Стая - Лалин Полл 5 стр.


И только одну задачу Гугл никогда не выполнял. Ему ничего не стоило прикрепить маркер к гидрокостюму ныряльщика или к корпусу катера, но использовать против человека отравленный шип он категорически отказывался. Мог навесить на акваланг поплавок, заставлявший дайвера всплыть на поверхность, а вот прикрепить дополнительный груз, увлекавший пловца на дно,  это нет, ни за что. И удары хвостом, способные лишить человека сознания, он никогда не использовал. Он и в бассейне не хотел этого делать, даже ради достижения доминирующего положения среди собратьев. Дрессировщик правильно понял, что Гугл считал людей своими родичами и не хотел причинять им вред. Он даже гордился этой единственной погрешностью в работе своего подопечного. Он считал, что так дельфин проявляет любовь.

А сейчас Гугл висел на ремнях в белом пластиковом баке так, чтобы его воспаленное и перепачканное мазью дыхало находилось над водой. Массивное тело Гугла висело как мертвое. Там, в заливе, когда он возвращался с задания, единственный выживший из всей группы, большие пятна багрово-красной обожженной кожи отслаивались особенно сильно под нейлоновыми ремнями безопасности. Он плыл в горящем море и кричал, причем так настойчиво, что на корабле, с которого они ушли на задание, все-таки решили подобрать его. Корабль и сам нуждался в помощи, об этом красноречиво свидетельствовал крен на правый борт. А тут еще этот дельфин! Он же не должен был возвращаться. После завершения миссии живых оставлять не планировалось.

К счастью, сейчас разум Гугла свободно витал в опиоидных водах прошлого. Он возвращался на Базу, там его ждал молодой друг. Гугл нес ему маркеры, не замеченные другими боевыми дельфинами. Завидев наставника, Гугл неизменно чувствовал его радость, и в сердце дельфина рождалось ответное чувство. Дело не в еде, для Гугла намного дороже близость, возникавшая между ними, когда они смотрели в глаза друг другу. Правда, потом, когда Гугл остался один в своем секторе бассейна, глубоко изнутри поднималось какое-то странное горестное ощущение. Может, поэтому другие дельфины бьются головой о борта бассейнов? Может, они хотят рассказать, как затухает звук в воде, и уже невозможно определить, от чего он отра-зился? Хватит ли для этого слов их простого языка? Хотя дельфины изо всех сил старались понять, чего от них хотят люди, и на это уходили все их умственные способности, все-таки и свои чувства они передавали друг другу через воду. Чаще всего это были подавленность и безысходность. Наверное, поэтому Гугл так ждал каждое утро возвращения своего наставника. Он приходил, и смятение в сердце постепенно успокаивалось. Гугл даже не возражал против уколов в вену возле правого грудного плавника, ведь от них повышалось внимание, он становился более бдительным, целеустремленным и неутомимым. Если бы дельфины жили в своей естественной среде, они бы отдыхали днем. Но люди живут не так. Поэтому приходилось использовать стимуляторы. Зато после них дельфины отправлялись на работу счастливыми. Вот так и жил Гугл. И ему это нравилось.

* * *

Память ускользала, менялась; прошлое вдруг становилось страшным, даже уродливым, и это ощущение усиливалось с каждым ударом все еще бьющегося сердца. Действие фентанила прекращалось; обычный коктейль для подавления тревоги ему не принесли, и теперь он лучше чувствовал окружающее. Только оно не радовало. В порту разыгралась волна, тело Гугла мотало в контейнере, кожа терлась о стенки, и с нее сходила мазь от ожогов.

Наконец очередной удар волны вырвал Гугла из сновидений. Базы не стало, лицо наставника исчезло, никто не сделал очередного укола, а вокруг был грязный бак, который бился о бетонную стену. Яростные волны вырвали якорные цепи, бак завалился на бок. Гугл окунулся в воду и в панике вынырнул на поверхность, когда вода попала в дыхало. Он издал пронзительный визг, очищая его, а инстинкт приказал вдохнуть и нырнуть как раз в тот момент, когда остальные баки оторвало от стены гавани и бросило друг на друга. Ураганный ветер столкнул на них машину с причала, и баки рассыпались в стороны, а бак Гугла разбился. Крепления ремней вырвались из стенки.

