Борясь с маревом, Нина устремилась за ним. Она неуклюже расталкивала засевших в проходе людей, преодолевала коридор, как полосу препятствий, до тех пор, пока в лицо не ударил желанный порыв ветра. Нина жадно втянула прохладу, цепляясь за остатки ясного сознания, и внимательно обшаривала глазами округу. На улице не было ни души. Винсент пропал, как очередная немыслимая чушь, которая из раза в раз уже утомляла. К горлу подступила тошнота.
Ты как? Грей обхватил Нину за плечи, встревоженно осматривая ее побледневшее лицо.
От переизбытка чувств она потеряла все слова. Из «Эль Рея» доносился шквал аплодисментов. Ничего, кроме хвалебного «браво», в криках зрителей не улавливалось.
За такие фокусы можно и по физиономии получить, со знанием дела отметил Джеймс, доставая из кармана кожаной косухи сигареты. Порталы, ага, как же.
Грей неприязненно глянул на него и сильнее сжал плечи Нины. Тело вдруг накрыла теплая волна упоения: суетливые мысли угомонились, сердце выровняло ритм. Как будто кто-то укутал меховым пледом, в котором было тепло и безопасно. Лишь после того, как взгляд Нины вновь стал здравым и осознанным, Грей отпустил ее.
Люку явно следовало выбрать кого-то менее впечатлительного, злорадно сообщил Ричард. Нина сделала вид, что не заметила его появления.
Из театра потянулась довольная публика, и выглядела она вполне обычно. В пролетающих разговорах то и дело мелькали лестные фразы о красоте и талантах артиста.
Все закончилось, идем к машине, предложил Грейсон.
Черные, карие и золотистые глаза ждали ответа.
Мне нужно проверить Люциуса, неожиданно заявила Нина, почувствовав острую необходимость в его обществе.
К счастью, возражать никто не стал. Грейсон попросил у Джеймса прикурить, прежде чем троица удалилась к парковочному месту.
В смятении мыслей Нина вернулась в театр «Эль Рей». Мозг, вообразив себя заумным аналитиком из утренней телепередачи, пытался запустить сложный интеллектуальный процесс на тему: «В какой момент я сломался?». В голове все смешалось, и как восстановить размытые границы между иллюзиями и безумием, теперь одному дьяволу было известно.
Преодолев пустую сцену, Нина интуитивно нашла за бархатной портьерой коридор с гримерками. Густая тьма здесь пахла затхлостью и пылью, обволакивая душу холодом. Того и гляди заиграет тревожная закадровая музыка, которая должна обозначить, что вляпался ты, дружок, не по-детски. Лишь тонкая полоска света из приоткрытых дверей разрезала черную бездну, хоть как-то деля ее на плоскости. Негромко ступая, Нина подобралась к гримерке Люциуса и занесла руку, чтобы постучать, но остановилась, увидев иллюзиониста.
В мертвенном освещении гримерного зеркала сгорбленный силуэт неподвижно навис над облупленным трюмо: руки уперты в столешницу, голова низко склонилась, закрыв лицо волосами. Тело тряслось лихорадочной дрожью, Нина ощущала, как от Люциуса тянется волна озлобленности. Вдруг он зарычал, как от бессилия, и со страшным остервенением ударил по зеркалу перед собой. С тупым звоном от места удара к раме расползлись узоры кривых линий, несколько мелких осколков отскочили на пол.
Нина отпрянула от дверей, сердце испуганно забилось птицей в груди. Она подумала, что именно его гулкий стук привлек внимание Люциуса. Искаженные яростью черты иллюзиониста вмиг расплылись в радушии. Резкая смена лиц вселяла какое-то неуютное чувство.
Люциус? несмело позвала Нина, будто хотела удостовериться, что это, в самом деле, он. Ты как? очевидно, скверно, но девушка почувствовала необходимость задать вопрос, который хоть сколько-нибудь претендовал на резонность.
Замечательно, пожал плечами Люк как ни в чем не бывало. Проходи и закрой, пожалуйста, дверь.
