана по известной причине боялась лечебниц, как огня, но делать было нечего. Владимир пообещал, что до психиатрии дела не дойдёт. Пришлось согласиться. После месяцев и месяцев лечения Лана наконец слезла с иглы. Счастью Владимира не было предела: он носил женщину на руках, возил её по заграницам, твердил, как хочет от неё ребёнка. Поначалу Адалану это умиляло, после начало раздражать. Фэйн мечтала вернуть былую славу и украсить своими бёдрами разворот журнала. То и дело она листала старый американский Vogue, разглядывала своё сочное юное тело со слезами на глазах и ждала звонка от бывшего менеджера с предложением сняться в глупом ток-шоу. Она не могла жить без софитов и скандалов. Был лишь один человек, который восторгался ею без косметики и ботокса, не таскал её по лечебницам, не обременял браком, давал ей свободу медленно тлеть и губить себя. Окончательно протрезвев после лечения, женщина поняла, что тоскует по Чесу. Для Ланы это было настоящим открытием. Фэйн надеялась, он был ещё жив. Ей представилось, что он лежит в своей палате в той же больнице, снова принимает лекарства и выглядит таким послушным умничкой, что замирает сердце. Его недогадливое безразличие было лучшей в нём чертой. И снова хочется сбежать с ним в город и показать ему мир, но на этот раз унести из лечебницы побольше таблеток. Она и предположить не могла, что паренёк мог настолько запасть ей в душу. Она знала одно: если после их воссоединения его состояние ухудшится, или он снова начнёт срываться на неё, или даже если от его рук она погибнет, Лана не пожалеет, если вернётся к Чарли.
После долгих раздумий Золушка решила бежать из дворца. Адалана думала поступить гуманно и оставить Владимиру записку с извинениями, но написать её забыла. Она сразу поехала в аэропорт, купила билет в Лондон и, сев в самолёт, вмиг позабыла и о Владимире, и о России.
А что же Владимир? С ним было сложнее. Владимир Дивановский как истинный русский человек любил слишком сильно и страстно, чтобы забыть, так что через месяц-другой после бесплодных попыток найти Адалану он ушёл в запой, а потом и повесился у себя в спальне, оставив дочери в наследство бесчисленные душевные раны и одну горькую, тяжёлую судьбу сироты.
II
Бедная Ирочка Дивановская вконец истерзала свою юную восемнадцатилетнюю душу слезами и воплями, когда вынимала из петли тело отца. Она могла позвонить в полицию или в любые другие органы, которые позаботились бы о Владимире вместо неё. Но Ира, благодарная и преданная дочь, решила отныне нести этот крест сама. Поэтому она одна, без помощи, срезала верёвку, подобрала рухнувшее на паркет тело и на хрупких девичьих плечах дотащила его до кровати.
Разумеется, когда прибыла полиция, к Ире возникло много вопросов: почему она сняла тело отца собственноручно? Почему не вызвала полицию сразу? А не она ли повесила Дивановского, впоследствии инсценировав его самоубийство? Но вопросы вмиг отпали, как только блюстители порядка хорошенько всмотрелись в её огромные испуганные глаза: у девочки явно был шок. Тогда с ней уже начали вести беседу органы опеки.
Я не отдам вам детей, изо дня в день твердила Ирина, когда разговор заходил про детский дом. Я настаиваю на своей эмансипации. Я смогу позаботиться о детях сама. Я и работаю, и учиться успеваю, и уже несколько лет помогала отцу присматривать за Джоанной и близнецами. Прошу, позвольте взять над ними опеку.
У работников органов не было причин отказать девушке: до того умна и самостоятельна она была для столь юного возраста. И в конце концов её признали полностью дееспособной. Но возникла новая беда непогашенные долги Адаланы перед наркоторговцами. Ирина была типичной петербурженкой: у неё находились деньги на одежду из шёлка и хлопка для ребят, на серебряные серьги и вино, были деньги на представления в студенческом театре и на замшевые осенние ботинки на шнуровке, но совсем не было денег на еду и оплату квартиры. Прятаться от бандитов было бесполезно. Ира взяла кредит в первой подвернувшейся конторе и отдала часть долга. Заняла в следующей компании отдала бандитам. Заняла в третьей, в четвёртой, в восьмой расплатилась окончательно. Через месяц кое-как расплатилась с первыми тремя конторами. Но она не учла, что у микрокредитных компаний жёсткие сроки и огромный процент. Когда пришло время возвращать остальные деньги, Ира не успела накопить и четверти суммы.
Деньги потихоньку кончались, зато появлялись новые знакомства. В швейном ателье обедневшая сирота сблизилась с новой коллегой. Кассандра Карась. Белокурая женщина с вечно заплаканными злыми глазами. Не старше тридцати лет, не выше ста пятидесяти сантиметров, не опытнее ребёнка в вопросах взрослого быта. «И у тебя судьба тяжёлая?» спросила Ирина, на что Кася рассказала ей свою историю.