Слушшшсь, в-в-ше с-с-тво. Только, изволите ли видеть, почти все наши на Жонкьере! Шами же прикаж-жали, вашш-ство!
Ты чего на меня шипишь как удав, Иван Сергеич? Знаю, помню про Жонкьер! Спохватились, мерзавцы! Раньше бы усердие показывали, когда Лозовский дурака с тоннелем валял! Найти всех, позвать!
С-сл-ш
Опять?!
Так что в видах отсутствия жу-жубов, ваш-ш-ш
Молчи, аспид! Иди и молча исполняй! И вот еще что, Иван Сергеич: как организуешь, съезди-ка сам, голубчик, на казенной коляске к портному! Как его там право, не помню Соломон, Мордехай, Иаков В общем, который мне в последний раз мундир строил. Уразумел, Иван Сергеич?
С-с-сл-ш
Не шипи, вижу, что уразумел. Так вот: и с тем Мордехаем поезжай на Жонкьер, и, пока я тут нашим «хвоста накручиваю», пускай он быстренько сымет мерку с Ландсберга этого. Скажешь: я велел! Статскую пару к вечеру этот Иаков чтоб построил! Скажешь, с меня потом и получит за заказ, прохвост иудейский. То есть, с канцелярии, поправился князь.
С-сш-л То исть, того Ландсберга на накрутку к вашш-ст-ш то исть, не звать?
Умный ты, Иван Сергеич! устало покивал Шаховской. Умный и догадливый Аж чрезмерно, иной раз! П-шшел, аспид!
Дверь за делопроизводителем захлопнулась, дрогнули тяжелые портьеры.
* * *
В тоннеле еще вовсю шли работы, но князь Шаховской, держа слово, подписал распоряжение, коим официально назначил ссыльнокаторжного Ландсберга на должность архитектора-инженера в Дуйском округе. Всем чинам тюремного администрации было еще раз приказано: Ландсберга, боже упаси, не трогать!
Явившись принимать дела по инженерно-строительной части округа, Карл убедился, что «пожалованная» князем должность ни в коей мере не является синекурой и выражением начальственной благодарности за оказанные услуги. Строительные дела на Сахалине находились в состоянии крайнего запустения, а их ведение, хоть и весьма педантичное, скорее, было заслугой многочисленных писарей и всей бюрократической машины.
Прежний исполняющий инженерную должность чиновник Чепланов, к тому же, исполняющий ее крайне невежественно и без знания предмета ведения чувствовал себя оскорбленным тем, что не только вынужден сдавать дела каторжнику, но и, в конечном итоге, в дальнейшем работать под его патронажем! Он без конца нервно вертел головой в тесном воротничке мундира, к месту и не к месту отрывисто вопрошал: «Что-с?» и делал глубокомысленные замечания типа «Не думаю, что сей вопрос является предметом вашей компетенции, любезный!», или «С этим без вас разберутся, милейший!»
Под стать Чепланову вели себя с «каторжным инженеришкой» и многочисленные мастера и десятники, собравшиеся в конторе. Они не давали себе труда проявить к Карлу чуточку уважения как к специалисту, громко обменивались едкими замечаниями в его адрес, без конца курили отвратительные папиросы, нарочно стараясь пускать дым в его сторону.
Над объемистой грудой снесенных со всей окружной канцелярии бумаг, имевших к строительству прямое и косвенное отношение, пришлось призадуматься. Вместе с должностью окружного инженера-архитектора на Ландсберга свалились обязанности мастера, прораба, чертежника и счетовода, а также множество прочих. Тут был и многострадальный причал в Дуэ, регулярно сносимый каждым штормом, и прокладка дорог на север и на юг от каторжанской столицы, проектирование телеграфных линий и ремонт и строительство многочисленных здания в Дуэ и на Александровской ферме, сооружение новых тюрем в Тымовском
К тому же, в архитектурной службе округа, к немалому удивлению Ландсберга, не оказалось не только чертежников, но и соответствующих вакансий. Подвинутый с места «архитектор» так и не смог вразумительно объяснить каким образом сия служба раньше обходилась без столь необходимых специалистов. Зато сразу отрезал: штатами на сей счет округ не располагает а посему, любезнейший, обойдетесь без чертежников. А коли не можете, так и занимайтесь этим сами
Пришлось опять идти на поклон к князю.