Дельфин ударился животом, единственной непострадавшей частью тела, об илистое и замусоренное дно гавани, а затем отбойная волна потащила его за волнорезы над неровными краями валунов на глубину. Здесь было не легче. Волны сталкивались на выходе из гавани, и каждое такое столкновение взрывалось в нем болью. Ему попалось бревно, он оттолкнулся от него, всплыл и смог глотнуть воздуха. Вокруг царил ад. Но Гугла спасла тренировка. Первое заученное им правило гласило: при любом раскладе первым делом надо найти Базу. Место за его спиной Базой быть никак не могло, значит, она где-то там, впереди, среди бескрайних просторов его обычного рабочего места. Циклон сам подсказал ему дорогу, толкнув в определенном направлении. Он попытался плыть и чуть не задохнулся от боли. Но боль болью, а плыть надо.

Надо сделать работу.

Надо найти Базу.

9

Странники

Эа злилась на себя. Поначалу она глубоко погрузилась в запутанные переплетения Исповеди, ей даже нравилось, ведь это было ее обычное состояние, и другие в кои-то веки могли ее понять. Но теперь все выплеснули из себя плохое и снова стали добрыми и бодрыми, опять отправились тренироваться к Исходу. И на этом облегчение кончилось. Она сама виновата, поскольку решила присоединиться к тренирующимся. Посчитала, что один танцор ничего не изменит, уж очень хотелось хоть на мгновение забыть о своем маленьком болезненном «я» и стать частью чего-то большего, общего.

Угрюмо держась на самом краю группы сверстников, Эа иногда пыталась имитировать некоторые движения, да хоть бы самые простые, вроде шлепков хвостом по воде, но даже это у нее получалось плохо. Наверное, она тоже могла бы радоваться и смеяться, как они, но она не понимала, как можно получать удовольствие, готовясь к такому пугающему событию? Мать не раз говорила, что, если Эа попробует просто действовать так же, как все, результат ее удивит. Но вместо этого Эа удивила всех своим натужным хрюканьем, своей попыткой стать частью общего веселья. Только те, кто добился успеха, могут позволить себе посмеяться над собственными неудачами. Но не Эа. В конце концов, после ряда неловких попыток, она развернулась и уплыла.

К обрыву ей не хотелось, там тренировались более уверенные в себе дельфины. Чем ближе к закату, тем больше шансов привлечь ненасытное внимание Оседлых соседей-акул, чьи повадки хорошо известны. Лонги относились к ним с опаской, и не безосновательно, но привычки их изучили давно. А вот дальше в открытом океане обитали Бродяги, пугавшие Лонги на долгом пути изгнания из родных мест. В танце Исхода этим эпизодам соответствуют отчаянные прыжки.

Эа смотрела, как группа ее сверстников подплыла к краю обрыва, сделала круг и вернулась. Время позднее, лучше поостеречься. Она слышала, как они перещелкиваются о том, чтобы завтра как следует повторить первую часть ритуала. Никто никогда не репетировал всю последовательность, иначе как стае ощутить настоящий катарсис, наступающий после демонстрации ужаса того путешествия? Только в этом случае мощные беспорядочные прыжки и падения будут похожи на правду и только так они смогут по-настоящему выразить благодарность за то, что выжили.