Она послушно пересекла порог каморки, какой-никакой вид «гримерной» помещению придавали только лампочки на побитом зеркале. Люциус плюхнулся на засаленный диванчик и обреченно запустил пальцы в волосы. На место улыбчивой маски пришла печаль. Нина села рядом, не совсем понимая, что нужно делать при виде огорченного человека. Испытывая неловкость, она опустила глаза и сказала:
Здорово у тебя получаются эти фокусы. Слова, которые должны были ободрить, прозвучали так кисло и скованно, что, будь в комнате цветы, они бы наверняка разом скуксились. Нина не умела сочувствовать от сердца.
Это моя мечта создать грандиозное зрелище, написать феерию, гастролировать по миру. Голос Люциуса звучал низко, вкрадчиво. Быть может, однажды так и будет.
Почему не сейчас?
В ответ он откинулся на подлокотник, подпер голову рукой и лукаво усмехнулся:
Сначала мне нужно закончить другое шоу
Нина поджала губы и понимающе кивнула, хотя поняла ровно столько, сколько Люциус позволил. Выжимать из него подробности не было ни сил, ни желания.
А ты девочка, которая не задает вопросов. Прямо не устаю восхищаться, с певучей интонацией произнес он.
На некоторое время каморка утонула в тишине. Люциус неотрывно блуждал взглядом по лицу Нины, сначала с явственной заинтересованностью, чуть погодя с закравшейся печалью.
Люк?
Да? не меняя позы, отозвался иллюзионист.
В портале я видела сон. Про моего знакомого Сэма. Он сказал, что я забыла о Нина вдруг услышала себя и замолкла. С чего бы ей взваливать на Люциуса бред воспаленного ума? Как будто он лично организовал ее встречу с Сэмом.
Люк вопросительно поднял брови, очевидно, не уловив ее мысль. Чтобы сгладить конфуз, Нина решила быстро замять сказанное:
Как у тебя получился фокус с зеркалами?
Даже не надейся.
Мастера не раскрывают секретов? прищурилась она.
Время еще не пришло. Люциус выпрямился. И, Нина, не думай об этом. Ты здорова, доверительно добавил он, взглянув на часы. Кстати, о времени. Кажется, нас ждут.
Вернувшись домой, Нина встала под душ. На грудь навалилось напряжение, будто бы тяжесть минувших дней буквально обрела вес. И в самую пору разразиться рыданиями. Но слезы не шли. Эту способность Нина давно утратила вместе с погибшим умением сочувствовать.
Страшнее было то, что она не видела в этом явлении ничего предосудительного. Ей хватало понимания мыслей и точек зрения других людей, но в деликатных ситуациях она реагировала с трудом.
Тет-а-тет с Люциусом словно поддел какую-то застарелую высохшую рану. Заставил напомнить об эмоциональных оковах.
Ночью она пробудилась от крика по соседству и, не справившись с бессонницей, вышла на балкон. Первый снег окутывал город, а Нина все думала о неопределенном будущем, несуразном настоящем. Морозный воздух сработал лучше всякого снотворного: она вернулась в комнату и не заметила, как уснула под убаюкивающее пение фортепиано.
Глава 6
Боевые товарищи
Кофейня «Джермэйн» блестела чистотой и давно была готова к закрытию. Нине пришлось дважды за день отмывать витрину от краски.
Стрелка часов неумолимо приближалась к десяти вечера, а Грейсон все не заезжал. Нина скучала в предвкушении его скорого появления, и только она подумала, что надо бы начать беспокоиться, как в желтой полосе фонарного света остановился знакомый «Шевроле». На пороге возник Джеймс собственной персоной: с царственной походкой, недовольными карими глазами и снежинками в непричесанных волосах.
У меня есть повод волноваться за Грейсона? Нина окинула его недоверчивым взглядом. Сам Джеймс Митчелл осчастливил ее своим появлением в «Джермэйн»! Завтра пойдет кислотный дождь.
У тебя есть повод начать собираться быстрее, пока я не передумал, резко бросил он, приближаясь к прилавку.