Визит к полковнику Шаховскому оказался весьма своевременным: тот как раз собирался посылать за Ландсбергом, чтобы тот проиллюстрировал подробнейший доклад в столицу об открытии тоннеля имени самодержца Александра III наглядными чертежами.
В вашей канцелярии нет чертежников? Ну, это вы сами, голубчик, поищите вам с ними работать. Штатным расписанием, говорите, не предусмотрены? Ну, это мы поправим! Какое число чертежников вы полагаете достаточным, господин Ландсберг? Два-три человека на первое время? Ну и прекрасно, я распоряжусь. А уж людей потребных вам знаний сами ищите!
С одним грамотным человеком, сведущим в архитектуре, я познакомился еще во время плавания, ваше сиятельство. Его бы
Из нового сплава? За что осужден? Впрочем, какая разница Составьте прошение на мое имя, укажите его фамилию.
Помолчав, князь решил сразу определить новому инженеру-архитектору круг его обязанностей:
Ландсберг, вы уже получили в окружном управлении должность инженера по строительству. Работы у нас много! Извольте ознакомиться с планами тюремной и гражданской администрации по строительству и благоустройству Дуйского поста. Полагаю, саперы, умеющие взрывать дома и мосты, должны знать и то, как они строятся, не так ли?
Непременно, ваше сиятельство. Я также знаком с инженерными решениями по прокладке каналов, оросительных систем, дорог и мостов, ваше сиятельство
Тем более! В нескольких верстах от поста Дуэ есть сельскохозяйственная ферма Александровская. Туда в ближайшее время будет перенесена наша островная столица, и, соответственно, большинство казенных учреждений. Думаю, что по строительной части у вас будет очень много работы. Полагаю, этот род занятий покажется вам более привлекательным, нежели э
Нежели каторжные рудники, ваше сиятельство.
Да-с. Так вот должность эта ваша. Жалование вам по первому времени положат весьма скромное. Не как вольному чиновнику ну, это вы, надеюсь, понимаете? Потом, с течением времени что-нибудь придумаем. Будете пользоваться полной свободой передвижения в пределах острова, разумеется. Ну и рассчитывайте на мою полную поддержку!
Благодарю, ваше сиятельство. Однако нынче меня более интересует день сегодняшний. Если изволите помнить, вы забрали меня прямо с парохода. И, как говорится, прямо на бал! Не будучи поставлен на довольствие и с полным отсутствием денежных средств, я второй день голодаю, ваше сиятельство
Бог мой, Ландсберг! Что же до сих пор молчали? Это моя вина! Знаете, просто как-то в голову не пришло, Шаховской достал объемистый бумажник, вытащил оттуда несколько мелких ассигнаций. Вот-с, не сочтите за обиду!
Если позволите, я буду считать это одолжением, и непременно верну вам из первого же жалования.
Пустое, не беспокойтесь, Ландсберг! Что-нибудь еще?
Ваше сиятельство, меня также смущают некоторые нюансы моей будущей работы Возможно, я попрошу сейчас у вашей светлости слишком многого, но, поверьте, только в интересах дела! Я тут только второй день, а мне уже бесконечно часто напоминают, что я господам чиновникам и надзирателям не ровня. Все мои вопросы, а паче того самые деликатные пожелания по строительной части встречают у господ чиновников некое брезгливое сопротивление. Все мои рабочие распоряжения и указания воспринимаются едва не в штыки. Приходится повторять по несколько раз и грозить за ослушание моим обращение к вашей светлости. Глядя на это, и каторжные рабочие начинают дерзить и ослушничать, причем на глазах чинов тюремной администрации и при их явном одобрении
Одобрении?! Князь соскочил с места и забегал по кабинету. Ну я им сейчас хвоста-то накручу! Долгонько не забудут, бездельники!
