Рома бросил на отца тяжёлый взгляд исподлобья и стиснул зубы. В который раз тот окунул его в бездну своего разочарования. В который раз унизил недоверием, презрением, в который раз бросил вызов. Рома растёр ладонью грудь, которую болезненно стянуло горькой обидой, однобоко ухмыльнулся.
Бать выдавил он из себя вместо встречного упрёка. А ты маму вспоминаешь?
В ответ на непонимающий взгляд отца, Рома жадно перехватил воздух ртом и продолжил:
Мне она снится. Почти каждую ночь. Красивая как живая И мы снова за столом. Все вместе. Куда всё ушло, а?..
Отец вращал бешеными глазами и зло пыхтел.
И прекрати вскрикнул он и подавился глотком вдруг ставшего спёртым воздуха. Прекрати всякий раз прикрываться памятью о матери!
Глаза Ромы сверкнули ненавистью и притаившейся за ней болью.
Ну, конечно! вызывающе рассмеялся он. Зачем тебе вспоминать мать, если есть эта, как там её Рома пощёлкал пальцами, Мадлен! зло и колко выкрикнул он, припоминая отцовскую пассию. Хотя какая из неё Мадлен?.. задался парень бестолковым вопросом. Наверняка по паспорту какая-нибудь Машка или Маринка, Рома в отчаянии махнул рукой.
Да ты рехнулся?! будто нехотя рассмеялся отец. Ты мне ещё будешь указывать?! Ублюдок! Ничтожество! переполненный возмущением, выкрикивал он. Да если бы не мать давно бы топтал плац где-нибудь за полярным кругом! Нет же, послушал её: Ромочке надо учиться, Ромочка у нас талант! Да твоё счастье, что она всего этого не видит! Сгорела бы со стыда! Вместо мужика вырастила тряпку! Балбеса, повесу! Ты только посмотри, в кого превратился!..
Слышал уже, невежливо хмыкнул Ромка, сбивая отца с очередной оскорбительной реплики. Если это всё, что хотел сказать, то я, с твоего позволения, пойду спать.
Куда ты пойдёшь? Куда? Спать? отец, вероятно, почувствовал себя злым властелином, так сейчас рассмеялся. А ты, скажи на милость, заслужил это самое «спать»? Эту кровать личную комнату роскошный особняк..? Да ты даже на эти шмотки, которые натянул на себя, не в состоянии заработать! Ничтожество! Ты не уважаешь себя мне это уже неинтересно. Но меня ты уважать будешь, а иначе
Давай ты договоришь в следующий раз, ОК? Дико болит голова, отмахнулся Рома и направился в сторону дома.
Борис Львович опешил. Он оказался просто не готов воспринимать реальность в таком свете! Он оказался не в силах принять ту истину, в которой сын его ни в грош не ставит. А Ромка раздолбайской походкой всё удалялся. Его не заботили ни переживания отца, ни его мотивы. А ведь до пункта «Неоспоримые условия» они даже не дошли. Да что там они к нему даже не приблизились. Сыну было плевать на все условия. Ему было плевать на собственное будущее. Да и на настоящее, пожалуй, тоже. Стоило принимать кардинальные меры. Нужно было срочно брать ситуацию под свой контроль и Новак, наконец, решился. Он догнал сына, дёрнул того за руку на себя и выдал фразу, которая, казалось, давно лежала на поверхности и почему-то виделась единственно верной, единственно правильной:
Убирайся из моего дома, зашипел, заколотился в напряжении отец.
Рома отчего-то воспринял подобное заявление как очередное проявление эмоций. Он лениво взмахнул рукой и как всегда безразлично усмехнулся.
Убирайся из моего дома! прозвучало из уст отца непривычно твёрдо, категорично, упрямо.
Рома вдруг остановился и присмотрелся к родителю внимательнее.
Ты меня выгоняешь? наконец, осознал он смысл происходящего и удивлённо моргнул.
Отец с довольным видом потёр влажные ладони.
Ты считаешь, будто что-то из себя представляешь? Отлично! Вот и посмотрим, что именно! победно провозгласил тот и вскинул сальный подбородок.
Рома взглянул на отца со смесью жалости и презрения.
Тебе надо, ты и уходи, фыркнул он.
