Ил. 1. Казацкая станица в низовье Аргуни, конец XIX века. Люди, животные и товары переправлялись по реке на баржах (Фотоальбом. Амур: От реки Аргуни до с. Покровской. Б. м., б. и. Дальневосточная государственная научная библиотека)
Эти ярмарки часто совпадали с проводимыми каждое лето проверками китайских пограничных инспекторов. Современник Гиллера Николай Иванович Кашин выпускник медицинского факультета Московского университета, семь лет своей врачебной практики в 1850-х годах провел в Олочи. Каждое лето он становился свидетелем этих русско-китайских встреч. Китайские пограничные объезды к этому времени насчитывали уже более чем полуторавековую историю. Они осуществлялись в соответствии с заведенной традицией за формальным обменом представителями пограничных делегаций следовал обмен товарами, а затем китайские проверяющие на небольших судах возвращались к своим обязанностям по охране границ.
Завершая трехнедельную поездку по суше из Мергени (сейчас Нэньцзян), китайский пограничный корпус, состоявший из 130150 человек, к началу лета обычно выходил к пограничному лагерю на Аргуни. Встречи начинались с преподнесения подарков: в обмен на корову или несколько овец русские получали от китайцев низкокачественный алкоголь, ящики сладостей, второсортный чай и тому подобное. Вся китайская делегация приглашалась на прием, который устраивался в заранее оговоренный день и продолжался с полудня до самого вечера. Кашин описал поведение китайцев в Олочи следующим образом:
За столом ноены ведут себя довольно чинно, разве только кто-нибудь из них уж очень сильно подгуляет; они всегда с любопытством рассматривают столовое белье, но умильнее всего, как заметно, поглядывают на бутылки с наливками и мадерой. Нередко мы для такого праздника приглашали музыкантов из Большого Нерчинскаго Завода, которые обыкновенно играют во время стола; но музыка, могу сказать, довольно хорошая По всему видно, что их уши не привыкли к стройной гармонии и мелодическим звукам; их можно расшевелить разве только звуками потрясающими: дребезжащим разбитым горном, барабаном или даже, может быть, только трещоткой[27].
Такое же, продолжавшееся до позднего вечера празднование устраивалось на следующий день на китайском берегу для русских. Китайцы обычно прощались с гостями оружейными залпами. Обмен товарами, следовавший за этим, происходил на русском и китайском берегах попеременно. Воспоминания Кашина и Гиллера рисуют сложную картину культурных зон взаимодействия русских, китайцев и коренного населения фронтира, которая не ограничивалась лишь товарообменом, а включала и другие аспекты соприкосновения культур, например различия в представлениях о музыкальном сопровождении ужина.
В этой главе рассматриваются взаимоотношения населения фронтира в годы, последовавшие за первыми контактами русских и китайцев на Аргуни в начале XII века, когда государственная граница еще не была очевидной, вплоть до конца XIX века, когда железные дороги, телеграф, структура таможенного контроля и другие элементы современности стали менять жизнь во фронтире.
Отношения между Российской и Китайской империями на общем степном фронтире в этот период можно разделить на три этапа. Первый этап продлился до конца XII века. Казаки в это время прибыли в Забайкалье и начали контактировать с монгольской знатью, а династия Цин установила власть над Хулун-Буиром. Обе империи в это время боролись за господство в Амурском бассейне. Границы между ними были очерчены только в результате заключения Нерчинского и Кяхтинского договоров в 1689 и 1728 годах соответственно. Второй этап, длившийся примерно с 1728 по 1851 год, характеризовался равновесием сил между Пекином и Санкт-Петербургом и установлением постоянной, но неполноценной границы, контролируемой обеими сторонами. Этот этап также характеризуется учащением приграничных контактов, в частности через Кяхту, ставшую местом круглогодичной приграничной торговли. Третий и последний этап продолжался с 1851 года и до конца XIX века. Тогда произошло усиление влияния России, которая при поддержке недавно образованного Забайкальского казачьего войска включила в свои границы территории севернее Амура и восточнее реки Уссури. В этот период Забайкалье было полностью включено в административную систему Российской империи, а русские казачьи войска начали распространять свое косвенное влияние на китайский берег реки Аргунь.
НАЧАЛО РОССИЙСКО-КИТАЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ: УСТАНОВЛЕНИЕ БАЛАНСА СИЛ
Россия и Китай начали опосредованно контактировать в период Монгольской империи (pax mongolica). Казаки в годы правления Ивана Грозного, возможно, стали первыми русскими, попавшими в Китай, однако они не получили императорской аудиенции[28]. Российская экспансия в Сибирь и на территории восточнее озера Байкал привела к возникновению регулярных контактов между двумя метрополиями. Российские крепости в Сибири появились в Тюмени (1586), Томске (1604), Енисейске (1619) и Иркутске (1654). Из всех прибывающих в эти места людей именно казаки являлись основной силой российских завоеваний[29].