Ретроспектива-1
Еще до прибытия «Нижнего Новгорода» в прибрежные воды Сахалина телеграфисты каторжного острова из постов Корсаковский и Дуйского, разъединенные сотнями верст тайги и глухого бездорожья, не спали вторую уж ночь напролет, обмениваясь длинными депешами, причем отнюдь не служебного характера.
В нестриженный затылок телеграфиста из Дуэ Старковского, склонившегося над стрекочущим аппаратом, шумно дышали водкой и сопели с полдюжины приятелей-чиновников, которых интересовали самые различные подробности. Они поминутно просили оказавшегося нынче в центре внимания связиста уточнить те или иные детали.
Господа, господа, помилуйте! для вида сопротивлялся тот. Как-никак это служебный провод Не приведи господь, начальство прознает, про что мы тут с вами по казенному проводу о пустяках спрашиваем нагорит-с!
Да брось ты, Тимофей Капитоныч! Какое начальство? Ты тут и есть самый главный телеграфный начальник! Орел! Все видишь, все знаешь. Его хлопали по плечам, подливали водки. А ну-ка, спроси у Корсакова вот еще что
Было уже за полночь, когда в комнату, где был установлен телеграфный аппарат, просунулся сторож.
Чего тебе, Ефим? раздраженно отвлекся телеграфист. Недосуг мне, нешто не видишь? Потом
Однако сторож не только не уходил, но и продолжал делать телеграфисту какие-то таинственные знаки, зовя того в коридор. Потеряв наконец терпение, Старковский выскочил за сторожем, прикрыл за собой дверь.
А? Что? Кто, говоришь, спрашивает? Какой татарин? Ты что, Ефим, пьян? В холодной давно не ночевал, прохвост? Щас я тя вместе с татарином твоим туда и определю!
Ефим, не обращая внимание на брань и угрозы, просунулся к самому уху телеграфиста и шепотом назвал фамилию, от которой телеграфист сразу начал трезветь.
От Пазульского, говоришь? Чего ж раньше молчал, дубина? Где татарин-то?
Посланец-татарин ждал на улице. Сдернув картуз, он сдержанно, с достоинством поклонился выскочившему на крыльцо Старковскому:
Извиняй, нашальник! Я не свой воля к твоя милость ношью пришел. Пазульский прислал. Он просить тебя хочет, нашальник, чтобы ты у Корсаковский телеграфный нашальник через твой провод спросил про один шеловек. Отшен просил он, Пазульский
Твоему Пазульскому откажешь! хмыкнул телеграфист. Конечно, запрос сделать можно-с Про кого он знать желает? Про Барина? Это что кличка, поди? А фамилия как у Барина энтова? Не знаешь? Ну вот а как же я узнаю? Клички арестантские, любезный, только в статейных списках прописаны. А статейные списки пока на пароходе, понимать должно Да и то в общих списках-то только фамилии прописаны, кличек там может и не быть.
Про фамилий я не знай, нашальник. И Пазульский не знай он сказал только, что из немцев тот шеловек, клишка евонная Барин. А спросить можно у корсаковский вертухай, он спросит у тех, кого там высадили с парохода. Они точно знают, нашальник. Спроси, сделай милость! А то Пазульский шибко сердитый будет!
Попробую, в сомнении покрутил головой Старковский. Но не обещаю Ты передай это в Корсакове карантинного надзирателя просить надобно, вертухая по-вашенски. Ночь на дворе может, он спит, а, может, и вовсе пьян. Передай постараюсь, а там как получится. Сторожа пришлю, ежели узнаю. Где тебя искать-то?
Как где в кандальный турьма, нашальник! усмехнулся в жидкую бороденку гонец. Пусть майданщика спросит меня там все знай.
Вернувшись в аппаратную контору, Старковский был встречен нетерпеливым гомоном заждавшихся чиновников.
Ты куда пропал, Тимофей? Корсаков застучался уже. Кто там тебя звал-то?