Борис Львович беспомощно оглянулся по сторонам,
Ты ты что себе позволяешь?! Ты как посмел, щенок, сопляк, ты
Мать оставила дом мне, уверенно, твёрдо и не в меру упрямо заявил Рома, заставляя отца жалко захрипеть. Дом, счёт в банке, и долю в твоей конторе. Кстати, мне стоит задуматься над тем, почему ты об этом умолчал? уличил он отца, а тот, едва опомнившись, раскраснелся, напыжился.
Да ты вконец обнаглел! Ты что о себе возомнил?!
Завтра мне исполняется двадцать один, и с этого дня я вступаю в права наследования. Надеюсь, ты не всё успел прос*ать со своей подружкой? оскалился Ромка и враз показался отцу чужим и незнакомым.
Ты что несёшь?..
Мужчина отступился, а Рома победно шагнул на него.
А, знаешь, я тут подумал Кажется, я уже достаточно взрослый, чтобы жить один. Так что собирай свои вещи и да выметайся! Рома гневно сверкнул глазами. Выметайся из моего!.. дома.
Ты это мне говоришь? Своему отцу? ошарашенно пробормотал Борис Львович, как вдруг стиснул зубы и уличающе прищурился. Ты мне больше не сын! вспыльчиво выдал отец, а Рома безвольно передёрнул плечами.
Как скажешь.
Новак схватился за сердце. Рома вскинул брови.
Что?.. Помочь с вещами? догадался он и премерзко облизнулся.
Лишь на подходе к дому, на последней ступени высокого крыльца Рома услышал странное бормотание.
Да, да наверно, ты прав. Однажды всё должно было закончиться именно так будто вслух рассуждал отец.
Рома обернулся и заметил, как тот, по-старчески опустившись на плитку крыльца, бессмысленно смотрит в пространство. Рома спустился на несколько ступеней и издали обратился к отцу.
Ты сейчас о чём? Ты это мне говоришь?
От осинки не родятся апельсинки. Так ещё моя бабка говорила, хотя кто знает, где она видала эти апельсинки Слышишь, Ром?.. Откуда она знала про эти самые апельсинки? Ведь жила в такой глухой деревне, что не приведи господь! раскованно рассмеялся отец и даже утёр слёзы. Вот и ты Весь в своего ублюдочного папашу! с омерзением процедил Борис Львович и вскинул на сына совершенно осознанный, но до неприятного колючий взгляд.
Рома нахмурился и склонил голову набок. Едва ли из интереса, скорее, в недоумении.
Что ты там ещё придумал? всё же вовлёкся он в произнесённый бред, а отец уставился на Ромку с превесёлой улыбкой.
А что слышал! развёл он руками и шутовски поклонился. Знать не знаю, от кого понесла твоя мать.
Врёшь! сверкнули яростью глаза Ромки. Не за себя было обидно за маму.
Рома как раз намеревался приблизиться к отцу и хорошенечко того встряхнуть, как Борис Львович и сам поднялся со ступеней, принял невозмутимый вид и с полным осознанием ситуации кивнул:
Вру! И с твоим нерадивым папашей я всё же знаком. Тут же можно смело добавить, что это знакомство не принесло мне ни удовольствия, ни пользы. Вы, кстати, чем-то с ним похожи. И я сейчас говорю не столько о внешности, сколько о мерзком въедливом характере и о язвительном нраве. И, знаешь, что, сынок на этом отец победно вскинул подбородок. Завтра ты вступишь в права наследования. Ты получишь свои деньги, этот дом и даже акции моей компании. Но когда спустишь всё на глупые закидоны, на амбиции и продажных тёлок, ко мне за помощью не обращайся, не-е-ет. С сегодняшнего дня сына у меня нет!
Быть, ты в своём уме? примирительно пробурчал Ромка, но по взгляду отца понял, что шутки кончились.
Всё, всё закачал тот головой, отрицая не только родство, но и, казалось, все совместные воспоминания. А с этой мразью, с твоим папашей, я тебя как-нибудь обязательно познакомлю. Уверен: вам будет, о чём поговорить. Брызнуть, так сказать, друг на друга ядом.
На этом отец рассмеялся и, весомо размахивая руками, поплёлся к своему авто. А Ромка завис с открытым ртом и со стремительно нарастающим чувством потери. Пока ещё в груди теплилось отрицание. Но это отрицание готово было вот-вот развеяться в прах.
