Спасибо, миленькая, за заботу.
Проводница кивнула и ушла к себе.
Помолчали.
Быстренько я с тобой проехала, сказала игуменья, так и жизнь пролетает: начало и конец, а середины как будто и не было. С каждым годом всё быстрей и быстрей.
Да, как говорила моя бабушка Шура: «Заснула девочкой проснулась бабушкой». Раньше я ее не понимала, а сейчас начинаю понимать.
Ничего, деточка, всё наше и прошлое, и настоящее, а о будущем одному Господу Богу известно.
Матушка Анна, а вы не обращали внимание, что, когда переезжаешь с одного места на другое, жизнь как бы увеличивается. Новые пространства как бы растягивают время. Как думаете?
Пожалуй, это так, но я не задумывалась, отвечала игуменья, о многом мы не задумываемся. Я это только в монастыре поняла, в своей новой жизни.
А вы во сколько лет ушли в монастырь?
В сорок четыре.
Ой, и мне сейчас сорок четыре, испуганно сказала Ирина.
Ну и что? Это раньше испокон веков говорили: сорок лет бабий век. А сейчас так не говорят. По нынешним временам это еще молодость и даже не вторая, а первая. Да ты и не монастырская, ты мирская, и свет у тебя в душе, вот что главное. Живи смело и радостно так я тебе желаю. Захочешь навестить приезжай, монастырь тут все знают. Давай, ты ещё номер скажи. Я в свой телефон потыкаю, и у тебя мой зазвонит.
Ирина диктовала цифру за цифрой, игуменья нажимала кнопки своего телефона толстым указательным пальцем, нажала позвонить, но звонка не последовало.
Не звонит, удивилась игуменья, я правильно набрала посмотри?
Правильно, посмотрела Ирина, но здесь так бывает. Провалы связи на дороге. Давайте я вам позвоню.
Игуменья назвала свой номер. Ирина позвонила, но тоже безуспешно. А поезд тем временем сбавил ход, замелькали в окне размытые огни станции.
Давайте, матушка, я помогу вам сойти, появилась в отсеке проводница.
С Богом, деточка, перекрестила Ирину игуменья, живи смело, но молчком. Ты меня поняла?
Да, едва слышно проговорила Ирина и благодарно прикоснулась виском к плечу монахини.
Вагон резко бросило в сторону, матушка Анна покачнулась всем своим грузным телом, но Ирина успела удержать ее, крепко обхватив обеими руками.
Тут же на помощь подоспела и молоденькая проводница.
Как тормозят безобразие! горячо возмутилась проводница. Спят, спят, а потом бац по тормозам!
Проводница повела игуменью под руку, а Ирина пошла следом за ними.
В тамбуре было холодно, и колеса под полом лязгали громко, с шипением поезд подошел к перрону и, наконец, остановился. Проводница открыла тяжелую металлическую дверь, опустила металлическую ступеньку резко пахнуло в лицо почти ледяной ноябрьской свежестью. Проводница помогла игуменье сойти на землю и весело сказала:
Счастливого вам всего-всего, матушка!
А тебя саму как зовут? спросила ее игуменья.
Ирой.
Вот между двумя Иринами я и загадаю на счастье, благодарно кивнув проводнице и также вышедшей на перрон своей попутчице Ирине, сказала игуменья: Я помолюсь за вас, девочки Ирины! Помолюсь! Господь услышит! Она, кажется, хотела еще что-то сказать, но тут же налетели, как грачи, все в черном, встречающие ее насельницы, заговорили все разом что-то быстро-быстро, запричитали как будто от радости.
Ирине показалось, что причитали монашки не очень искренне, хотя при этом все и крестились.
«Просто я успела ее полюбить и ревную, подумала Ирина.
Ирина, пойдемте, тронула ее за руку проводница Ирочка, и они вошли в вагон. Проводница подняла ступеньку, закрыла дверь, поезд тронулся, и стали медленно отплывать огни станции с какой-то неоновой рекламой, перрон и удаляющиеся с него куда-то вниз насельницы и игуменья.
Не бойтесь, я вас разбужу, сказала проводница, поспите, вам еще два часа ехать.
Спасибо, поблагодарила пассажирка, прилегла на правый бок, смежила веки и задремала как-то само собой в покачивающемся вагоне, как дремала в покачивающейся детской коляске, и белая искрящаяся полоса света перечеркивала наискосок серую муть.