Нина отнеслась к очередной колкости как к отрицательному ответу и метнулась за верхней одеждой. Ожидая, пока она справится с пуговицами и молниями, Джеймс мрачно покосился на банку «для чаевых». Запустил руку и выудил несколько случайных чеков: особняк, портрет Грея, зеркала в в театре «Эль Рее», зомби из низкосортного ужастика. Увидев рисунок с парящими во тьме глазами, насупил брови.
Это что, впечатления о каникулах в Порт-Рее? холодно спросил Джеймс, забрасывая рисунки по одному обратно в банку.
Это что, любопытный нос Джеймса Митчелла?
Ну и срань.
Нина оставила его слова без внимания. Строптивый характер Джеймса настолько опостылел ей, что уже воспринимался как что-то обыденное и не всегда требующее реакции.
Вечерний Порт-Рей окутала завеса снежной вуали, преобразив картину города. В преддверии праздников нарисовались золотистые гирлянды, делая до этого печальные улочки сказочно уютными. Вне стен кофейни Нине открылся другой мир охваченный серебром, безмятежностью и зимними чудесами.
Даже не представляю, чего тебе стоило покинуть «Барнадетт», проворчала она, натягивая ремень безопасности. Разумеется, Джеймс приехал за ней не по собственной воле.
Тебя это волновать не должно, он завел машину. Мотор издал звук неисправности, но Джеймс, очевидно, посчитав это за естественное явление, невозмутимо нажал на газ.
Спокойно, я всего лишь задумалась, каково это обосноваться в городе, который тебе ненавистен.
Так говоришь, будто сама от хорошей жизни сюда приехала.
Что ж, один-один.
Джеймс усмехнулся краем губ и явно остался доволен.
Машина покинула город и запетляла меж заснеженных холмов по коридорам из сосен. На небе глубокого синего цвета взошла полная луна, обнажая металлическим сиянием очертания далеких гор. Призрачными отблесками она мягко касалась задумчивого лица Джеймса, закладывая тени в хмурые морщины. Он размышлял о чем-то своем, а Нина не смела мешать. Да и поводов для разговора не искала.
Плавные изгибы дороги и тишина убаюкивали ее. Веки отяжелели, а неодолимая дремота заставила зевать. Девушка собралась было поддаться усталости и прикорнуть, как вдруг предсмертные звуки мотора вновь дали о себе знать. Нина напрочь забыла о сне. Машина столь настойчиво сообщала о повреждении, что даже Джеймс не мог больше притворяться глухим.
Он вынужденно остановился на краю трассы. Выругался. Вышел. Заглянул под капот. Оценил ситуацию и снова выругался. Нина решила, что в делах автомобильного ремонта Джеймс наверняка был невеждой, потому как удостоил поломку лишь поверхностным взглядом сделал меньшее из того, что требовала ситуация. Джеймс со злостью захлопнул крышку.
Проблемы? Нина нехотя выбралась на холод. Вопрос был задан не столько из интереса, сколько для подтверждения опасений.
Приехали. Развалюха Несс решила попрощаться с нами.
Джеймс сунул руку в карман и достал измятую коробку сигарет. Обнаружив ее пустой, расстегнул куртку и нашел девственно новую упаковку в кармане. Создал заслон из ладони, закурил, сердито поглядывая на оставшиеся внизу городские огни. Вот так скоро и внезапно Нина Стелманис и Джеймс Митчелл оказались в плену темного небосвода, промозглого ветра и одинокой дороги. Свидетелем тому был холодный лунный диск.
Однажды это должно было случиться, выпустив дым, произнес Джеймс.
Будем ждать попутку?
Конечно, видишь, какое движение активное, с деланым смешком ответил он. Может, пора бы разуть глаза?
Нина зябко поежилась от холода и с надеждой устремила взгляд на извилистую ленту дороги. Заунывный свист метели злорадно напоминал о пустоте вокруг, вызывал чувство потерянности. Сколь Джеймс ни был груб, Нина почти поверила ему: помощи здесь ждать неоткуда. Но не успела она впасть в отчаянье, а Джеймс взяться за очередную сигарету, как в лицо засияли фары.
Спасение на горизонте, капитан, торжествующе усмехнулась Нина, позабыв, что еще мгновение назад была готова похоронить веру на удачный исход.
