Фёдор Тимофеевич, из коридора прокричал Тишков, вы бы выставили посетителей и проветрили помещение.
В коридоре горела всего одна лампочка было темновато, а сквозь дым так и вообще ничего не было видно. По этой самой причине Петра Мироновича троица не признала и послала. Хорошо хоть не в пешее эротическое путешествие.
Пошёл ты Некогда. Позже зайди.
Я вам, ссукам, зайду попозже! взбесился Штелле, А ну вышли сюда и представились!
Понятно, что командовать и ругаться на чужой территории имеет право не каждый, а потому через минуту в коридоре нарисовалась вся «святая троица».
Пётр Миронович! Извините, не узнали! Владимир, я тебе сто раз говорил, что язык тебя доведёт до неприятностей! Петров показал молодому расхристанному сотруднику кулак.
Да нет, Фёдор Тимофеич, что вы! Он ему сейчас помог сделать карьеру. Проветрите кабинет, выкинете в окошко пепельницу и позовёте потом, а меня пока проводите в типографию. Посмотрю на процесс.
Через десять минут снова в том же составе оказались в кабинете главного редактора.
Давайте мы сейчас отпустим этих товарищей. Владимир
Караваев, натянуто улыбнулся чуть менее расхристанный.
Так вот, Владимир Караваев, вы с сегодняшнего дня ведёте в газете рубрику, которая называется «Бросим курить». Вы лично бросаете курить сегодня и публикуете в этой рубрике кроме прочих материалов свои личные ощущения. Так сказать, ведёте дневник человека, бросившего курить. Фёдор Тимофеевич, вы несколько раз в день проверяете, не пахнет ли от дорогого Владимира Караваева табаком, и при малейшем подозрении звоните мне. Ну а я найду средства, чтобы поддержать в молодом человеке возникшую у него только что ненависть к курильщикам. Вот первая статья в вашу рубрику. Её написал известный у нас хирург Александр Генрихович Франк. И учтите, дорогой Владимир Караваев: если ваши статьи будут хуже, то кучу всяких неприятностей я вам обеспечу даже за пределами Краснотурьинска. Ясно? Ну всё, идите работать. А вы, дорогой товарищ
Герман, Андрей Рейнгольдович. Зам главного редактора, представился пожилой мужчина с типичными для курильщика жёлтыми зубами и таким же серо-желтоватым цветом лица.
Так вот, Андрей Рейнгольдович вы организовываете тайные рейды по школам. Хватаете там, в туалетах, несовершеннолетних курильщиков и ведёте к директору. А потом по итогам посещения десятка школ пишете разгромную статью. Разгромную в прямом смысле. Чтобы не стеснялись в выражениях, и сволочей, позволяющих детям курить, назвали своими именами. А через несколько дней после публикации статьи следующий рейд, который будет называться «Ничего святого». Должны снова найти хотя бы в одной школе курильщиков. Ну, и, конечно же, с сегодняшнего дня вы тоже бросаете курить. Я попрошу одного из сотрудников газеты за вами подсматривать. Узнаю, что пытаетесь меня обмануть не взыщите Всё свободны, Пётр повернулся к сидящему по струнке главному редактору.
Не знаю, Пётр Миронович, смогу ли я бросить курить. Столько лет смолю, тяжело вздохнул Петров, просительно склонив голову.
А как же вы пример своим подчинённым показывать будете? Кроме того, я собираюсь предложить Городскому Совету Народных Депутатов принять постановление, запрещающее курить в общественных местах города Краснотурьинска. А ваша редакция, вся целиком, и есть «общественное место». Неужели будете бегать через дорогу в кусты, и там, под пронизывающим ветром или под дождём, быстренько, «не в затяг», пыхать, как школьник?
А надо ли взрослых людей принуждать к «бросанию»? Вон Фидель Кастро курит, Брежнев, Черчилль сигару из рук не выпускает, попытался найти союзников Петров.
Ну, раз самый главный враг нашей с вами страны господин Уинстон Черчилль курит, то вам, конечно, сам бог велел, усмехнулся Пётр.
Он уже остыл после «разгона» курильщиков, но сдаваться не собирался.
Я попрошу Франка, чтобы он пригласил вас на вскрытие трупа заядлого курильщика. Полюбуетесь лёгкими. И это не обсуждается. Человек, который возглавит в Краснотурьинске борьбу с курением, должен быть «в теме».
Охо-хо, принесла вас нелёгкая, Пётр Миронович. А говорят, вредно резко бросать вес человек набирает.
Штелле оглядел главного редактора веса в том было от силы пятьдесят кило.
Ну, вам, Фёдор Тимофеич, пяток килограмм набрать не повредит. Жду вас в воскресенье на лыжах в парке, будем вам лёгкие чистить. Только я ведь не только за этим к вам пожаловал. Хочу одну идею интересную озвучить.
Пётр рассказал про свою задумку о литературном приложении к газете.