Глава 1
***
Никого не бойся, бить нужно смело, смелась она.
Нож подлетал и как заговорённый падал в тонкую женскую ладошку.
Но я не хочу бить!
Тогда будь готова к тому, что ударят тебя, беззаботно смеялась она и вкладывала лезвие в детскую ручку. Ну давай же, у тебя получится, раздавался над головой ласковый призыв и мягкие ладони, точно нежнейшее покрывало, опускались на волосы и разглаживали их.
***
Парень затолкнул Миру в дряхлый, будто рассыпающийся на ходу автобус, и зачем-то хлопнул рукой по его пыльному боку. Она видела, как на грязно-сером налёте остался отпечаток широкой ладони. На него, собственно, и смотрела, с любопытством выглядывая из-за скрипучей, покосившейся двери. Милая тётенька взяла её за ладошку и отвела от двери подальше. Мира озадаченно посмотрела на женщину в тёмном платке и растерянно моргнула: отчего-то в этом автобусе она оказалась одна. А где же её мама?.. Она собиралась было рвануть из автобуса обратно, однако тот с жутким лязгом захлопнул дверцу, да и тётенька держала очень крепко. Держала и улыбалась, но Мира не хотела улыбаться ей в ответ. Вместо этого она бросилась в хвост автобуса и, чувствуя какую-то нелепую растерянность и всё нарастающую обиду, внимательно смотрела за тем, как позади остаётся заброшенный остановочный пункт, облачко пыли на сухой, пустынной дороге и тёмный, практически чёрный дым из выхлопной трубы. Клубы этого дыма заполонили пространство, препятствуя обзору, и Мира встала на цыпочки, желая рассмотреть хоть что-нибудь. Именно в этот момент и увидела её. Женщину, лицо которой отчего-то было не разглядеть, но Мира знала, чувствовала, что это она мама. Тоненькая, невысокая, удивительно хрупкая, она бежала за автобусом со всех ног и что-то кричала ему вслед.
Автобус набирал скорость, а мама всё бежала и бежала. Мира испуганно вскрикнула и вздумала заплакать, но не стала в голове отчётливым шёпотом слышался голос: «Не плачь, Мира, не плачь. Тише». Ей нельзя было плакать. Мира не помнила, почему, но в панике закрыла рот обеими ладошками, ведь кричать тоже было нельзя. Слёзы потекли против воли. Они были горячими и делали картинку перед глазами нечёткой, размытой. Стиснув зубы, Мира упёрлась в грязное стекло автобуса ладошками и прильнула к нему, пытаясь разглядеть больше. Только сейчас она заметила, что мама хромает на одну ногу и держится за бок. А на боку расплывалось некрасивое пятно. Почему-то Мире оно показалось именно некрасивым. А вот некогда светлую кофточку на маме она помнила. Это была праздничная блузка. Белоснежная, с шёлковой вышивкой на воротничке. У Миры была такая же, только меньше размером. Она должна была надеть её на свой четвёртый день рождения. На такой блузке не может быть пятен! Пятна для девочки это непозволительно!
Мира гипнотизировала взглядом пятно, как вдруг всё же не сдержалась и вскрикнула: следом за мамой бежал тот самый парень, что втолкнул её в автобус. Ну, конечно! Они должны были ехать все вместе! Мира застучала ладошками по стеклу, а женщина в чёрном платке перехватила её за руку, сказала что-то на непонятном языке и попыталась отвести в сторону. Попыталась А Мира изловчилась и впилась в её ладонь зубами. Никто не смеет разлучать её с мамой, никто! Женщина схватилась за раненую руку, бросила в сторону девочки незнакомое ругательство, чуть отошла, но продолжала держаться рядом.
