Гордыня мать всякому греху, погибель души и тела.
Вы, Пётр Иванович, какой веры будете? лукаво спросила Фаина Георгиевна.
Пим задумчиво посмотрел на неё, потом на заснеженные клёны за окном, но, видимо, вразумительного ответа нигде не нашёл и буркнул:
Партийной.
Пирогом живота не прикрыть, строго сказал декан. Ну, вот что, Фаина Георгиевна, оформите парню материальную помощь через студенческий профсоюз. Исправим допущенную ошибку.
Он с укоризной посмотрел на зама. Пим недовольно выдохнул, но промолчал. Меня удивило откуда у товарища Михайлова такая угрюмая ненависть ко мне? Ведь ничего еще не сделал плохого, а чувствую в нём врага лютого. Может судьба у меня такая всяким козлам костью поперёк горла встревать? И всё, видимо, оттого, что хочется быть собой, а не таким, каким хотят видеть меня власть имущие. Я поглощал чай с пирогом, изнемогая от почтения к Петру Ивановичу Михайлову, как Александр Македонский после Гавгамел к персидскому царю Дарию.
Перегруженный деньгами (выписали мне тридцать рублей материальной помощи) по самую ватерлинию я не знал, куда себя деть от счастья. Ринуться в гастроном да напиться угостить ребят сколько ж можно на чужие-то пить? Ломонуться в торговый центр за прикидом? Боюсь Иванову не угодить он в таких делах дока. За пугачёвским кладом на Коелгу? Да туда можно и беспартошным. Там есть риск сгинуть зазря а с деньгами в кармане будет обидно. Поехал в Увелку, а в голове уже складывался план. Спасибо декану.
Родителей уломал за два дня. Да, впрочем, и делов-то дома не было для меня. Отец подарил зимнюю куртку, шапку (мелковатую, правда) и валенки (вот это кстати!). Переодевшись и попрощавшись, отправился в гости к дембелям ребятам из Уйского района. Из Южноуральска доехал до Пласта, где заночевал у родственников зятя. Утром на автобус и дальше в Уйск. Оттуда на деревенской колымаге (однако, автобус) добрался к концу дня до села Нижнее Усцелемово. Вместе со мной на остановке сошел кудлатый и весёлый татарин лет тридцати, представившийся Бакиркой.
Знаешь, где Женя Талипов живёт?
Бакирка неглупый, Бакирка всё знает.
Покажешь?
Провожу, однако.
Женька в семье был последним и любимым сыном. Родители его совсем старички маленькие, седенькие, похожие один на другого, как воробушки. Они всполошились, когда Женька, вышедший из дома на собачий лай, сияя, гордо втолкнул меня на свет кухонной лампочки в клубах морозного пара. Женькиных племянников и племянниц, что вечно толклись при бабе с дедом, как веником размело по домам.
Талипов представил меня. Я поздоровался. В печку подбросили дров и принесли из сеней пельмени на широком фанерном листе. Я достал из кармана бутылку, мимикой испросив у Женьки «добра».
В Челябинске учитесь? Это хорошо. А Мавлиджанка в деревне застрял комсоргом работает.
Тоже не плохо.
А и не знал, что старшину второй статьи Талипова зовут Мавлиджаном. А мы всё Женя да Женька.
Сварились пельмени. Мы с другом выпили, старики отказались.
Хозяин говорил осудительно:
Да-а, город. Там зря хлебало-то не разевай не проследишь, так последнее сволокут. Воров-то от простодушных людей, хоть вицей гони так и липнут.
Я не понял о чём он. Женька сказал ему что-то дед печально закряхтел. Тогда сын укоризненно на русском:
Ну, вот что ты знаешь о городе? Прямо беда тебя слушать. Пошли, Толик, покурим.
Курить мы пошли не на крыльцо, а в сельский клуб, где уже началось какое-то кино. До клуба мы ещё взяли водки сели на последний ряд и тихонько побулькивали из горлышка, закусывая пряниками. После сеанса пошли провожать двух девиц, отшив кавалеров. Женька отшивал на своём языке, мой проще кулаком в пятак. Девчонки, молодые учительницы, жили в комнате при школе. Включили музыку, накрыли на стол водка у нас ещё оставалась. Выпили (мы с Женькой). Принялись танцевать и ухаживать как говорят «куряки», женихаться. Я с места в карьер:
Я люблю вас, Зариночка.
Когда же успели? Часа не прошло, как мы познакомились.