Стругацкие. Как же, читал. «Трудно быть богом» очень неплохая вещь. Только там ведь нужно согласие авторов.
А согласие нужно для целого произведения, или для частичного тоже необходимо? Ведь есть такое понятие как цитирование. Давайте поступим так: будто бы вы с тем же самым товарищем Германом спорите о достоинствах этого произведения и цитируете его отдельными главами.
Ну, это на грани, Петров помассировал подбородок, Может, созвониться с авторами и договориться с ними?
Фёдоров умер же. Чего мы боимся? Стругацкие сюда не приедут. А даже если до них и дойдёт наше приложение, то, в крайнем случае, заплатим несколько рублей тиражи ведь у нас небольшие будут. Я думаю первый выпуск вообще на пробу сделать в сотню экземпляров. Кроме того, если эта идея сработает, то предложить читателям вашим подписаться на приложение. Ну и на всякий случай не указывать нигде ни адреса издательства, ни названия. Пусть и называется нейтрально «Литературное приложение». И в розницу после рекламной кампании не продавать. Пусть выписывают газету и приложение. Понятно, что стоить оно должно не три копейки, а хотя бы тридцать.
Хорошо. Я всё же проконсультируюсь кое с кем, Петров поднял палец вверх.
Да пожалуйста. Всё, меня там во Дворце дети ждут. Побежал.
Событие двенадцатое
Вика Цыганова сидела за пианино и пела песню. В небольшом зале было несколько стульев. Один из них занимал руководитель симфонического оркестра Дворца культуры металлургов Отто Августович Гофман, второй руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец, третий сам директор ДК БАЗа Евгений Яковлевич Глущенко. Пётр зашёл тихонько, чтобы не помешать Вике. Дверь находилась сбоку от стульев, и его появление руководители дворца культуры должны были бы заметить, но этого не произошло. Все трое мужчин слушали, открыв рты, и плакали, даже не утирая слёзы. Просто не замечали их. Десятилетняя девочка Маша пела песню Мартынова на слова Андрея Дементьева «Баллада о матери». Голос у девочки был звонкий и чистый, а четыре с лишним десятка лет, которые провела на сцене Вика Цыганова, позволили этот голос ещё и правильно подать. Может, получалось чуть хуже, чем у певицы Зары а может, и не хуже, ведь трое взрослых дядек плакали.
А потом без перерыва почти Вика грянула «День Победы».
Когда песня закончилась, Пётр решил прервать концерт и захлопал в ладоши. Медленно, как сомнамбулы, трое слушателей повернулись к нему.
Пётр Миронович! Машенька сказала, что сейчас споёт ваши песни. Эти песни? первым пришёл в себя Гофман.
Пётр знал его историю, более того с его дочерью он учился в одном классе. Через два года Отто Августович купит автомобиль «Москвич», набьёт его полный охотниками и перевернётся. Все погибнут выживет только собака и симфонический оркестр распадётся. Не найдётся второго такого подвижника. Нужно будет это предотвратить вот только как? Жизнь в Краснотурьинске теперь ну очень круто поменяется. Может, просто не позволить ему купить машину? Или ещё лучше, прикрепить авто с шофёром?
Вам не понравилось? Маша, а ты какие песни ещё спела? обратился он к продолжающей сидеть с поникшими плечами Вике Цыгановой. Устала.
Все десять.
Да, за последние пять дней они подготовили слова и музыку, пусть пока без всякой аранжировки, к десяти песням о войне.
«Бери шинель, пошли домой». «Нам нужна одна победа» тоже Булата Окуджавы. «Сыновья уходят в бой» Высоцкого. «Он вчера не вернулся из боя» его же. «Мы вращаем Землю» опять его. «Маки» нетленка Юрия Антонова. «Колоколенка» великая вещь Леонида Сергеева. «Баллада о матери» песня Мартынова на слова Андрея Дементьева. «Журавли» сумасшедшая вещь Яна Френкеля на стихи Расула Гамзатова, правда, в обработке «Високосного года». «День Победы» гимн Тухманова на слова Владимира Харитонова.
Маша сказала, что это ваши песни. Это правда? подскочил к Петру директор Дворца культуры.
Маша поскромничала. Она вообще очень скромная девочка. Слова одной из них написал поэт Расул Гамзатов я её только чуть исправил. У него там про гусей, а я их на журавлей поменял. Остальные стихи мои, а вот музыку мы с Машенькой вместе писали, и тут львиная доля её. Я-то сам нот не знаю, развёл руками Штелле.
Пётр Миронович! В это с трудом верится начал было Гофман, но его прервали.
Это правда! Я ведь сама слышала, как папа с Машей песни по вечерам под гитару писали! набросилась на работников культуры «дочь» Катя, до этого мышкой сидевшая в углу зала.