Ты вот что, Тимофей! Еще спроси, а как
Старковский принял поданную стопку, махнул ее без закуски, замахал перед открытым ртом ладонью, отгоняя сивуший дух, зачерпнул щепотью жменю квашеной капусты, прожевал, и только потом заговорил:
Погодите, господа! Тут сам Пазульский гонца прислал, его запрос исполнить требывается
Чиновники на минуту примолкли, поразинули было рты, но быстро опомнились и снова столпились вокруг телеграфиста, засыпали его новыми вопросами:
Надо же сам патриарх! Не врешь, брат?
Надо же Пазульский! А чего ему-то надобно?
Сей минут, господа! Сейчас все расскажу, Старковский склонился над аппаратом, отбивая в Корсаковский пост внеочередную депешу. С Пазульским, с этим живорезом, шутки плохи, сами знаете! Очень он интересуется одним человечком из нового сплава, с «Нижнего Новгорода». Барином каким-то есть ли он на пароходе
И кто ж таков Барин этот?
Висельник, поди, какой-то? Судя по кличке из благородных, должно
Сам ничего не знаю, господа! Бог даст скоро узнаем, ежели мой корсаковский коллега справочки наведет. Ясно одно, господа: Пазульский просто так интересоваться кем попадя не станет.
А откуда он про Барина этого прознал? Пароход-то в Косаковском еще! Дела-а
Сей вопрос не ко мне, господа! Одно скажу в кандальной тюрьме, в нумере Пазульского, самые отпетые сидят, сами знаете. Вот у Акима Иваныча спросите, он у нас старший надзиратель. Аким Иваныч, вот как на духу: говорил мне, что без дозволения Пазульского в камеру к нему сам заходить опасаешься? Было дело? Верно?
Верно, да не совсем, несколько смутился старший надзиратель. Не так немного, Тимофей: в саму кандальную заходить-то захожу, потому как служба! А вот в «партамент» Пазульского, врать не буду, не ходок-с! Не велено-с. Не любит он этого-с Самому чего надо передаст. И мы туда не суемся просто так потому как, честно признаюсь, жизнь дорога. Пазульскому мигнуть только его прихвостни если не задавят, так зарежут, никакой караул не спасет. Да и чего я там забыл, у Пазульского? А про то, что живорезы наши все всегда знают это точно! А вот откуда шут его знает
* * *
Знаменитого Пазульского, этого хилого и немощного уже в 90-е годы XIX века старика, действительно боялась вся каторга.
Настоящих окон во всей Дуйской каторжной тюрьме для испытуемых было два одно в казенном помещении, у входа, второе в четверном номере, где доживал свой долгий век патриарх сахалинской каторги, Пазульский.
В трех больших камерах-номерах тюрьмы половицы при постройке бросили прямо на землю, и со временем тяжелые лиственничные плахи буквально вросли в нее и только угадывались под слоем жидкой вонючей грязи, хлюпавшей под ногами двух сотен тюремных обитателей. В своем нумере Пазульский велел сделать полы по-настоящему, на лагах. Он же распорядился и прорубить в стене настоящее окно, со стеклами и даже занавесками. Тюремная администрация ничего против сего самоуправства не имела: бежать Пазульскому было некуда, да уже и незачем. Да и захоти он покинуть острог вряд ли кто осмелился бы встать на его пути.
В трех остальных номерах для света и вентиляции тюремные строители оставили в бревнах завершающего венца световые колодцы. Ни света, ни тепла сии колодцы не давали, ибо местные обитатели постоянно затыкали их тряпьем. Зимой для сохранения тепла, а в жаркую пору для того, чтобы шум и крики арестантов лишний раз не привлекали внимания караульной команды и надзирателей со смотрителями. Вентиляция здесь и вовсе оставалась понятием чудным, незнакомым и, стало быть, совершенно ненужным.
Визит в тюрьму для испытуемых человека с воли не был для Сахалина чем-то необычным. Не чинилось препятствий для выхода из острога и самим арестантам, а дремавшие у ворот солдаты караульной команды лениво окликали лишь тех, у кого на ногах звякали кандалы. Да и кандальникам, впрочем, было достаточно столь же лениво соврать про распоряжение господина надзирателя, и караульный снова погружался в дрему.