За час и успел.
Вот так с первого взгляда.
А что, три года таращиться надо?
Тоже верно, она погладила меня по щеке. Только вы, наверное, не о ЗАГСе, а о постели мечтаете?
Распахнул удивлённые глаза разве одно другому помеха?
Она улыбнулась полными губками:
Вы, наверное, ещё не знаете наши девушки без свадьбы за кромочку не заступают.
Пережитки это.
Ну, может быть. Скажите, как любимой девушке вам меня совсем не жалко?
Ну, жалко, конечно. Только ведь я с серьёзными намерениями.
Врёте вы всё, потому что пьяные.
Выпей и ты.
Мне и так хорошо.
На моё недовольное молчание сказала:
Я ведь не дура, а учительница не только слушаю, но и понимаю, что вам от меня сейчас надо.
Пьяный трёп меня увлёк больше строптивой учительницы.
Ну, ладно, ты меня раскусила, и, коль такая умная, скажи, что мне делать, моряку-пограничнику четвёртый год пропадаю без ласки.
Женитесь.
Жениться мне не хотелось. На следующий танец мы с Женькой поменяли партнёрш.
А ты, дева, рада ли мне? я попробовал говорить с Розкой в другой интонации не просящего, а согласного на любовь, русского парня с татарской девушкой. А что? Я отслужил, учусь в институте есть перспективы и деньги в кармане (на букетик цветов и бутылку шампанского).
Как не рада, тихо ответила выпускница педтехникума.
Тогда, может быть, поговорим о любви?
Она так взглянула в мои глаза словно умыла. Я уже злился чёртова татарва, чего жилят-то? Мне казалось им за радость под русским парнем постонать. Спросил напрямую:
Слушай, почему вы такие? Думал, учительницы, с передовыми взглядами чему же в общаге-то вас учили? Вера стреножит?
Она погладила меня узкой ладошкой по щеке.
Ты не поймёшь. Ты мне люб, а предлагаешь грязь.
Ну, а свадьба отмоет?
Она кивнула. Я молчал, разглядывая скуластое личико. Милое? Может быть. Раскосые светлые глаза, молочно-смуглая кожа, кривыми саблями черные брови, словно углём подведены ресницы.
И ты не боишься, что я могу оказаться хреновеньким мужем?
Она сказала что-то тихо по-татарски, не отводя взгляда, но чуть отстранившись. Я перевёл:
Вытерплю всё и широкую, вольную да?
Попытался коснуться её груди, а она совсем выскользнула из моих объятий.
Когда водку допили, девчонки отправили нас восвояси. Женька оказался слаб к спиртному по дороге колбасил и ехидно хихикал надо мной:
Не дали с-сучки?
Схватился за забор своего дома и долго утробно рыгал. Потом утёрся снегом, похватал его из горсти ртом и предложил:
Пойдём спать.
Пробились в дом, легли спать в Женькиной комнате на одну кровать, и Талипов спросил:
Они что, тебе, правда, понравились?
На перепихон сгодились бы.
А я думал, Женька задумался.
Я долго ждал, потом не вытерпел:
Слушай, говори, если не спишь.
Женька выдал:
Думал, побрезгуешь татаркой.
А что, у неё поперёк?
Талипов после тяжкого раздумья блевал мыслями:
А мне здесь всё осточертело деревня, колхоз, тупые лица. Мечтаю в какой-нибудь город сорваться и жениться на русской.
Почему обязательно на русской? Цыганские девы тоже красивые.
Он не принял юмора, зубами скрипнул:
Хочу, чтоб дети мои были русскими.
И что с того? Мы же на службе не заморачивались Женька ты или Мавлиджан. Или тебя на катере молодой обижал? С чего вдруг зауросил? Комсоргом стал?
Да, Женька сказал зло. Стал и понял, что с моей графой в паспорте о национальности далеко не упрыгаешь.
А куда ты намылился уж не в Политбюро ли?
Почему бы и нет? сказал Женька, повернулся на бок и засопел.
Любо поспорить с целеустремлённым человеком.
Хотя спорить с ним всё равно, что с инвалидом драться: зациклился парень на своей родословной. Как на службе-то было просто салага, потом годок. Ни татар, ни русских, ни таджиков забитых служи парень: всему своё время. А здесь. Мне мать неоднократно говорила кызымку в семью на дух не надо, хватит нам одного. Это она про зятя любимого, отец которого из крещёных башкир. Что же Женьку-то ждёт в этом колхозе? Кресло парторга? Тихая и покорная, как все татарки, жена? Футбольная команда ребятишек? Если не сопьётся. Впрочем, одно другому не помеха. Как в Петровке зовут инородцев? Недомытками? Ну, куряки!