Ирина дремала, и виделось ей, как розовые облака заходят за Белые Карпаты: таинственное зрелище и довольно красивое. Раньше она никогда и не слышала, что есть на свете такие горы Белые Карпаты. Оказывается, есть. Много, о чем мы не слышим годами, десятилетиями, а однажды и услышим, и увидим воочию. Розовые облака заходят за невысокие зеленые горы и скоро наступит ночь. Спать, спать, спать под стук колес
В желтом сумраке плацкартного вагона кажется, все дремлют.
Иногда она приоткрывает веки и ей чудится, как сквозь желтоватую пластиковую обшивку вагонных стен проступают другие стены старинного темного дерева с бронзовыми поручнями вдоль прохода и канделябрами, в которых горят свечи, пламя их покачивается на стыках рельс и отбрасывает живые тени вокруг тени, движущиеся в каком-то совсем другом времени и другом пространстве Каком?
Кажется, это девятнадцатый век
И, конечно, вагон первого класса.
«Нет-нет это не Анна Каренина»! Ни в коем случае! Хотя духами пахнет, но это, кажется, от меня. Наверное, другие люди не то вспоминают, а мне мерещатся повсюду литературные реминисценции воистину, ученость наехала», усмехнулась Ирина.
Под стук колес и мерное покачивание вагона дрема набирала силу и медленно переходила в сон. И снился Ирине свет, вернее, какие-то отрывочные размышления о нем: «Свет это смысл. Свет почти равен осознанию. Когда что-то проступает из темноты только тогда мы можем воспринять его. Свет это жизнь и рост. И красота. Это блеск и сияние. И цвет. Свет наполняет нас. Луч света высвечивает самое важное. Свет это мир, целый мир».
И вдруг ей показалось, что свет уходит из ее души. Как будто какая-то сосущая воронка образовалась в груди, и из нее со свистом и грохотом вытягивало свет, ее сокровенный свет. С каждым мгновением вытягивало все сильней, сильней, и вот он уже замелькал перед ее глазами, уносясь очень быстро даже сквозь веки она отчетливо видела его летучее мелькание. С леденящим кровь ужасом Ирина открыла глаза это пролетел мимо встречный поезд, с грохотом и мельканием света и тьмы.
Господи, спаси и сохрани! перекрестилась она, думая как-то сразу и о свете в своей душе, и об игуменье, и о юной проводнице. Хорошая девочка эта проводница. Небось, сразу после школы пошла работать. Заботливая, а я даже в лицо ей не взглянула ни разу действительно, все мимоходом, как сказала игуменья. «Мимоходом двусоставное наречие. Обозначает обстоятельство образа действия. Отвечает на вопрос как», почему-то промелькнуло в ее голове. Вся ее жизнь была в словах. Недаром в неполные тридцать лет она стала доктором филологических наук. Вспомнила, как счастлив был ее отец, как он гордился ею! Он и сейчас гордится, ее любимый папа, значит, она не зря старалась преуспеть. Его радость стоила свеч, подумала она и тут же вспомнила, как в недавней лекции рассказывала студентам, откуда пошло выражение «игра стоит свеч» из среды картежников, которые в прежние времена играли в карты при свечах. Свечи стоили недешево и покупались на долгий зимний вечер за общий счет игроков. Если ставки были маленькие, то получалось, что выигрыши не покрывали даже затрат на сгоревшие свечи, то есть «игра не стоила свеч».
Не пьет, не бьет, вдруг услышала она рядом и приоткрыла глаза: на боковой плацкарте сидели за раскладным столиком какие-то новые пассажирки лиц она толком не разглядела.
Чего тебе? Не пьет, не бьет, назидательно говорила та, что постарше, той, что помоложе. Сейчас многие женщины содержат свои семьи. Ну и что? Муравей, например, если ему надо, может тащить груз в три раза тяжелее самого себя.
Голос старшей показался Ирине знакомым, а младшая помалкивала.
Вдруг поезд стал явно притормаживать, и вошедшая в отсек проводница сказала ей:
Ваша станция.
«Вот так всегда, с улыбкой подумала Ирина, только начнется самое интересное, и сразу стоп, приехали!»