Российская колонизация Восточной Сибири совпала по времени с усилением власти маньчжур тунгусского народа, населявшего Маньчжурию. Экспансия маньчжур на север и на запад привела к движению двух разраставшихся сил навстречу друг к другу, к неизбежному их столкновению и создала общий нахлестывающийся фронтир. Незадолго до прихода к власти в Китае в 1644 году маньчжуры сформировали союзные отношения с соседними монгольскими племенами. В результате этого в 1636 году Внутренняя Монголия оказалась под их контролем. Халха восточная часть Внешней Монголии оказалась под цинским управлением между 1655 и 1691 годами, а западно-монгольские ойраты, которые населяли Джунгарию, были завоеваны в 1750 году. Если империя Мин (13681644) напоминала национальное государство, а границы ее примерно совпадали с районами расселения этнической группы хань, империя Цин была многонациональной, а маньчжуры занимали в ней главенствующее место[30].
Первый прямой контакт России и Китая произошел несколько позже, когда в 1618 и 1619 годах в Пекин была отправлена первая российская миссия, которую возглавил казак Иван Петлин. Следующая миссия была отправлена только спустя тридцать с лишним лет, с 1653 по 1657 год, в этот раз под руководством Федора Исаковича Байкова. Дальнейшие контакты носили случайный характер и часто оказывались менее значимыми, чем столкновения Китая и России на их пересекающихся имперских перифериях. Эти миссии часто носили двойственную экономическую и дипломатическую цель[31].
Между тем казаки прибыли на территории восточнее озера Байкал и вдоль реки Амур в середине XVII века. В Восточном Забайкалье русские создали первые постоянные и укрепленные пограничные заставы в 1650-х годах. Эти остроги, в особенности крепость Нерчинск (1654) на реке Шилке, вскоре превратились в центры экономических и дипломатических обменов с представителями племен, населяющих фронтир. Несмотря на то что русские начали подчинение автохтонных тунгусских и монгольских племен, заставляя их выплачивать подать, известную как «ясак», их присутствие в этих землях оставалось рассеянным и незначительным. Кроме того, последующие десятилетия ознаменовались несколькими конфликтами с коренным населением лесов и степей Забайкалья[32].
Хулун-Буир территория к востоку от реки Аргунь оказалась под российским влиянием, когда тунгусский князь Гантимур, не желая признать маньчжурское правление, принял в 1675 году российское подданство. Князь получил командование над Тунгусским казачьим полком, ответственным за патрулирование нерчинского участка российско-цинского фронтира. Однако вскоре российские завоеватели с удивлением обнаружили, что маньчжуры относят к своим владениям весь Амурский бассейн и территории к западу от горного хребта Большой Хинган. Строительству российских крепостей вдоль Амура и Аргуни воспрепятствовали превосходящие маньчжурские войска, конфликт с которыми завершился осадой русского острога Албазин на Амуре в 1685 и 1686 годах[33].
Сорок лет враждебности между русскими казаками и китайскими знаменными войсками и борьба за Албазинский острог привели к необходимости мирного разграничения и демаркации границ между Пекином и Москвой на этой территории. Демонстрация военной силы маньчжуров, возглавляемых императором Канси, подтолкнула русских к переговорам. Москва в поисках мирного решения направила Федора Алексеевича Головина в качестве первого полномочного посла к китайскому императору, заложив, таким образом, основу нового периода китайско-российских отношений, характеризующегося скорее приспособлением, чем конфликтом.
Возвращаясь из Пекина в августе 1689 года, в российской пограничной крепости Нерчинск Головин встретился со своим маньчжурским коллегой главой Императорского секретариата Сонготу для принятия первого существенного соглашения между двумя силами. Нерчинский мирный договор впервые определил фронтир между Россией и Китаем. Кроме того, это было самое первое когда-либо подписанное соглашение между Китаем и европейским государством. Договор заложил основы мирного урегулирования вопросов между двумя державами на более чем полтора столетия.
Первый из шести коротких пунктов, вошедших в договор, определил границу на спорных территориях. Западный приграничный участок, согласно ему, пролегал вдоль основного течения Аргуни, таким образом, Хулун-Буир был выведен из-под российского влияния. Северный участок границы начинался от реки Горбицы (сейчас Амазар) левого притока реки Шилка и, извиваясь, проходил до Охотского моря. Все северные склоны Станового Хребта и реки, протекающие на север от реки Лены, доставались России, а реки, протекающие на юг от Амура, Китаю. Таким образом, согласно этому договору, Россия теряла амурский выход к Тихому океану. Китай с точки зрения территориальной суверенности, бесспорно, оказался в более выигрышном положении. Однако Нерчинский мирный договор позволил Москве установить прямые торговые связи с Пекином, а некоторые российские торговцы получили от Китая охранные грамоты[34].