Наутро Мавлиджан спровадил меня на попутке, только чаем угостив с молоком. Сказал, пряча взгляд, что автобуса до вечера не будет. И я покатил в деревню Ларино, к другу Захарке. За окном уазика тянулись заснеженные поля и колки. День начинался ясный, безветренный. Снежная пыль висела над дорогой, солнце сквозь неё пробивалось то блеклым, а то слепящим. Февраль на пороге со своими метелями трактора метили полосами снегозадержания пахотные раздолья.
Т-твою мать! ворчал водитель, когда уазик заносило на поворотах, но скорости не сбавлял. И мои мысли прыгали на кочках, как воробьи по пшену. Хрен с ним, с Женькой! Надумал себе проблему вот ведь заплелась судьба в косу! и пусть страдает. Когда поймёт, что всё это чушь, успокоится и заживёт, как нормальный, обрусевший татарин. Я и не знал, что Мавлиджан Талипов такой честолюбивый малый на границе был парень, как парень. А тут подавай ему Москву. Ишь, Наполеон усцелёмский.
Как Захара увидел, сразу спросил:
Ты для чего, Саня, живёшь?
А он:
Для интересу. Вот интересно мне, что завтра будет.
Только после этого мы обнялись. Захарка, как был, так и остался оптимистом живёт без гордыни, живёт для души, почти что в раю, или при коммунизме, особенно, когда выпьет. Коммунизм это светлое будущее всего человечества, а Саня живёт в светлом настоящем по принципу моё всё равно будет моим, и о будущем не заморачивается. Весел, ежели пьян, грустит, когда трезв, но с улыбкою на устах и думами о неизбежной выпивке. И, конечно же, любил баб.
Я, братан, жениться надумал вечером на смотрины поедем.
Русская?
Русская. А какая разница? Ты учись, Антоха, учись когда на детей время найдёшь, у меня уж внуки в школу пойдут, это он прикололся.
Сначала было всё чин чинаром мы вчетвером (Захар, я и Сашкина старшая сестра с мужем) куда-то поехали на «волге». К кому-то зашли, поставили бутылку на стол, начали разговоры. Напротив нас супруги (родители суженой), она сама и брат (то ли младший, то ли старший я не понял). Бутылку распили, разговоры закончили, сестра Сашкина с мужем сели в машину и поехали, пообещав за нами вернуться. Захар крикнул: «Не надо!». Потом из дома исчезли родители. Брат невесты заявил, что он тоже недавно вернулся, только я не понял откуда со службы или из мест не столь отдалённых? На всякий случай попросил:
Спой нашу, дембельскую.
Он взял гитару и завернул:
Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то
Правда, это было так давно
Помню, брёл один я ночью по аллеям сада
Чтоб шепнуть в раскрытое окно.
Хорошая песня, мне понравилась. Особенно второй куплет
И теперь она мне часто сниться в белом платье
Снится мне, что снова я влюблён
Раскрывает мне она, любя свои объятья
Счастлив я, но это только сон.
Черт! Какая могучая жизненная правда говоря языком классиков марксизма-ленинизма. Действительно, только во сне мог быть теперь счастливым с женщинами ведь наяву узнал о них всю подноготную. Поверьте, друзья, она неприятна. Вон как Сашкина невеста. Впрочем, нет. Стакан за стаканом (вина, за которым валенки стёр брат суженной) и в ней такая бабёночка расчудная открылась вдруг губки вишенками, глазки ласковые, титички под блузкой, как яблочки, перекатываются. Взять бы да заласкать в темноте, чтобы не поняла Сашка это её или нет. Как в анекдоте:
Парни, кто невесту не имел?
Жених:
Я.
Наверное, вместе с хмелем вползал в мою душу Сатана. Впрочём, к чёрту догадки. Я опять ощутил то, что со мной бывало не раз и не два: я начал раздваиваться даже озноб спину лизнул. В какую душу? Нет у меня души старуха в древнем мире высосала всю до последней капельки, сама вселилась в моё естество, ведьма, и теперь сбивает с толку моё добропорядочное начало. Жаль, что не превратила в летучую мышь висел бы вверх ногами под потолком тёплой пещеры и в ус не дул. Чёрт! Зачем напился?