«Все счастливые семьи похожи друг на друга» вспомнила она машинально.
В полутемном тамбуре она мимоходом по-свойски пожала проводнице руку и, так и не взглянув ей в лицо, ступила на заснеженный ночной перрон своей станции.
8.IX.2022
Василий КОСТЕРИН. Ужин с палачом
(рассказ)
1870-й год. Франция. Париж. XI округ. По обе стороны rue de la Roquette знамени-тые тюрьмы: Большая и Малая. На площади перед первой в день казни осуждённого стро-ят эшафот и воздвигают на нём знаменитое изобретение острого и насмешливого галль-ского ума гильотину. По окончании публичной казни машину и помост разбирают, увозят. Зрелище для народа и всех желающих иностранцев на этом заканчивается.
I. ОСУЖДЁННЫЙ И СЛУЖИТЕЛЬ
Fiat justicia et ruat cœlum.
Да, конечно, таковы правила. Вероятно, вы о них даже наслышаны, то ли спрашивал, то ли утверждал подчёркнуто вежливый Служитель.
Что-то мерещится. Где-то читал. Но я не обращал внимания. Какой же нормаль-ный человек думает, что его жизнь оборвётся таким манером! он рубанул ребром ладо-ни по спёртому воздуху.
Так вот я вам официально сообщаю: поскольку вам вынесен приговор
Но ведь я не убивал!!!
Теперь это уже не имеет значения. Апелляцию отклонили. Приговор вступил в силу, осталось привести его в исполнение. Пути назад нет. Смиритесь, и вам станет легче. Фемида поставила точку.
Последнюю точку ставит палач!
Хорошо, она лишь поставила подпись, согласился Служитель.
Подпись ставят конкретные люди, а не Фемида. Она же сослепу не раз посылала на смерть невиновных, упорствовал смертник.
Как заместитель коменданта нашей тюрьмы я вам гарантирую, что мы со своей стороны вам во всём поможем, пытался переменить тему Служитель.
Поможете в чём? Оттяпать голову невиновному? Я же тысячу раз, а может, больше говорил и во время следствия, и на суде, что я не убивал их. Меня очень тонко, точнее, совсем грубо подставили, а Sûreté купилась
Ах, оставьте! Вы, вероятно, забыли, где находитесь? Напоминаю: сest la Grande Roquette, la maison de dépôt pour les condamnés . Всё, о чём вы сейчас говорите, не в мо-ей компетенции. И вы думаете совсем не о том. Я предлагаю вам подготовиться к неиз-бежному грядущему, а вы упрямо стоите в минувшем. Оставьте прошлое, прокляните его, простите ему! Только не поддавайтесь. В мозгу есть такой переключатель. Щёлкните им.
В мозгу, может быть и есть, а в душе и в сердце нет, перебил Служителя за-ключённый.
Попробуйте забыть о смерти. Наслаждайтесь, как будто у вас впереди целая вечность. О! Что это я изрёк? Ведь у вас впереди действительно вечность, без всякого «как будто». Если, конечно, вы на самом деле верующий человек. Думаю, что невинов-ный, но по ошибке казнённый, сразу идёт в рай. А сейчас обманите себя. Будьте уверены, ваше тело с готовностью поддастся. Оно будет с наслаждением принимать изысканную пищу! Это ведь не тюремная баланда, простите за жаргон, а ресторанный обед или ужин.
Вы правы, но это правота жестокости, а не любви. Вам легко говорить. Так ли запели бы вы, окажись на моём месте.
Опять вы не о том говорите и мыслите. Возможно, когда-нибудь я и окажусь в камере смертников. Русские щеголяют такой пословицей: от сумы, да от тюрьмы не заре-кайся оn n'est jamais sûr de rien, ou bien dans la vie tout peut arriver .
Понимаю-понимаю: Ne dis pas que tu ne mendieras jamais dans la rue et que tu ne pourras jamais finir en prison .
О, вы знаете русский?
Служитель округлил и чуть выкатил глаза. Приговорённый не ответил на вопрос. Он отвернулся и пробормотал под нос что-то невнятное:
Всё моё возьму с собой.
Служитель не терял нить разговора.