Рядом затормозил начищенный до блеска пикап ржавого цвета. Опустились окна, и на Нину уставилось три явно нетрезвых юношеских лица, с которых еще не успели сойти подростковые прыщи. За рулем сидел нескладный парень с вьющейся рыжей челкой, его друзья выглядели не менее попсово каждый начесал и стянул волосы яркой повязкой, согласно моде. В кузове устроился еще один товарищ. Не расставаясь с бутылкой спиртного, он суетливо начал осматриваться затуманенным взглядом, не понимая причину остановки.
Сломались, что ли? перекрикивая радио в машине, поинтересовался водитель. Куда едете?
«Барнадетт», ляпнула Нина, не подумав об осторожности. Джеймс воззрился на нее, как на безумную, высказав все, что думает, уничижительным взглядом.
Погнали лучше с нами!
«С такими спасителями да прямиком в ад», подумала Нина и обняла себя за плечи. По телу пробежала волна ледяного озноба: от холода или разочарования? Джеймс помрачнел, волчьи глаза презрительно сузились:
Езжайте, куда ехали. Тембр его голоса никогда прежде не звучал так сильно. Легкие вибрации угрожающе резали слух, словно бритва.
Может, хотя бы красавица поедет с нами? подхватил другой. Чего тебе стоять с этим стариком? Уж он-то тебя точно не согреет, на рябом лице расползлась гадкая ухмылка. Кто-то присвистнул.
Специфика работы в «Континенте» воспитала в Нине бесстрастное отношение к свистунам. Но если до этого она всем видом показывала безразличие, то теперь ее выражение окрасилось презрением.
Повторю доступнее: валите на хрен, придурки, вскипел Джеймс.
С юношеских лиц вмиг сошли улыбки. Рыжеволосый убавил звук радио:
Вы слышали это, парни? обратился он к друзьям. Мы им помощь, значит, а что в ответ? Надо бы научить кое-кого вежливому общению.
Верно говоришь, Перси.
Как по команде троица вывалила из машины. В кузове активнее закопошился четвертый, не в силах показать подобные чудеса резвости. Нина сделала глубокий вдох, ей ли не знать, как алкоголь внушает людям невиданную уверенность, что они способны и горы свернуть, и вчетвером на двоих с успехом ринуться. Испытывать страх не стыдно, но гордость приказала обуздать панику и сохранить лицо.
Рыжий сделал уверенный выпад в сторону Джеймса, намереваясь ударить в скулу, но тот молниеносно перехватил занесенный в воздухе кулак и рывком заломил руку парня. Над трассой поднялся истошный вой. Джеймс врезал зачинщику по искаженной от боли физиономии; сила удара оказалась столь колоссальной, что парень не смог устоять на ногах и упал на промерзший асфальт.
Второй противник решил действовать быстро, Джеймс едва успел уйти от замаха левой руки и тут же блокировать нападение правой. Юноша оказался проворнее предыдущего и ловко увернулся от прямого удара в солнечное сплетение, но пропустил мощный апперкот в челюсть. Раздался треск зубов. Джеймс притянул парня за куртку и остервенело двинул еще несколько раз по лицу, проступившая кровь обидчика смешалась с кровью на разбитых костяшках. От нокаутирующего выпада юноша отлетел в сторону, обмяк и безвольно рухнул навзничь.
К парню с рябым лицом Нина питала особую неприязнь. Когда он подался в ее сторону, девушка буквально ослепла от ярости, так и не успев понять, что именно стало спусковым крючком: сальная ухмылка или похотливый огонек в глазах.
В семнадцать лет, устав перебиваться случайными заработками, Нина по знакомству устроилась в бар под названием «Континент». Официанткой она сновала с подносом меж посетителей и никому не заглядывала в лицо. Боялась наткнуться на вожделенные взоры, которыми был награжден весь женский состав персонала.
Но чем настойчивее она отводила глаза, тем больше интереса вызывала к себе.
Нина надеялась уйти от того, что в душе считала неизбежным, и однажды ей все-таки пришлось узнать не понаслышке, что некоторые нетрезвые джентльмены не только умело стреляли зазывными взглядами, но и обладали дурной привычкой распускать руки.