Эа отплыла к детской зоне, якобы для того, чтобы помочь малышам. На самом деле она надеялась найти среди детенышей такого же, как она, замкнутого и напуганного событиями в лагуне. Если найдет, обязательно утешит, а если он окажется не таким маленьким, может, даже возьмет его с собой в гости к муренам. Возможно, подарит свою губку, которую использует, чтобы защищать нос, пока роет песок в поисках рыбы. Она хотела поделиться с кем-нибудь, отдать что-то свое, доставить радость кому-нибудь, но детская зона оказалась пуста. Дельфинята играли неподалеку, а Эа была совсем одна. До нее долетел голос матери, она весело и заботливо старалась помочь другим освоить сложные моменты танца.

Эа стремительно пересекла лагуну, наращивая скорость, лишь бы не думать о ритуале, не чувствовать свою ущербность. Внизу ярко полыхали красные актинии. Они в последнее время заметно размножились вдоль протоки, ведущей к обрыву. Она и не помнила, чтобы их было здесь столько. Возле актиний расстилалось причудливое черное кружево из тонконогих черных морских звезд, недавно появившихся в лагуне. Должно быть, их принес прилив, и теперь они пытались спастись, пока актинии не пожрали их заживо.

Эа спустилась поближе к дну. У красных актиний как раз наступал период размножения, и они меняли рацион. Она подумала, что расскажет об этом матери, но в этот момент ощутила на коже легкое покалывание, словно ее небольно ужалили. Но почти сразу ощущение распространилось на все тело, так что теперь она чувствовала каждый плавник, каждую мышцу. Пожалуй, новое чувство можно было назвать даже приятным, раньше Эа не обращала внимания на то, как она движется. Она изогнулась, чтобы заставить работать новую группу мышц, оставила актинии и поплыла дальше по протоке. Прилив приятно волновал кожу, ветерок поглаживал кромки дыхала. На поверхности она совсем притормозила, позволив золотому мерцанию бескрайних просторов увлекать ее вперед. Она любила это время заката, когда дневные существа спешили в безопасные укрытия, а ночные только просыпались.

Эа расслышала дальний всплеск нет, серию всплесков. Какое-то средоточие силы двигалось в воде, и ее отголоски Эа чувствовала всей кожей. Волнение прокатилось по всему телу Эа. Она поняла, что это не дельфины, не какие-то родичи, не акулы. Другая стая быстро приближалась к родным водам Лонги, но существа, составлявшие стаю, похоже, очень сильные. Эа вгляделась. Волна необычного света рождалась множеством тел, поднимавшихся к поверхности на огромных треугольных крыльях. Верхняя поверхность крыльев оставалась темной, а нижняя ярко светилась. Теперь всплески стали отчетливее, а потом они превратились в сплошной мчащийся звук. Эа заворожило чудо сверкающих крыльев. Существа подобно птицам пролетали над поверхностью воды и падали обратно в океан. Это могла быть только знаменитая миграция гигантских морских дьяволов[9], океанских великанов, о которых Эа слышала от стариков Лонги. Никто из ее сверстников никогда их не видел, а многие даже не верили в их существование.

Изумленная Эа смотрела во все глаза, даже не подозревая, что зависла в самом конце протоки, прямо над обрывом. Путь скатов лежал мимо лагуны, и Эа едва не окликнула чудесных летящих рыб, но волнение позволило ей только пискнуть собственное имя, и тут же отозвалась мать.

 Стой, Эа, не бойся, мы идем!

Огромные скаты помнили те времена, когда океан населяли многочисленные дельфины пятнистые, полосатые и Лонги в том числе,  и все они жили в родных водах в мире и согласии. Это было очень давно, в древности, и вот манты, проходя мимо, вновь слали извечный привет лагуне и ее обитателям. Толпа Лонги глазела на невиданное зрелище. Их потрясали не только колоссальные размеры тел скатов, не только то, как свободно они пролетали над лагуной, изредка покидая воду и поднимаясь в воздух, но и невероятное количество этих удивительных созданий. Все молодые охотники в стае Лонги знали, что увидеть мант значит попасть под действие чар, способных увлечь за собой от родных вод и коварно бросить где-нибудь в океане, откуда уже невозможно вернуться домой. Но сейчас они не чувствовали никакой опасности, и стая успокоилась. А дальше и вовсе произошло странное: сердца Лонги постепенно настроились на ритм мерных взмахов огромных плавников-крыльев морских дьяволов.