Да я не сомневаюсь в авторстве. («А зря!» мысленно вздохнул Пётр). Просто из этих десяти песен две точно великие, за них вам дадут как минимум Государственную премию. А остальные настолько необычны, что их даже сравнивать не с чем. А «День Победы»! Да нужно половину наших композиторов разогнать. Они такую песню не напишут.
Пётр вспомнил, с каким трудом пробивалась именно эта песня. А ведь сейчас будет ещё хуже! Тогда не пущал председатель правления Союза композиторов РСФСР Родион Щедрин, грудью ложился на амбразуру так там хоть был известный поэт и фронтовик Владимир Харитонов, ну и Тухманов тоже был членом союза. А кто такой Тишков? Официально ему точно не пробиться. Есть, правда, нюансик: он и не собирается идти тем путём. Наплевать на Москву и корифеев. Мы сначала завоюем народ, а уж потом мэтры сами всё, что нужно напишут. И про самородков, и про таланты из народа. Выбора у них не будет.
С песнями получилось непросто. Скорее всего, часть слов заменена на отсебятину особенно в песне «Мы вращаем землю». Дак, может, она и не хуже стала, а лучше! Они несколько раз спорили с Викой о том, кого объявлять автором не хотела Цыганова чужие песни себе приписывать, у неё и своих полно. Полно-то полно, но с ними решили погодить там почти везде ругают власть, и везде есть упоминание бога. Как воспримут слушатели слова: «С нами бог и Андреевский стяг»? Не прокатит по крайней мере, для первых песен. Вот и решили, что автором стихов выступит Пётр, тем более что он стихи и так пишет, а авторство музыки разделят пополам. Он-то ведь нот не знает.
Пётр Миронович, а вы можете другие свои стихи прочитать? нет, не поверили пока культработники. Глущенко вон как сощурился.
Да пожалуйста. Из ранних прочту.
Иронично. И актуально. Что же вы не публикуете ничего, а, Пётр Миронович? покивал головой директор.
А надо? Есть настоящие поэты, члены союза писателей. Думаю, очень далеко мне до Евтушенко.
Да чёрт с ним, с Евтушенко! Как вы умудрились десять песен за пять дней написать?! Может, продемонстрируете? это решил вмешаться в разговор руководитель духового оркестра Август Фридрихович Грец.
Ну, задайте тему. До обеда у меня время есть, а потом совещание с партактивом предприятий, так что не взыщите, товарищи, взглянув на Вику и получив одобрительный кивок, согласился первый секретарь.
Ну, не знаю. Про рябину Нет! Про снегирей. Да, про снегирей. Вон за окном на ветке целая стайка, Грец указал на заиндевевшие окна. Правильно, стеклопакетов-то нет. Но верх окна был чист от изморози, и через него в самом деле были видны сидящие на ветках снегири.
Давайте так. Девочки, наверное, проголодались вы пошлите кого-нибудь за булочками и чаёк организуйте, а мы с Машей пока напишем вам песню про снегирей. Только бумажку мне принесите, стих писать буду.
Пока мы за булочками ходим, песню напишете? хохотнул Гофман.
Именно.
Ох, не терпится послушать. А можно хотя бы со стороны за этим понаблюдать?
Да, пожалуйста, только не мешайте.
Когда принесли бумагу, Пётр шёпотом спросил у Вики.
Я помню две песни про снегирей Антонова, про войну, и Трофима. Ты какую знаешь?
Я на юбилее Трофима пела вместе с ним именно эту песню, девочка захихикала, Только она не слишком смелая для этого времени? Зато там и про рябину есть. Давай хотя бы заменим «женщиной» на «девушкой любимою». Стой! Есть замечательная песня Виктора Королёва. Это будет из хитов хит.
Пишем обе. Я Королёва песню не помню, потом слова продиктуешь. Давай с Трофима начнём.
Там, где Пётр забывал слова, подсказывала Вика. Она же в это время подбирала музыку. Пока директор ДК БАЗа ходил в ближайшую столовую за булочками, они полностью написали текст, и Вика уже не сбивалась в аккордах, тем более что песня была простой.
Вторую песню Вика тихонько напела шёпотом:
Девочки поели, попили чайку. Тем временем в не очень-то и большую комнату с пианино набилось больше двух десятков человек все хотели услышать только что написанные нетленки. Пётр спросил зрителей, нет ли среди них гармонистов, и нашлись сразу трое.
Несите инструменты.
А через пять минут грянули королёвских «Снегирей». Уже второй припев орала вся тусовка, и жгли баянисты, почти разрывая меха. Вещь.
Трофимовским «Снегирям» тоже пытались подыгрывать, но не тот накал хоть и бесподобная песня.
«Без которой дальше жить просто не могу».
Едва Вика закончила, как все стали хлопать, а из-за дверей потребовали ещё раз спеть. Пришлось прикрикнуть.
Вы тут что, все с ума посходили? А ну-ка вернулись все на рабочие места, или чем вы там занимались.