Вот только автобус не останавливался. Он неловко «ковылял» по ухабистой дороге и чинно раскачивался, скрипя всевозможными деталями. Мама сзади бежала очень быстро. Она что-то кричала. Наверно, напоминала о том, что плакать нельзя и Мира держалась. Она держалась изо всех сил, хотя становилось всё страшнее, всё беспокойнее. А потом парень, который толкнул Миру в автобус, поравнялся с мамой. Он схватил её за плечо, дёрнул на себя и вдруг ударил. Ударил прямо в лицо и навалился всем весом, сталкивая с дороги в каменистый кювет. Сцепившись, точно в схватке, они покатились туда вместе. Мира вскрикнула снова и теперь заревела в голос. Она испугалась. Она бросилась к двери, требуя, чтобы её выпустили. Немедленно. Сейчас. Ненавистная женщина схватила её, обездвиживая, и прижала к себе всем крохотным тельцем. Мира кричала, изворачивалась, брыкалась, но всё казалось бесполезным. И тогда она затаилась. Женщина что-то приговаривала. Тихо, жалобно, будто молитву. Мира отдышалась, незнакомка в успокаивающем жесте погладила её по голове. И вот тогда Мира рванула. Быстро, резко, изо всех сил. Рванула и снова прильнула к мутному стеклу автобуса. Она видела, как мама выбралась из кювета, как она побежала. Снова. Но была уже очень далеко. Она не успеет. Слёзы из солёных стали горькими и невозможно горячими. Так, что жгло щёки. А следом за мамой из кювета вылез и парень. В этот раз её, обессиленную, он нагнал куда быстрее. И снова ударил. Мама больше не встала.
Мира проснулась от собственного крика. Она дёрнулась всем телом, подскакивая, она сжала кулаки до судороги в пальцах. А ещё она, действительно, плакала. Слёзы раздражали глаза, и от них захотелось избавиться. С какой-то отчаянной злостью Мира принялась тереть глаза руками, пока не раздалось обеспокоенное:
Мирка, что?! вскрикнул вошедший Ванька и подбежал к ней. Опять этот твой сон? он участливо склонил голову и прижался щекой к её коленям. Почему ты никогда не рассказываешь, что тебе снится?
Потому что я не помню, соврала Мира.
Она всегда врала, не желая делиться чем-то чем-то, безусловно, важным, но совершенно непонятным. Не сказала правды и сейчас. Погладила Ваньку по лохматой голове и старательно выдохнула: «Это был просто сон». Ваня никогда не спорил. Нет и нет. В конце концов, здесь, в этом месте, у каждого были свои секреты.
Зырь, что поднял! забывая о недавних слезах и позволяя забыться самой Мире, сверкнул Ванька азартным взглядом и достал из кармана потёртой джинсовки золотые часы.
Он ловко перебрасывал их из одной ладошки в другую и опасливо прижал к груди, поймав на себе взгляд Миры.
Ты где это взял?! зло зашипела она, осматриваясь по сторонам, но в подвале, кроме них, никого не было.
Где взял, там больше нету! обиженно засопел Ванька и не позволил Мире рассмотреть занимательную вещицу ближе, зажал дорогой браслет часов в кулак и, только дразня, помахал перед её лицом циферблатом.
Впрочем, и этого хватило, чтобы осознать, что вещица не из простых. Известный швейцарский бренд, броский логотип. Мира беспомощно простонала и пригладила ладонями волосы.
Выброси, немедленно! процедила она в приказном тоне, но Ванька оттого только больше насупился, сверкнул волчьим взглядом и упрямо поджал губы.
Вот ещё! Скоро зима. Ты это не хуже меня знаешь. А у тебя, вон из обуви, только дырявые кеды.
Мира тут же подобрала ноги, стыдливо пряча от пронырливого взгляда потрёпанную обувь.
Лысый за такой браслетик раскошелится, вот увидишь, мечтательно потянул он, делая внушение взглядом. Честно, конечно, не рассчитает, но ещё поторгуемся, ты меня знаешь.
Ванька задорно подмигнул, а Мира в каком-то нехорошем предчувствии прикрыла глаза.
Ты где их взял, я тебя спрашиваю? настойчиво цедила она, и Ванька вздохнул, мученически скривился.
Ну, шёл там один мальчишка раздосадовано сплюнул. Да в хлам просто! принялся оправдываться он. А рядом никого! Я подошёл, попросил прикурить. Этот уставился на меня, а два слова связать не может. Принялся хлопать себя по карманам, тут-то я часики и присмотрел.
Мира в отчаянии простонала.
Да ты не бойся. Никто меня не срисовал!
Ванька деловито скрестил руки на груди, но тут же совершенно по-детски прильнул к Мире в попытке получить порцию нежности. Она осторожно провела ладонью по непослушным, торчащим во все стороны волосам и уступчиво вздохнула.