Саня, дай закурить.
А в ответ тишина осталась невеста без жениха: Захарка спал в обнимку с подушкой. И шуряк его будущий вместе с гитарой куда-то пропали. Что делать: ночь на дворе, село незнакомое, друг спит, невеста его пялится мне в лицо что делать-то?
Что делать будем? спрашиваю её.
А что все делают? Хочешь спать ложись.
С Сашкой или с тобой?
Так с обоими он же в моей постели лежит.
Кровать широкая разделись, легли, утолкали одетого Сашку к стене.
Ну, что, красавица, искушай.
Да, больно надо! У тебя бес в трусах, ты и проси.
И я поплёл:
Тёмный вы народ, девчата неправильно к сексу относитесь. Это ведь природная необходимость, ну, как нужда, а вы ей мужиков на аркан ловите.
Ишь, как завернул. Давай, лучше ври говори, что осыплешь золотом, бриллиантов накупишь. Вам, мужикам, врать не привыкать. Может, понравится байка твоя возьму и дам, чего хошь.
А как же Сашка?
Он ничего не потеряет я за него замуж пойду.
И это будет порядочно?
Вон как запел говорил про нужду.
Чувствуя себя свиньёй, сунул руку к ней под ночнушку. Э-эх, гнилушка девка, а жить-то хочется! Господи, прости! Она хоть и пьяная душа моя, а всё-таки тягостно ей и досадно так-то вот, перед другом. Все бабы ляди! Из-за них рвётся на каболку дружба морская. От сомнений и азарта, от стыда и желания меня словно корёжило изнутри. Два было меня один мял и готовил девушку к соитию, другой, рыдая на коленях, просил прощения за прегрешение то ли у Господа, то ли у друга.
«А что я хочу? мучил себя. Живи сегодня, моряки говорят, а завтра умрём во славу Отечества. Так вот оно, сиюминутное счастье лежит обок, с писькой и сиськами. Что ещё надо? Чем недоволен? Почему же сердце истекает кровью?».
Наверное, страшным усилием воли можно сдержаться не трогать девку, и дальше будет спокойная жизнь, чистая совесть, прежняя дружба. Впрочем, какая может быть дружба между будущим инженером (начальником?) и шофёром ты хоть себе-то не ври. И тело жжет недоступное совести, неподвластное разуму, необоримое, непреодолимое желание плотское. И утешение есть ей тоже хочется: вон как изгибается под рукой, паровозом пыхтит. В следующее мгновение и я уже задыхался в нелепых движениях, не ведая, что творю.
Прости, Санёк! Вот и не стало нашей дружбы, скрепленной годами службы я её членом насмерть пронзил. Спишь безмятежно, а меня мучает совесть щемит и плющит. Как дальше жить? Я был так утомлён телесно, истерзан душевно, что проснись сейчас Санька, вцепись в мою глотку умер бы без борьбы. Почему-то после греха смерть не страшна.
Ты спишь? спросила партнёрша по сексу.
Я не ответил.
Ну, спи.
Я сразу проснулся, хотя и не спал:
Боже, какая дикая грязь! Что же нам теперь делать?
Ну, вот заныл, как маленький мальчик. Не падай духом, она сказала. Всё обойдётся.
Слушай, мне лучше втихаря смыться, чтоб Сашке завтра в глаза не смотреть.
Куда, дурачок? Он тогда сразу заподозрит, что было что-то.
Он ревнует тебя?
Да не особо.
Да-а, натворили мы делов.
Она фыркнула горделиво и презрительно:
Давай считать, что не мы, а природа. Впрочем, все вы такие, мужики сначала клятвы, а потом в кусты. Вот ты как свинья себя ведёшь: получил своё и вместо благодарности, ворчишь захрапи ещё.
А что тебе надо?
Поцелуй меня, и подсунулась тёплыми губами.
Мы несколько раз торопливо поцеловались. Блин, всё к одному!
Сашка хороший, она вдруг сказала, когда напьется, не бузит, а быстренько засыпает.
Она опять поцеловала меня.
Прости меня, шлюху портовую. Ты ведь наш с Сашкой друг, и я могу немножечко тебя полюбить, пока он спит. Верно?
Завтра он спросит как ты провела минувшую ночь?
Не-а. Извиняться будет, что напился, говорила она с презрением победителя, глумящегося над побеждённым.