Эа чуть не взвизгнула от восторга, когда догадалась: скаты родственники не только акулам и другим морским исполинам, но и птицам. Они объединили в своей природе обе стихии воду и воздух, а этот проход над домом Лонги следовало считать истинным благословением. Каждый охотник втайне хотел встретить их. Даже здесь, в домашних водах, изредка они снились кому-то из Лонги, и тогда с ним во сне происходило чудесное превращение: его энергетика обретала более высокие вибрации по сравнению с обычными, соседи это чувствовали и на следующий день стремились устроиться спать поближе к сновидцу. Старейшины знали, что манты способны одним своим присутствием дарить некоторым дельфинам сверхсознание, раскрывать глубинные возможности психики, и если такое происходило, стая обязана защищать счастливца и заботиться о нем до тех пор, пока его способности не придут в соответствие с общим уровнем сознания стаи. Впрочем, такие дельфины редко становились обычными членами стаи. Они продолжали открывать в себе нечто новое: либо осваивали новые звуковые диапазоны, либо новые приемы охоты, либо изобретали невиданные еще прыжки и вращения. Иногда проходило немало времени, пока такой отмеченный печатью необычности дельфин возвращался к норме. Именно поэтому их предпочитали не брать на общую охоту.

Лонги любили скатов еще и за то, что те в свое время помогли им завершить долгий трудный путь по океану, научив обходить миграционные пути белых акул, которых измученное племя боялось и которым поклонялось. Племя помнило, как во время их трудного странствия однажды появилась колоссальная Белая Богиня, завораживающая своей грозной красотой, и потребовала от несчастных Лонги жертвенную дань.

Это тоже было частью Исхода, и Эа дернулась в воде, когда ужасный образ всплыл в ее сознании. Но почти сразу она почувствовала ободряющий толчок матери ее настоящей матери из плоти и крови. Сознание Эа прояснилось; она наконец поняла, что произошло. Еще один момент ритуала Исхода, а именно та его часть, в которой герою-одиночке предстояло покинуть племя и добровольно принести себя в жертву Белой Богине ради спасения остальных. Вот уж к чему Эа совсем не стремилась: к тому, чтобы взять на себя роль такого персонажа.

Их с материю подталкивали вперед возбужденные Лонги, постепенно стряхнувшие с себя магическое воздействие огромной стаи мант. Вместе со всеми Эа с мамой двинулись через протоку в океан. Они хотели приветствовать скатов на их долгом пути. Этот визит в священный месяц перед Нерестовой Луной служил доказательством того, что все будет хорошо. Облегчение и радость то и дело вырывались из дыхал восторженным свистом. Как раз в это время манты, как по команде, взмыли в воздух. Заходящее солнце окрасило темные поверхности крыльев-плавников вечерним золотом, а затем головная манта красиво вошла в воду, и за ней последовали остальные. На мгновение Лонги почувствовали разочарование крылатые боги ушли так скоро

Нет, они не ушли. Стая мант величественно развернулась и описала круг над домашними водами Лонги. Эа была впереди, не в силах издать ни звука из-за глубокой радости, затопившей сердце. Солнце отразилось от спин скатов, создав каскад световой ряби и породив гигантский круговорот плавной яркой энергии. Лонги против воли потянулись к ним, старейшины вышли вперед, чтобы сдержать переставших контролировать себя Лонги, защищая их разум. Эа так остро чувствовала мант; они были такими прекрасными, их плавное скольжение окатывало ее волнами блаженства.

Внезапно ее слух перестроился. Похрюкивание и визги сородичей словно отсекло от нее, и на миг океан зазвучал в каждой клеточке ее тела. Перед ее глазами остались только светлые плавники-крылья, их добрые мудрые глаза. Пристальные взгляды скрестились на ней.

Назад Дальше