Маньчжуры ко времени заключения Нерчинского договора еще не установили полный контроль над кочевыми племенами, населявшими северную периферию империи. Вытесняя дальше на запад сопротивлявшихся ойратов, маньчжуры настаивали на заключении нового договора с Россией. Китайский императорский двор опасался возможной поддержки ойратов русскими и того, что непокорные подданные могут перейти к ним. Однако цинское господство на новых территориях открыло во фронтире торговые возможности. Поэтому в 1728 году российские и цинские чиновники заключили Кяхтинский договор второе важнейшее соглашение между двумя государствами. По большому счету оно подтвердило условия Нерчинского договора, более детально определив границы. Созданная для этой цели совместная комиссия проинспектировала и формально демаркировала границу, установив 63 каменных тура, точное местоположение которых было описано в двух дополнительных протоколах. Работа по демаркации на западных территориях была осуществлена с помочью хори-бурятов. Таким образом, у местного населения появилось представление о том, где заканчивались их племенные земли и начинались земли соседей[35].
Остальные положения Кяхтинского договора по большому счету оговаривали межграничные перемещения людей и товаров. Автохтонные кочевые охотники и скотоводы должны были ограничить свою сезонную миграцию. Благодаря более четкой демаркации границы теперь они хотя бы в теории контролировались государствами. Наконец, несколько пунктов договора определили то, что вскоре будет характеризовать уникальные отношения между двумя странами: российский двор получил разрешение разместить своих представителей в Пекине посредством учреждения церковной миссии, квазидипломатического посольства и языковой школы в цинской столице[36].
Новое соглашение свело торговлю на границе в Кяхту и Староцурухайтуй. После подписания Нерчинского договора русские караваны, направлявшиеся в Пекин, стали наиболее значимой формой коммерческого и политического обмена. Однако караванная торговля была опасным предприятием, так как бродячие монгольские разбойники грабили торговые конвои и сложные погодные условия также оказывались препятствием. Малонаселенный Аргунский бассейн представлял собой особенно опасный участок таких путешествий. Сильные летние дожди 1692 года привели к затоплению притоков Аргуни в дельте Трехречья, что значительно усложнило перемещение на верблюдах и лошадях каравана, которым руководили Адам Бранд и Избрант Идес. Это был первый официальный караван, прибывший в Пекин после подписания Нерчинского договора. Несмотря на то что граница на Аргуни была установлена тремя годами ранее, настоящий пограничный контроль существовал только на словах этот караван добрался наконец до китайского сторожевого поста спустя почти месяц движения по китайской территории. Всего четырнадцать караванов достигли Пекина в период между подписанием Нерчинского и Кяхтинского договоров, и многие из них испытали подобные сложности[37].
Ил. 2. Уличная сцена в Майнмачене (1885 или 1886), китайской торговой слободе, расположенной непосредственно на другой стороне границы от Кяхты. Более полутора сотен лет эта торговая система доминировала на границе в двустороннем обмене чаем, мехами и другими товарами (Библиотека Конгресса; LOT 13251)
Необходимость урегулирования торговли обоими государствами была очевидной. После подписания Кяхтинского договора Пекин и Санкт-Петербург создали новую систему торговли так называемый Кяхтинский торг. Эта система, в отличие от китайской торговли с западными странами (Кантонская система), способствовала возникновению новой формы официальной караванной торговли на двух, официально признанных, участках фронтира, постепенно заменив неформальную российскую караванную торговлю с китайской столицей[38].
Кяхта, согласно новой схеме, стала важнейшим торговым пунктом и, возможно, благодаря этому, единственной хорошо охраняемой территорией на русско-китайском фронтире[39]. Расположенный на границе с Монголией город процветал в результате межграничной торговли с китайским Маймаченом (Алтанбулаг), вопреки многочисленным проволочкам, вызванным мораториями Китая на торговлю. Более чем сто пятьдесят лет кяхтинский бартерный торг являлся основной системой обмена. Плиточный и высококачественный чай был главным китайским товаром. Кроме того, китайцы предлагали желтый табак, шелка и хлопок в обмен на быков, лошадей, овец и других животных из России, а также шкуры, лисьи и соболиные меха. Только с увеличением торгового судоходства в середине XIX века кяхтинская торговля начала угасать. Транссибирская железная дорога на рубеже ХX века лишила наконец Кяхту ее былой экономической роли континентального перевалочного пункта, что будет показано во второй главе[40].