Сейчас речь не обо мне и не о русских, а о вас, о тебе, о-те-бе-э! Пойми и при-ми, Служитель с лёгким, можно сказать, вежливым раздражением ткнул осуждённого в грудь указательным пальцем и, от нервного желания убедить непростого собеседника, незаметно для себя перешёл на «ты».
Если речь обо мне, то я ни о чём другом и думать не могу. В моём мозгу враща-ется сверло одной мысли: я не виновен. В моей душе живёт одна молитва: Господи, я не убивал. Скажите, зачем мне было резать любимую жену и собственных детей? Да ещё та-ким диким способом!
Я не присутствовал на суде, а с этим вопросом вы опоздали. И он не ко мне, я лишь исполнитель. Моё дело тюрьма, а не суд. Вы же прошли через следствие и при-сяжных. Там надо было сопротивляться, что-то доказывать.
Я криком кричал! Но это же разговор глухого с немым.
И всё же, если вы перестанете цепляться за прошлое
Какое прошлое? Вы хотите сказать, что у меня есть будущее?
Не придирайтесь к словам. Конечно, сейчас наступает самый важный момент в вашей жизни. Chacun porte sa croix en ce monde . Я не претендую на роль священника, но меня так воспитывали, что часы, минуты, даже секунды перед смертью имеют огром-ное значение. Господь милостиво принимает покаяние самого закоренелого преступника, даже если оно сделано за миг до перехода в вечность. Вспомните благоразумного разбой-ника на кресте
И всё же вы немного священник, проповедник, prédicateur, pour ainsi dire .
Нет-нет! Дело в другом: вы даже представить себе не можете, сколько пригово-рённых и сколько смертей видел я в своей жизни. Невольно, конечно. Такая уж у меня служба. Не дай вам Бог! Ныне мы можем подарить вам несколько часов жизни, последних прекрасных насыщенных часов и минут, которые вы будете с удовольствием растягивать, как мягкие тонкие пружины, как податливую резину. Вы будете наслаждаться. Вас будут ублажать самыми изысканными блюдами. По вашему желанию их доставят с других континентов: хотите из Канады или из Новой Зеландии. Или может быть, с русского Сахалина ou bien de la péninsule du Kamtchatka Что-то у меня сегодня всё Россия вертится на языке. Последнее желание приговорённого к смерти для нас закон! Понимаете? Высший закон, и мы с удовольствием его исполним. Вы можете заказать обед из лучшего парижского ресторана. У нас с ними договор. Это вам не бычок на прощанье выкурить.
Да не могу я назвать своё последнее желание! И не хочу!
Почему? Подумайте, извольте объяснить сами себе, почему?
Оставьте эту приторную вежливость! Тошнит. И что тут объяснять? Не хочу, потому что оно последнее
Простите, но обычно смертник, извините за напоминание, с восторгом, радо-стью, надеждой называет свои пожелания.
Какие, например?
Ну, скажем, подымить дорогущей сигарой
Я не курю.
Поднять бокал вина многолетней выдержки или заказать целый ужин, изыскан-ные блюда
Ох-ох-ох! Вот тут возле изголовья вы пристроили для меня les Saintes Écritures . А в Библии говорится, если помните: «Не заботьтесь о том, что вам есть и что пить». Во всей жизни не надо заботиться. А Вы мне предлагаете в конце жизни, перед самой смер-тью позаботиться о чревоугодии. Набью брюхо как следует, точнее, как не следует, и с тяжёлым желудком и подташниванием под лезвие, под нож. Вот уж удовольствие-то! Вот уж последнее желание-то! осуждённый не скрывал язвительной иронии.
Но я же сказал, что выполним любое ваше желание! Можете заказать что-нибудь лёгкое: устриц, салат из королевских креветок с базиликом, салат из горячего козьего сы-ра в хрустящем тесте и ветчины-гриль. Или terrine de foie gras de canard mi-cuit
Вы меня с ума сведёте. Полупрожаренная печёнка утки? В моём желудке? Про-стите за невольную рифму. И как вы себе это представляете: я, с полным желудком ути-ной печени, засовываю злополучную голову в гильотину Кстати, голову-то вы потом приклеиваете как-нибудь? Для похорон-то? Всё же на Страшный суд я хотел бы с голо-вой, а не только с телом. А до меня дошёл слух, что вы голову пристроите у меня между ног. Просто ужас какой-то!